Премьера балет
Балет "The Open Square" хореографа Итцика Галили закрыл сезон и продолжил линию модернистских постановок Staatsballett Berlin. За тем, как распорядился хореограф contemporary dance сценой и танцовщиками государственного балета, наблюдала в Komische Oper ОЛЬГА ГЕРДТ.
Израильтянин Итцик Галили, известный больше как полпред Нидерландов,— один из самых плодовитых современных хореографов. Число его созданий уже приближается к 80, и понятно, что при таком творческом размахе невозможно ваять одни шедевры. К чему Галили, впрочем, и не стремится: танец, по его представлениям, должен выглядеть не как законченный продукт, а как субстанция, находящаяся в процессе постоянного изменения и обновления. "Я сделал несколько очень хороших работ, несколько отвратительных, а в некоторых просто разминался". Насколько это признание правдиво — сказать трудно, но в том, что самоирония и чувство юмора являются достоинствами хореографа, его новая работа, посвященная барьерам коммуникации, убеждает.
Ломая привычную модель "мы пляшем — вы развлекаетесь", на публику здесь наезжают сразу. Рассаживающихся в зале Komische Oper зрителей разглядывает и фотографирует со сцены один из танцовщиков. Почему, тут же объясняет публике премьер Staatsballett Михаэль Банцхаф. Красивый, набриолиненый, в черном строгом костюме, он сначала сообщает, что именно сегодня выйдет на сцену в семисотый раз. Переждав бурные аплодисменты, разражается гневным монологом о том, что положение вещей, при котором "вам, зрителям, все, а нам, артистам ничего: пахота с утра до ночи и диктатура хореографа", его абсолютно не устраивает: "Мы не марионетки!" — кричит Банцхаф публике, после чего сцену заполняют 16 танцовщиков мужского и женского пола в блестящих, как конфетная фольга, пачках и масках. С этого момента и до финала балета, состоящего из 12 эпизодов, о заявленном конфликте интересов можно забыть. На яркой световой вспышке, ослепляющей зрителей после гротескового марша ломающихся марионеток, манифесты заканчиваются и начинается то, чем Галили, собственно, силен: поэтичный, чувственный и витальный танец, если и следующий каким-то установкам, то только тем, что задаются светом и звуком.
В свой первый спектакль для Staatsballett хореограф позвал ту же команду, что два года назад обеспечила успех балету "Flatland", мировую премьеру которого показала тогда компания Галили на сцене Staatsoper. Та же нидерландская музыкальная группа Percossa, вживую выступившая с оркестром Komische Oper и дирижером Александром Витлиным. Тот же художник по свету, Аарон Абулафиа, без которого сконструированные хореографом и художником Джанко ван Барнефельдом сцены утратили бы половину волшебства. Будь то "Адажио", в котором солистка, окруженная лампочками, выглядит попавшей в световую ловушку жертвой, обреченной исполнить последний ритуальный танец. Или гипнотический дуэт, в котором танцовщики, переползая друг через друга, перемещаются из одной кулисы в другую, демонстрируя какую-то особую резиновую пластику: не поджавшись всем телом, не вписаться в окруженное тьмой пространство — слева оркестровая яма, справа пустая сцена. В одном из эпизодов танцовщики, закрепляющие лампочки на шее, груди, между ног, сами становятся источниками света. В другом — свой внутренний свет теряют: лампочки отрываются от тел и эффектно улетают в черное небо.
Балет Галили, в котором эпизоды плавно перетекают один в другой, легко разбирается на номера. Наверное, некоторые из них станут шлягерами — вроде эпизода "Семьидевятьвшестнадцати" (вот так, в одно слово), где группы танцующих благодаря световым и звуковым манипуляциям выглядят зеркально размноженными. Или фрагмента с шутливым названием "Может, немножко воды?", где мужчины Staatsballett так уморительно меряются прыжками, что публика не выдерживает и взрывается аплодисментами прямо среди действия (что на Западе вообще-то не принято).
Все 20 танцовщиков Staatsballett, включая первых солистов, потрудились выше всяких похвал, осваивая не только прихотливую пластику хореографа. Куда труднее было проникнуться философией витального Галили, для которого спектакль — не столько законченное зрелище, имеющее тот или иной товарный вид, сколько момент правдивой коммуникации, возникающей "здесь и сейчас". Будь то взаимодействия звука, света и движения в самом спектакле или внезапное эмоциональное взаимопонимание танцовщиков и зрителей.