Если бы она не уехала из России, сегодня ее песни звучали бы на радио "Шансон", которое было бы совершенно другим, как, возможно, и таксисты, его слушающие
Спустя 23 года жизни в Нью-Йорке певица и сочинитель Регина Спектор вернулась в Россию, чтобы впервые посетить Санкт-Петербург, где у нее состоялось выступление на фестивале "Стереолето", и дать первый концерт в родной Москве.
Нет, это не было возвращение в том смысле, в котором из эмиграции возвращались диссиденты, Войнович, например, или Аксенов. Регина Спектор — не диссидент, хотя уехала из Москвы вместе с родителями, едва только такая возможность возникла в горбачевскую эпоху. Для родителей это был, конечно, осознанный выбор. А для 9-летней Регины — шок, как для любого ребенка, который уже привык к определенному укладу, и вдруг меняется сама основа его жизни.
Ее интервью для российской прессы в банкетном зале престижного отеля на Тверской обставлено по всем правилам общения с большой западной звездой. Строгий регламент, списки камер, согласованные задолго до съемок. А рядом хлопочет мама, которая выглядит так, будто никогда и не уезжала отсюда. Благо, она уже имела возможность побывать в постсоветской Москве, убедиться в том, что риск прямо с Тверской отправиться в лагерное рабство все же не так велик, как кажется из эмигрантского далека. Отец Регины, который в свое время вывез семью из СССР, до сих пор не испытывает большого желания навестить родину.
— Даже у меня было такое отношение: как это я поеду в Россию и там на меня будут как-то... рявкать, не знаю,— говорит Регина Спектор.— Это сохранилось у многих людей, особенно у тех, кто уезжал в 1970-е. Мы уезжали в 1989 году, было уже полегче, и все равно мужчины чувствовали вот этот груз. Все на мужчине держится, ведь так в русской традиции принято. Ты уезжаешь в неизвестную страну, и надо все уложить в два чемодана, и ехать сначала в Австрию, потом в Италию, неизвестно, сколько будешь в пути. Вместе со мной и моими родителями уезжала еще моя кузина, сестра моей мамы и моя бабушка. Мой отец был один на пятерых женщин. Ему было так тяжело, особенно на всех этих таможнях... У меня есть очень яркое воспоминание. Я с 5 лет собирала иностранные монеты и складывала их в коробочку от ордена Красной Звезды моего деда. На таможне одна женщина сказала, что это валюта. Они все это высыпали и чуть ли не начали переводить все эти деньги в рубли, считать, сколько валюты я вывожу. Для меня, ребенка, это было так страшно.
Регина Спектор, певица и пианистка, дала первые концерты в России спустя 23 года после отъезда. За это время она успела получить хорошее образование, во время поездки в Израиль открыть в себе сочинительский талант, потом в совершенстве освоить метод продвижения музыки, известный как do-it-yourself, получить контракт с мейджор-лейблом Warner, выйти замуж за Джека Дишеля из группы Moldy Peaches и выступить перед четой Обама в Белом доме. На ее счету сейчас шесть альбомов, три из которых она собственноручно разносила по радиостанциям и раздавала посетителям своих концертов в прокуренных барах, а три продаются во всех магазинах и на всех музыкальных сайтах мира. Но до сих пор одно из ее правил: не выходить из дома без собственного CD в кармане или в сумочке.
— Не уверена, что момент, когда можно перестать это делать, уже настал,— говорит девушка, которой восхищается гитарист The Rolling Stones Ронни Вуд и на чьих записях играет гитарист Пола Маккартни Расти Андерсон.— Я отдаю себе отчет в том, что большинство людей мою музыку не знает. У любого, кто занят творчеством, есть желание им делиться. Особенно если встречаешься с хорошим человеком. Но одно дело, когда ты делишься музыкой, потому что этот человек может тебе помочь, другое дело — когда ты хочешь, чтобы тебя лучше понимали и знали.
Корреспондент "Огонька" отчетливо помнит момент, когда Регина Спектор перестала быть андеграундом. Это произошло ровно в момент подписания контракта с Warner на запись альбома Begin To Hope (2006). Все в Нью-Йорке уже знали, что у нее большое будущее, она уже съездила в турне с модной тогда группой The Strokes и записывалась с ее продюсером Гордоном Рафаэлем, но ей все еще можно было написать письмо и позвонить по телефону. Ступив на территорию большого шоу-бизнеса, она вынуждена была ограничить контакты с внешним миром.
— Были времена, когда я отвечала буквально на каждое письмо. У меня было на это время. Я уволилась с работы, сидела без денег дома у родителей и только писала песни, по 40 песен в год. Иногда те, с кем я переписывалась, были хорошими, добрыми людьми, иногда — какими-нибудь странными, и я оказывалась в странной переписке. Настал момент, когда я поняла, что если я буду отвечать на все, читать все статьи, то я вообще никаких песен не напишу. Вот вчера я приехала на саундчек, и меня у дверей зала встречали несколько молодых людей, которые подарили мне диски, цветы, открытки с очень приятными, трогательными словами. Но иногда на то, чтобы давать автографы, просто нет сил. В какой-то день я могу 60 людям подписать диски, сфотографироваться, а иногда, я считаю, лучше не рисковать здоровьем, подписывая альбомы на холоде, потому что завтра ты не сможешь написать новую песню или дать хороший концерт. Это нечестно получается. Лучше я не отвечу на письмо, но напишу песню или просто сварю суп и приглашу друзей в гости. Нужно иметь свою жизнь тоже.
История взаимоотношений Регины Спектор с русскоязычной аудиторией — странная вещь. Несмотря на типично эмигрантские корни, Брайтон-Бич никогда не был ее аудиторией. Она и по-русски-то не писала, только использовала в одной из лучших своих песен Apres Moi строчки Бориса Пастернака, а для последнего диска What We Saw from the Cheap Seats перепела две вещи Булата Окуджавы — "Молитва Франсуа Вийона" и "Старый пиджак", да еще придумала русский текст к своей старой песне Ne Me Quitte Pas. И все это совсем не похоже на то, что, выдержав большую паузу, Регина Спектор наконец-то решила "окучить" русскую публику, на то, что в ее планах — освоение бескрайних просторов исторической родины. "Русское" в ее альбомах — это не буквально слова, а, скорее, крайне трепетное отношение к тексту как к таковому. И проще всего предположить, что идет оно от впитавшихся в детскую память пластинок, которые были еще в ее квартире в Выхине.
— Почему Окуджава? Я долгое время примеряла на себя песни Высоцкого. Но у него такой голос... Очень трудно найти себя в нем. Мне вообще трудно делать кавер-версии. Я их всего несколько штук сделала за всю жизнь. Например, Real Love Джона Леннона. Когда я начала подбирать Окуджаву, у меня получилось.
Успех первых гастролей Регины Спектор в России не выглядел для автора этих строк гарантированным. В России если где-то и можно услышать ее песни, то, вероятно, в кино. Иногда в импортных сериалах.
Но не на радио. Это вообще такой тип песен, для которых, кажется, не придумано радио, хотя ремесло поп-сочинительства покорилось Регине Спектор еще в ее "ранние" годы. Вероятно, ее песни лучше всего смотрелись бы на радио "Шансон", но на таком, где Стас Михайлов звучал бы, как Руфус Уэйнрайт, в мире, где таксисты обсуждали бы с вами не "дорогу покажешь", а сериал "Двойник". Регина Спектор — это нестандартное радио и нестандартный мир. А теперь она еще и взялась за нестандартный мюзикл. Точнее, она работает над ним уже несколько лет вместе с режиссером Тиной Ландау и поэтом Майклом Кори.
— В общих чертах это история спящей красавицы,— рассказывает Регина Спектор.— Мне нравится то, как в этом мюзикле ставится вопрос о красоте: что она значит в нашем мире, что настоящая красота, а что — фальшивая? И еще вопрос пробуждения. Как жить в этой жизни, проснувшись? Работа идет с перерывами четыре года... Мюзиклы пишутся долго. Мюзикл может готовиться 10 лет, а потом закрыться вскоре после премьеры. И нам еще минимум год работы предстоит. Я и режиссер — люди достаточно далекие от этой индустрии. Так что нам труднее, чем другим мюзиклам. В этом деле так же, как на радио и телевидении, люди любят ясные формулы. Любят, чтобы звучало, как что-то другое. Оригинальным вещам всегда труднее пробиться.