Фестиваль / театр
В Авиньоне открылся традиционный, 66-й по счету, театральный фестиваль — главный летний слет европейского театрального мира и крупнейший театральный рынок. Одним из главных событий фестиваля стала "Моя прекрасная леди" в постановке Кристофа Марталера. Из Авиньона — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Иногда они возвращаются. Они — это так называемые "ассоциированные артисты" Авиньонского фестиваля. Институт, специально придуманный директорами феста Венсаном Бодрийе и Ортанс Аршамбо, позволяет руководителям форума привлекать к сотрудничеству крупнейших европейских режиссеров. В этом году таким пригашенным художественным руководителем стал именитый англичанин Саймон Макберни. Но в программе фестиваля, как никогда, много спектаклей тех, кто были ассоциированными артистами в минувшие годы — Томас Остермайер и Жозеф Надж, Ромео Кастеллуччи и Кристоф Марталер. Надо сказать, что программы, создававшиеся при их участии, и были самыми лучшими за последние десять лет, то есть за время правления нынешнего директорского дуэта. Из тех, кто оставил яркий след в новейшей истории фестиваля, не хватает, пожалуй, только бельгийца Яна Фабра, авиньонская программа которого вызвала в свое время страшные скандалы.
Впрочем, с тех, кто просто возвращается, спрос иной, чем с тех, кто берет на себя ответственность за афишу. К героям прошлых лет здесь относятся чаще всего с вниманием и даже пиететом — хотя бы потому, что они уже стали частью истории Авиньонского фестиваля, а к собственной истории фестиваль относится с восторгом и преклонением (и на то есть, бесспорно, веские основания, особенно в нынешнем году, когда отмечается 100-летие со дня рождения основателя форума Жана Вилара). Вот два года назад Кристофу Марталеру, в ранге "ассоциированного артиста" показавшему в Почетном дворе Папского дворца антиклерикальный памфлет Paperlapap, наговорили много обидного. Зато теперь его встречают как героя — и билеты на спектакль "Моя прекрасная леди" мгновенно превратились в один из главных фестивальных дефицитов.
Этот спектакль поставлен режиссером в Базеле, в городе, где когда-то Марталер, музыкант по образованию, начинал свою театральную карьеру. Важно и то, что сделан спектакль в родной для режиссера Швейцарии, где он не работал последние годы — после того как почти десять лет назад был фактически изгнан из Цюриха. Марталер руководил там драматическим театром, но не нашел взаимопонимания ни со зрителями, ни с городскими властями. Так что постановка "Моей прекрасной леди" в Базеле — тоже своеобразный знак "возвращения". Может быть, еще и поэтому спектакль получился веселее и нежнее, чем многие последние сочинения режиссера, в нем меньше следов мизантропии и тотального разочарования, чувствовавшихся в его работах последних лет.
К знаменитому мюзиклу Фредерика Лоу "Моя прекрасная леди", основанному на пьесе Бернарда Шоу "Пигмалион", спектакль Кристофа Марталера имеет весьма косвенное отношение. Зато ко времени создания и расцвета популярности "Моей прекрасной леди" — 60-м и 70-м годам прошлого века — самое непосредственное. Именно тогда иностранные языки стали изучать в лингафонных кабинетах. Вот Марталер и добавил к названию мюзикла слова "Лаборатория языка", а его постоянный соавтор и сценограф Анна Фиброк построила на сцене большой лингафонный кабинет, соединенный с музыкальным салоном.
Любимые герои Марталера, забавные, растерянные и нелепо одетые европейцы-недотепы, превратились в разновозрастных посетителей языковых курсов, прилежно отрабатывающих при помощи кассет, микрофонов и наушников академическое английское произношение. Гротескный урок однако вскоре оказывается сорванным, обычные нормы взаимоотношений между учителем и учениками отринуты, а в учебном классе начинается абсурдное кружение людей и мелодий — под аккомпанемент безучастного ко всему, кроме клавиш своего рояля, пианиста и похожего на приведение из английского готического романа органиста. Поют артисты, как всегда у Марталера, изумительно, хотя часто намеренно меняют тональности и темпы мелодий — не только из "Моей прекрасной леди", тут и Вагнер звучит, и Моцарт, и Массне, и рождественский гимн "Тихая ночь, святая ночь", и разные популярные мелодии недавнего прошлого.
Во всех мужчинах можно разглядеть профессора Хиггинса, во всех женщинах — Элизу Дулиттл. Клоунские гэги, придумывать которые Марталер большой мастер, и почти эстрадные выходы чередуются с растерянными монологами о личных драмах. Музыка в "Моей прекрасной леди" вроде бы должна помочь персонажам объясниться друг с другом, но главный меланхолик европейского театра ставит спектакль как раз о том, что люди никак не могут выразить свои чувства, хотя все время ищут способы сделать это. Юмор и грусть в "Моей прекрасной леди" перемешаны в очень точной пропорции, и от этого безнадежно печальный, в сущности, спектакль смотрится как ностальгическое утешение всем, кого так и не услышали, так и не полюбили.