Фестиваль театр
В Авиньоне открылся традиционный, 66-й по счету театральный фестиваль — главный летний слет европейского театрального мира и крупнейший театральный рынок. Одним из главных событий фестиваля стала "Моя прекрасная леди" из Базеля в постановке Кристофа Марталера. Из Авиньона — РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Иногда они возвращаются. Они — это так называемые ассоциированные артисты Авиньонского фестиваля. Институт, специально придуманный директорами феста Венсаном Бодрийе и Ортанс Аршамбо, позволяет руководителям форума привлекать к сотрудничеству крупнейших европейских режиссеров. В этом году таким приглашенным художественным руководителем стал именитый англичанин Саймон Макберни. Но в программе фестиваля как никогда много спектаклей тех, кто был ассоциированным артистом в минувшие годы,— Томаса Остермайера и Жозефа Наджа, Ромео Кастеллуччи и Кристофа Марталера. Надо сказать, что программы, создававшиеся при их участии, и были самыми лучшими за последние десять лет, то есть за время правления нынешнего директорского дуэта. Из тех, кто оставил яркий след в новейшей истории фестиваля, не хватает, пожалуй, только бельгийца Яна Фабра, авиньонская программа которого вызвала в свое время страшные скандалы.
Впрочем, с тех, кто просто возвращается, спрос иной, чем с тех, кто берет на себя ответственность за афишу. К героям прошлых лет здесь относятся чаще всего с вниманием и даже пиететом — хотя бы потому, что они уже стали частью истории Авиньонского фестиваля, а к собственной истории фестиваль относится с восторгом и преклонением (и на то есть, бесспорно, веские основания, особенно в нынешнем году, когда отмечается 100-летие со дня рождения основателя форума Жана Вилара). Так что даже скандалиста Фабра теперь, скорее всего, приняли бы вполне благосклонно. Вот два года назад Кристофу Марталеру, в ранге ассоциированного артиста показавшему в Почетном дворе Папского дворца антиклерикальный памфлет "Paperlapap", наговорили много обидного. Зато теперь его встречают как героя — и билеты на спектакль Марталера "Моя прекрасная леди" мгновенно превратились в один из главных фестивальных дефицитов.
Этот спектакль поставлен им в Базельском театре, в городе, где когда-то Марталер, музыкант по образованию, начинал свою театральную карьеру. Важно и то, что сделан спектакль в родной для режиссера Швейцарии, где он не работал последние годы, после того как почти десять лет назад был фактически изгнан из Цюриха. Марталер руководил там драматическим театром, но не нашел взаимопонимания ни со зрителями, ни с городскими властями. Так что постановка "Моей прекрасной леди" в Базеле тоже своеобразный знак возвращения. Может быть, еще и поэтому спектакль получился веселее и нежнее, чем многие последние сочинения Марталера, в нем меньше следов мизантропии и тотального разочарования, чувствовавшихся в его работах последних лет.
К знаменитому мюзиклу Фредерика Лоу "Моя прекрасная леди", основанному на пьесе Бернарда Шоу "Пигмалион", спектакль Кристофа Марталера имеет весьма косвенное отношение. Зато ко времени создания и расцвета популярности "Моей прекрасной леди" — 60-м и 70-м годам прошлого века — самое непосредственное. Именно тогда иностранные языки стали изучать в лингафонных кабинетах. Профессор Хиггинс тоже учил цветочницу-простушку Элизу Дулиттл нормам литературного языка. Правда, родного, а не иностранного. Но ведь именно родной им обоим английский и есть главный иностранный язык на свете. Марталер добавил к названию мюзикла слова "Лаборатория языка", а его постоянный соавтор и сценограф Анна Фиброк построила на сцене большой лингафонный кабинет, соединенный с музыкальным салоном.
Любимые герои Марталера — забавные, растерянные и нелепо одетые европейцы-недотепы превратились в разновозрастных посетителей языковых курсов, прилежно отрабатывающих при помощи кассет, микрофонов и наушников академическое английское произношение. Гротескный урок, однако, вскоре оказывается сорванным, обычные нормы взаимоотношений между учителем и учениками отринуты, а в учебном классе начинается абсурдное кружение людей и мелодий под аккомпанемент двух музыкантов — безучастного ко всему, кроме клавиш своего рояля, пианиста и похожего на привидение из английского готического романа органиста. Поют артисты, как всегда у Марталера, изумительно, хотя часто намеренно меняют тональности и темпы мелодий — не только из "Моей прекрасной леди", но и Вагнер звучит, и Моцарт, и Массне, и рождественский гимн "Тихая ночь, святая ночь", и разные популярные мелодии недавнего прошлого.
Во всех мужчинах можно разглядеть профессора Хиггинса, во всех женщинах — Элизу Дулиттл. Клоунские гэги, придумывать которые Марталер большой мастер, и почти эстрадные выходы чередуются с растерянными монологами о личных драмах. Музыка в "Моей прекрасной леди" вроде бы должна помочь персонажам объясниться друг с другом, но главный меланхолик европейского театра ставит спектакль как раз о том, что люди никак не могут выразить свои чувства, хотя все время ищут способы сделать это. Юмор и грусть в "Моей прекрасной леди" перемешаны в очень точной пропорции, и от этого безнадежно печальный, в сущности, спектакль смотрится как ностальгическое утешение всем, кого так и не услышали, так и не полюбили.