Рисунок каменным углем

9-я Манифеста в Генке

Биеннале современное искусство

В Генке (Лимбург, Бельгия) проходит 9-я европейская биеннале современного искусства Манифеста. На сей раз только параллельная программа европейской кочующей биеннале рассыпана по разным городкам обоих Лимбургов — фламандского и голландского, а также захватывает валлонский Льеж и немецкий Ахен. Главная же выставка "Глубина современности" размещена в одном месте — на гигантской шахте Waterschei в Генке, сохраненной как памятник промышленного ар-деко и постепенно превращающейся в научно-культурный центр. Другое новшество нынешней Манифесты — главная выставка наполовину историческая. Из Генка — АННА ТОЛСТОВА.

Куратор 9-й Манифесты мексиканец Куатемок Медина, марксист и народник, делал проект "Глубина современности" не для арт-бомонда, сверяющегося по авангардной европейской биеннале с художественными модами следующего сезона, а для Генка. Для унылого промышленного фламандского города, о чьей богатой шахтерской истории свидетельствуют памятник нашедшему здесь уголь геологу Андре Дюмону в центре да поросшие травой терриконы и проржавевшие копры на окраинах. На шахте Waterschei, некогда градообразующем — во всех смыслах — предприятии, давшем жизнь разбитому возле города саду и кормившем все местное население, имеется самодеятельный музей горного дела: скромная производственно-краеведческая экспозиция без особой фантазии и вдохновения. Куатемок Медина превратил его в музей художественный, который говорит об угольной промышленности как двигателе индустриализации, оставившей столь неизгладимый след в природном и культурном ландшафте мира, и прообразе капиталистического производства как такового.

Первый этаж Waterschei, где помещается шахтерский музейчик, наполнен историческими материалами, которые в контексте выставки приобретают эстетическое измерение. Напольная инсталляция из молитвенных ковриков турецких угольщиков, лабиринт из вышитых шахтерскими женами полотенец с пословицами, концептуалистская читальня с полицейскими протоколами, касающимися забастовок,— все это подчас выглядит авангардным искусством в той же степени, что и само творчество шахтеров. Будь то живопись горняков Ashington Group, возникшей в 1934-м на рудниках Ашингтона по инициативе художника Роберта Лайона, который собирался обучать рабочих пониманию искусства через практику. Или скульптурные портреты угольщика Мануэля Дюрана, приехавшего в Бельгию на заработки из Испании и на досуге ваявшего из картофелин и лепившего из крахмала экспрессионистские головы коллег — кажется, будто вангоговские "Едоки картофеля" стали одним целым со своей пищей. А над этим историческим углепромышленным базисом расположились два этажа надстройки в виде художественных экспозиций.

Второй этаж отведен главным образом истории искусства. Тут есть и тематические работы живых классиков вроде угольной дорожки ленд-артиста Ричарда Лонга или монумента-колумбария рабочим копей Гранд-Орну концептуалиста Кристиана Болтански, и реконструкция издевательского "угольного плафона" Марселя Дюшана для легендарной Международной выставки сюрреалистов 1938 года. Отец современного искусства подвесил к потолку парижской Galerie Beaux-Arts якобы набитые углем мешки, которые пугали почтенную публику, заставляя нагибаться, угрожая упасть на голову и обсыпая вечерние туалеты угольной пылью. Дюшанова пещера ведет на отдельную, поистине музейную выставку "Век угля", сделанную сокуратором Медины, англичанкой Даун Эйдс. На "Веке угля", охватывающем период с конца XVIII до первой трети XX века, можно найти не только шахтеров в изображении специализировавшихся на теме труда бельгийцев Константина Менье и Франса Мазереля или шахты в изображении создателей дюссельдорфской школы фотографии супругов Бехер, но и библейские иллюстрации романтика Джона Мартина, у которого образ ада ассоциировался с рудниками, и "карбонизированные" пейзажи сюрреалиста Макса Эрнста. Заканчивается "Век угля" разделом про стахановское движение: журналы "СССР на стройке", александровский "Светлый путь" и плакаты с товарищем Сталиным, напутствующим ударников, из знаменитой лондонской коллекции Дэвида Кинга.

К этому финальному маршу энтузиастов вроде бы напрашивается критический комментарий какого-нибудь современного русского художника, но его нет — на этой европейской биеннале вообще нет никакого русского искусства, кроме сталинского, и это, похоже, диагноз. Не столько современному искусству России, на словах страдающему детской болезнью левизны, но дальше пустой риторики не идущему, сколько стране, не преодолевшей сталинизм. И это при том, что один из партнеров Манифесты — московский фонд "Виктория — искусство быть современным" (V-A-C), который спродюсировал работу южноафриканского художника Кенделла Гирса, ставшую чуть ли не эмблемой биеннале: "Монумент" из шин, поставленных друга на друга наподобие заводской трубы, извергающей пламя, отсылает к угольному прошлому и автомобильному настоящему Генка, где сегодня располагается крупный завод Ford.

Зато об оборотной стороне стахановского энтузиазма с плакатным красноречием говорит словенская группа IRWIN в своей старой работе "Красные районы" (1987): типичный соцреалистический индустриальный пейзаж в золоченой раме с угольными "кабошонами" по краям написан кровью (свиной), водружен на постамент из шахтерских надгробий и упрятан за решетку. Об оборотной стороне индустриализации в целом говорит парижский дуэт Claire Fontaine: весь третий этаж освещает их неоновая надпись "Дворец культуры "Энергетик"", скопированная с ДК в Припяти. Куатемок Медина вообще предпочитает художников, склонных к глобальным обобщениям. Китаец Ни Хайфэн в колоссальной инсталляции "Парапродукция" показывает, как старые производственные отношения адаптируются к условиям глобализации — на высоту двухэтажного атриума вздымается тряпичное цунами из сотен тысяч лоскутов Made in China. Англичанин Бен Кайн в инсталляции "Работа в темноте" — стильной и бессмысленной пространственной структуре, заполненной работающими вхолостую механизмами и бессвязными изречениями,— иронически представляет постфордистскую систему интеллектуального труда и потребления. А мексиканец Карлос Аморалес соорудил огромную "Рисующую углем машину" — которая ежеминутно выплевывает испещренные абстрактными узорами свитки, с успехом заменяя полк художников. И эта "Рисующая машина" служит неплохим критическим комментарием к индустрии современного искусства, чьим двигателем не в последнюю очередь являются всевозможные биеннале.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...