Премьера / Театр
В Национальном театре им. Франко сыграли премьеру спектакля "Райское дело", сочиненного режиссером Андреем Приходько по мотивам поэтического цикла "Вертепчик" Ивана Малковича. В шумный вихрь ярмарочного веселья окунулась ИРИНА ЧУЖИНОВА.
Режиссер Андрей Приходько продолжает расширять тесные рамки шаблонных представлений киевской публики о драматическом спектакле. Его последний сценический опус "Райское дело", пожалуй, уместнее всего сравнить с пестрым панно в национальном стиле, сшитым из десятков красочных сценок-лоскутов. Сама же законченная "картина", по замыслу авторов, должна вызывать у публики ассоциации с древним украинским театром кукол — вертепом. Этот переносной двухъярусный ящик с давних пор служит метафорической моделью украинского космоса. На верхнем этаже вертепа по традиции разыгрывался библейский сюжет о рождении Христа и стремящемся погубить младенца свирепом царе Ироде. А внизу пели и плясали развеселые герои разных национальностей, разыгрывая фарсовые интермедии или политически острые анекдоты. Считается, что все в вертепе было неслучайно. Рождественская история рифмовалась с жаждой нации наконец-то обрести независимость, скинув иго врагов-узурпаторов. А от имени комичных героев бесшабашные и ловкие актеры в обход цензуры, отвергая все мыслимые законы самосохранения, отвешивали звонкие пощечины и власти, и церкви, и даже самой смерти, заставляя зрителей хоть на мгновение улыбнуться, подняться над обыденностью, почувствовать себя сильными и великодушными великанами, с высоты созерцающими суету сует. Собственно, вертеп менял ракурс взгляда на жизнь, переиначивал масштабы событий, вписывая сакральную историю в личную судьбу каждого зрителя и приближая обыденность к вечности.
Идею стройного и продуманного в каждой своей мелочи вертепного космоса Андрей Приходько в "Райском деле" обратил в эпический театральный хаос. И дело тут не в отсутствии последовательной и внятной сюжетной линии, которую заменил монтаж аттракционов — фольклорных интермедий и коротких, отрывистых эпизодов. В конце концов, и по ним можно реконструировать рассказ об Иване (Богдан Бенюк), которого заела скучная серая жизнь в современном мегаполисе, и спасение от нее он нашел то ли в красочных снах, то ли в умиленных фантазиях о прошлом — их колорит подсказали сценографу Борису Полищуку западноукраинские иконы и орнаменты. В этом идеальном мире царят непрерывное веселье и безмятежное ликование. В течение спектакля по залу бродит, распевая и пританцовывая, гурьба нарядных героев, в которой выделяются безымянные персонажи непосредственной Ларисы Руснак, мужественного Василия Мазура и комичного Владимира Абазопуло-младшего. Как и полагается в вертепе, возникает здесь и история о вифлеемском чуде, которую артисты разыгрывают в пантомиме, с нарочито кукольной пластикой.
И все же, переводя дух от очередной интермедии или порции стихотворных метафор, иной раз чуть ли не буквально проиллюстрированных режиссером, невольно задаешься вопросом о смысле происходящего. И, в общем, не находишь на него ответа. Этнографическое великолепие костюмов, раздобытых с немалыми трудами во время экспедиции в Карпаты, пригодилось постановщикам лишь для нескольких коротких и беззубых интермедий. Старательно разученные рождественские песни демонстрируют формальные вокальные возможности артистов. Стихи Ивана Малковича, проникновенно декламируемые Богданом Бенюком, во многом теряют свой пафос и горечь: стоит герою вымолвить сакраментальное признание о том, что в Украине ему не хватает именно Украины, как тут же новые песни и пляски заглушают этот крик души. И совсем уж обескураживает исполинских размеров кроваво-красная резиновая кукла-неваляшка, которую артисты выволакивают на сцену, чтобы наглядно продемонстрировать агонию и смерть советской системы, все в том же бездумно ликующем тоне пытаясь утешить себя и зрителей фальшивой, в общем-то, мыслью, что с этой системой окончательно покончено.
Вот и выходит, что, беря за образец сложную вертепную модель, театр, по сути, просто использует ее для оправдания примитивной формы спектакля-концерта, где, конечно, могут мирно соседствовать песни, танцы, декламация и клоунада, но все они в итоге оказываются враждебны сколь-нибудь разумному смыслу. Вместо обещанной философии и социальной критики выходит очередное развлечение, конвейерный экземпляр украинской сувенирной продукции, спрос на которую, разумеется, возрастет зимой, под Рождество. Кажется, на это и рассчитывают авторы.