Закон о "списке Магнитского" может приобрести мировой масштаб. Политолог, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН Ирина Кобринская обсудила ситуацию с ведущим Андреем Норкиным.
— Согласны ли вы с таким мнением: попытка придать "закону Магнитского" международный характер, на самом деле, не более чем попытка смягчить антироссийский характер этого законопроекта?
— Возможно несколько интерпретаций. Интерпретация первая: все-таки это все носит такой предвыборный характер и свидетельствует о том, что Соединенные Штаты на излете этого президентского срока пытаются продемонстрировать свою приверженность соблюдению прав человека в мире. Нельзя сказать, что этого было как-то очень много. Сейчас, очевидно, этот акцент есть, поэтому мы должны учитывать внутриполитический контекст.
Как на это будет реагировать администрация, трудно сказать, но если это будет расширено, то есть это не будет только Россия, может быть, Бараку Обаме будет легче подписать такой закон, потому что, в общем, говорят о том, что "список Магнитского" в том виде, в котором он есть сейчас, Барак Обама постарается не подписывать, несмотря на то, что он принят Конгрессом и Сенатом.
Если же говорить о том, антироссийский-российский, вы знаете, в этом можно усмотреть какой-то уже унизительный смысл, потому что кроме Китая, в отношении которого действуют определенные ограничения, не санкции, но ограничения, в связи с тем, что там, скажем так, недемократический режим, в этот список входят страны, скажем так, развивающиеся и слаборазвитые. Если Россия оказывается в этом списке, говорить о том, что это нам в позитив – нельзя. Мы оказываемся не в очень симпатичной компании. Но в любом случае, тогда это уже будет не "список Магнитского", а это уже будет что-то другое. Это уже не будет "список Кардина", это будет какой-то новый закон.
— Который использует эту историю как некий повод для такого глобального как бы решения.
— Да. Поэтому, вы знаете, мне кажется, мы пока можем немножечко расслабиться, пока это не подписано, и посмотреть, как пройдет обсуждение, в какую сторону надо повернуть, потому что повернуть он может совершенно в разные стороны.
— А как вы думаете, в том или ином виде такой закон, предусматривающий санкции в отношении российских, я подчеркиваю, именно российских чиновников, какие еще страны могут принять?
— Вы имеете в виду кроме Соединенных Штатов?
— Кроме Соединенных Штатов и Великобритании.
— Вы знаете, как-то я не очень вижу.
— От кого это можно ожидать?
— Я не очень вижу здесь основания ждать таких шагов еще от каких-то стран. Это может быть в случае резкого ухудшения отношений России с какими-то государствами. В этом случае они могут подписаться под этот закон. Самая дикая ситуация, предположим, что-то у нас снова произошло с Эстонией и Латвией. Предположим, но если они начинают подписывать такое, то в этом случае Россия может ответить несоизмеримыми абсолютно контрмерами. Они будут асимметричными, но, учитывая количество российских частных денег, которые там есть, зависимость определенную энергетическую, я думаю, что мало не покажется.
— В любом случае, если это и можно ждать, то, скорее, от таких стран европейских неофитов, если можно так выразиться?
— Вы знаете, я это привела в качестве какого-то такого абсолютно виртуального примера, но, я думаю, что все-таки это останется на уровне декларативного заявления о том, что США остаются приверженными соблюдению прав человека. И дальше то, что называется full stop: будут какие-то ограничения, но я думаю, что они будут технологическими, которые имеют место в отношении Китая, допустим. Они имеют место на самом деле в отношении России. Скрытые. Это неофициально, но определенные опасения есть. Они были, есть и будут до тех пор, пока у нас не изменится кардинально суть отношений, не будет решена проблема противоракетной обороны и так далее. А права человека, хотя Путин и сказал, что действовать по принципу "сам дурак", в общем, это неправильно, но оснований для того, чтобы сказать, что и там все неидеально становится, к сожалению, все больше и больше.