Выставка одной картины Ван Гога в Эрмитаже
В Эрмитаже открылась очередная выставка из серии "Шедевры музеев мира в Эрмитаже". На этот раз петербургской публике представили знаменитую картину Винсента Ван Гога "Портрет почтальона Рулена" из собрания Музея изобразительных искусств в Бостоне.
Выставки серии "Шедевры музеев мира в Эрмитаже" рассчитаны на специального зрителя. Случайным посетителям опознать в произведениях, экспонированных с помпой, но на вид вполне схожих с теми, что в Эрмитаже уже есть, приметы великого искусства не так-то просто. Не то "специальный зритель" — ему хватает одного звука имен Контебля, Ван Эйка, Халса, Матисса, Ла Тура, Веласкеса, Бекмана, Ван Гога, чтобы прочувствовать перед вырванным из всяческого контекста произведением всю силу искусства его создателя. Таких зрителей мало. Большинству, к которому принадлежат и критики, подавай внутренний сюжет — оправдание выставки. То это драматическая история картины ("Благовещение" Ван Эйка), то парадоксальное сочетание (Матисс и Бекман), то отсутствие вещей данного мастера в отечественных собраниях (Жорж де Ла Тур). Хорошо, когда картина действительно является шедевром и сама по себе может считаться важной главой в истории искусства. Хуже, когда имя автора из самого первого ряда, но представляемое его произведение из разряда не столь значительных. В таком случае оправдание должно быть еще более основательным. Именно его и предстоит найти зрителям нынешней выставки одной картины.
"Портрет почтальона Рулена" Ван Гога — очень известная картина. Это тот случай, когда портретируемый волей случая и художника стал знаменитым и его имя вошло в историю. С вангоговскими знакомыми это происходило часто, но и среди них арльский почтальон Жозеф Рулен заметно выделяется — с него художник написал шесть портретов и сделал три рисунка. Чаще Ван Гог писал только самого себя. С Руленами художник познакомился летом 1888 года, через несколько месяцев после приезда в Арль. Живописец был частым гостем в семье почтальона, он переписал всех его домочадцев. Почтальон и его жена навещали художника в больнице, куда Ван Гог попал после припадка и ссоры с Гогеном. В письмах брату Тео Винсент называл Рулена "своим другом".
История дружбы художника и арльского почтальона настойчиво преподносится авторами выставки как важная составная часть ее сюжета. Это странно: Ван Гог не из тех мастеров, к произведениям которых принято применять исключительно фактологическое описание. Скорее наоборот, превосходство формальной стороны над содержательной, живописи над сюжетом, декоративности над психологизмом, как правило, активно поддерживалось исследователями творчества Ван Гога. Но бостонский "Портрет почтальона Рулена" не самый лучший пример для подобных экзерсисов. Даже по сравнению с написанными почти одновременно или несколько позже погрудными портретами Рулена бостонский вариант кажется тяжеловатым. Хотя утяжелен он именно тем, чего и хотел добиться художник,— личностными характеристиками портретируемого ("бородач с грубым лицом Сократа", "заядлый республиканец"). Именно поэтому он очень знаменит и считается одним из самых оригинальных портретов Ван Гога, но именно поэтому поклонникам художника трудно увидеть в нем истинный шедевр.
Но если это не тот Ван Гог, которого мы хотели бы видеть, где же взять сюжет, способный удержать в изменчивой зрительской памяти эту выставку? Любителям околохудожественных скандалов можем предложить ехидную мысль: в отличие от гораздо более любимого во всем мире портрета доктора Гаше, недавно "разоблаченного" в неподлинности, портрет Рулена вне подобных подозрений. И надо спешить его увидеть, ведь в мире с каждым месяцем подлинных "ван гогов" становится все меньше.
Но есть и другой сюжет, который наверняка найдет понимание у значительного числа эрмитажных зрителей. Ван Гог в России больше чем Ван Гог — эта формула вряд ли может быть оспорена, ведь какой наш художник в 1960-1970-е годы не пытался походить на безумного голландского гения, какой интеллигент не вешал его автопортрет на стенку, кто не зачитывал до дыр его знаменитые письма? Жизнь в искусстве для отечественного андеграунда — это во многом жизнь по Ван Гогу. Мы любили всех французов конца XIX века, но поистине всепоглощающей была любовь именно к Ван Гогу. В ней терялся даже Гоген с его слишком томными для сурового советского быта таитянками. Чего уж говорить о буржуазном декораторе Матиссе, парадоксалисте Дега или надменном Мане!
Но что-то изменилось в этом искусственном королевстве. Мы еще не очень умеем любить Бекмана или Беклина, но уже умеем наслаждаться ненадрывной красотой чистой живописи. Нынешняя афиша эрмитажных выставок случайно это подтвердила. Если Ван Гог показался вам зрелищем полезным, но тяжелым, спуститесь на этаж ниже — вас абсолютно утешит Матисс из датских собраний, который не только не оскорбит идеалов вашей молодости, но убедит в праве на существование той упоительной красоты роскоши, в которой мы себе по известным причинам так долго отказывали.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА