Жан-Кристоф Майо ответил на вопросы Татьяна Кузнецовой
Почему для проекта wwb@llet.ru вы выбрали именно "Дафниса и Хлою"?
Выбирал Сергей (худрук балета Большого театра Сергей Филин.— Weekend), мы предложили ему несколько балетов на выбор.
Что побудило вас поставить этот балет — музыка Равеля, роман Лонга или то, что Фокин в 1912 году уже ставил его для "Русских сезонов", а ваш Балет Монте-Карло — в некотором роде преемник "дягилевцев", хотя бы территориально?
Я очень люблю эту музыку Равеля, мечтал поставить ее лет двадцать, но боялся. А когда мы в Монте-Карло отмечали столетие "Русских сезонов", появился серьезный повод — и я наконец сделал этот балет.
В отличие от многолюдной постановки Фокина, для которой, собственно, и написал свой балет Равель, у вас действуют всего четыре персонажа.
Я люблю рассказывать истории маленькие. Точнее, рассказывать кратко. Очень четко, очень понятно. А что главное в "Дафнисе и Хлое"? Первая любовь, первый эротический опыт двух очень юных людей. Такое бывает раз в жизни, это ощущение никогда больше не повторится. Как первая кружка пива, первый наркотик... Как передать чувства, которые испытывают подростки, когда они впервые осознают и познают свое тело,— вот что меня интересовало больше всего. А похищения, пираты, драки, которые есть у Лонга и были у Фокина,— это все метафоры страха, который мы испытываем перед тем, как перейти от созерцания к действию.
Вторая пара в вашем спектакле, дающая юнцам первый телесный опыт, по возрасту годится им в отцы-матери. В этих отношениях есть что-то от инцеста.
В спектакле и должно чувствоваться нечто такое. Ведь для детей папа и мама — это первый образец женщины и мужчины. Родители — наша жизненная модель, и я намеренно акцентировал возрастную разницу.
Не сопротивлялась ли музыка Равеля камерному прочтению?
Ну, во-первых, я взял не балетную партитуру, а музыку двух сюит из балета, которые сделал сам Равель. Во-вторых, я не хотел следовать драматургической линии, меня интересовали эмоции. Вот, скажем, в первый раз кто-то трогает твою руку — это же эмоциональная буря! Возникает ощущение, будто одновременно играют 300 скрипок. А это всего лишь маленький жест. Когда я слушаю музыку, то не задаюсь вопросом, что хотел сказать композитор. Я слушаю ее как будущий зритель и представляю себе то, что под эту музыку он увидит. И если на спектакле твое видение не передалось зрителю, значит, весь замысел провалился — и композитора, и хореографа.
Можно ли назвать "Дафниса и Хлою" самым эротичным вашим балетом?
Тут весь фокус в том, что как только персонажи доходят до секса, я их прячу за сценографией. Художник Эрнест Пиньон-Эрнест, с которым я работаю уже 15 лет, фотографировал голых артистов во время репетиции — я их специально раздел, в спектакле-то тела прикрыты костюмами. Используя эти фотографии, Эрнест написал замечательные графические задники: части тел и поз артистов — руки, плечи, ноги. В балете во время эротических сцен не видно, что делают танцовщики, но то, что происходит между ними, можно увидеть на рисунках. Так что в моем спектакле графика откровенная, а артисты — целомудренные. И публика по своему желанию будет переходить от одного к другому.