Хронический конструктивизм

Выставка Михаила Карасика в Новом музее

Выставка архитектура

В одной из наиболее активных частных институций, работающих в Петербурге в области современного искусства, Новом музее, открылась выставка "Ленинградский архитектурный конструктивизм: дворцы культуры, фабрики-кухни, бани и др.". Ее автор, Михаил Карасик, известен прежде всего как последовательный создатель и страстный апологет "книги художника". Его нынешняя выставка тоже, по сути, одна большая книга. Но, развешанная по стенам, она, как считает КИРА ДОЛИНИНА, больше похожа на изысканный эстетский ночной кошмар.

В Ленинграде застойных времен конструктивизм не жаловали. В джентльменском наборе обязательных знаний уважающего себя "петербуржца" краеведческие сведения занимали место поистине почетное — где-то сразу после чтения стихов 10 февраля во дворике, на Мойке, 12, нонконформистского театрика в Музее Достоевского, тайного знания о ленинградских адресах Бродского и Хармса и упоительного ахматовского кружения по аллеям того "единственного сада". Но знания эти все концентрировались вокруг имперского периода русской культуры: имена Росси, Трезини, Ринальди, Кваренги и прочих зодчих великого города прочно осели в местном пантеоне; за великокняжеское строительство попал туда даже вялый, но плодовитый Штакеншнейдер — за манерные роскошные доходные дома Лидваль и Сюзор, а вот все, кто пел на потребу советской власти, были осознанно и жестко оттуда изъяты. Никольский, Гегелло, Демков, Щуко, Левинсон, Кричевский, Руднев и многие другие архитектурные гранды вместе со своими конструктивистскими и постконструктивистскими строениями как будто растворились в небытии города, который сам себя хотел видеть только имперской столицей и никак иначе. В опалу попал даже классицист Фомин — простить ему здание Московского райсовета было невозможно. Что тут говорить о Ное Троцком, построившем помимо всего другого большого и советского самое мрачное здание города — Большой дом на Литейном, 4. Имя его было проклято.

Конечно, такой архитектурный антисоветизм не был тотальным. Книги об архитекторах Ленинграда выходили исправно, а настоящими фанатами местного конструктивизма были молодые эстеты, выросшие на Выборгской стороне, Нарвской заставе, вокруг Московских ворот и в прочих заповедниках ранней советской архитектуры. Пока золотая молодежь из коммуналок и отдельных квартир центра города каталогизировала ар-нувошные камины и решетки на своих записанных людьми и кошками лестничных площадках, парни с рабочих окраин учились видеть в своих банях, школах, общагах, дворцах культуры, поликлиниках и иных мерзостных советских учреждениях высокую архитектуру. И чем потаеннее, чем загаженнее, застроеннее, неузнаваемее было здание, тем ценнее казалось знание о нем.

Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ

Одним из таких мальчишек был Михаил Карасик. Он не то чтобы специально коллекционировал конструктивистские дома, но ритм плоскостей этих странных, казавшихся детской игрушкой среди скучно-взрослых сталинских и брежневских монстров сооружений запал ему в душу. Альбом автолитографий Карасика и получившаяся из него выставка, несмотря на сухое перечислительное название, знаточеские подписи и социальный акцент,— по существу, погружение в детские воспоминания.

Все здания здесь хрестоматийны. Дворец культуры Промкооперации, водопроводная башня завода "Красный гвоздильщик", Лиговские бани, фабрики-кухни четырех районов Ленинграда, трикотажная фабрика "Красное знамя"... Упоительные названия сооружений не менее упоительных форм. Однако у Карасика именитые памятники архитектуры приобретают чуть ли не инфернальный вид. Густые плотные красные, синие, оранжевые фоны, отражения, раздвоения, утроения изображений, коллажные абрисы, лихие родченковские ракурсы, безликие толпы коллажированных людей, втекающих и вытекающих рекой в/из ворот и дверей. Состояние тотальной невесомости этой архитектуры, этого времени, этих людей. Не каталог, не знаточество, не история архитектуры — скорее плод ночных блужданий в памяти, которая одна способна очистить эту дивную архитектуру от всего, что с ней сделали время и люди. В этой своей ипостаси она свободна и от чудовищных разрушений и лакун, и от еще более чудовищных напластований, реклам, надстроек, пристроек, ларьков, афиш и табличек. Такой мы ее не знаем, но именно такой хотели бы знать.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...