премьера / кино
Самый внушительный летний блокбастер, "Прометей" (Prometheus),— возращение Ридли Скотта к жанру научной фантастики, заброшенному им после "Бегущего по лезвию бритвы" (Blade Runner) 1982 года. "Прометей" задумывался как приквел "Чужого" (Alien), но потом продюсеры решили слово "приквел" не подчеркивать, видимо, в надежде на продолжение, если "Прометей" хорошо пойдет. Пойти должен неплохо, получше, чем одноименный космический корабль, за героической гибелью которого наблюдала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
В "Чужом" гибель шести из семи членов экипажа коммерческого буксира "Ностромо" выглядела трагической случайностью — самые прозорливые из персонажей изначально опасались, что не стоит отклоняться от пути домой и реагировать на сигнал с нехорошей планеты, служащей инкубатором для ксеноморфов, чье структурное совершенство не уступает их агрессивности. В "Прометее" немного иначе: люди, за последние 30 лет сильно продвинув технический прогресс, стали самоуверенней и напористей в качестве "покорителей вселенной", в своем бестактном желании получить ответы на все вопросы, разгадать все тайны мироздания. И в каком-то смысле "Прометей" — это фильм о том, как люди потеряли страх (подобно одноименному древнегреческому титану, решившему уравнять смертных с богами путем хищения огня), и неплохо бы им вернуть хотя бы часть этого страха для их же собственной пользы.
Бесстрашная героиня "Прометея" (Нуми Рапас), девушка-доктор, которая носит на шее подаренный отцом и принципиальный для идеологии фильма крестик, ничуть не напоминает пилота Эллен Рипли — объединяет их только содержание и интонация финального рапорта о том, кто в итоге выжил из всего экипажа. Если Рипли во время заварухи на "Ностромо" до последнего спасала рыжего котика, то героиня Нуми Рапас готова свою и чужую жизнь отдать за науку: обнаружив на шотландском острове наскальные рисунки 35-тысячелетней давности, она наивно воспринимает их как приглашение познакомиться с теми, кто создал людей (примерно так же пассажиры "Ностромо" неправильно поняли донесшийся до них сигнал с неизвестной планеты, не расслышав в нем предупреждение). В компании с коллегой и бойфрендом дарвинистской ориентации (Логан Маршалл-Грин) они разводят какую-то корпорацию на финансирование экспедиции в "колыбель человечества", и вот уже несколько жизнерадостных, не подозревающих никакого подвоха молодых мужчин прыгают по инопланетным ландшафтам дивной компьютерной красоты с предпраздничным гиканьем: "Рождество, я хочу открыть подарки!"
Основным подарком становится множество гигантских трупов, похожих на того звездного пилота, которого с проломленной грудной клеткой обнаружили когда-то на планете LV-426 члены экипажа "Ностромо". Космический корабль мертвеца, имеющий форму не то подковы, не то сиденья от унитаза, тоже узнаваем с первого взгляда, так что в некоторых принципиальных, самых запоминающихся, в том числе и визуально, моментах "Прометей" прекрасно выполняет функции приквела "Чужого" (а также и римейка), будучи при этом фильмом третьего тысячелетия, с несколькими неизбежными драматургическими последствиями переориентации развлекательного кино на самых маленьких.
Ридли Скотт, прекрасно понимая, в чем он уступает массовому вкусу, и понимая, в чем и насколько этот вкус испортился со времен "Чужого", вставляет в фильм также шуточный флирт между чернокожим капитаном "Прометея" (Идрис Эльба) и сексапильной блондинкой, надзирательницей (Шарлиз Терон) из корпорации, давшей деньги на экспедицию,— эта снежная королева живет в отдельном изолированном модуле, с роялем, бумажными книгами, земными видами в окне и пьет из стакана чистую водку. Однако самый выразительный персонаж в "Прометее" — робот-андроид (Майкл Фассбендер), участвующий в самой красивой и символичной сцене — когда безупречное человекообразное существо стоит в центре трехмерного планетария, созданного праотцами человечества, и держит в руках небольшой светящийся шарик в виде Земли. Трудно представить подобную декоративную сцену в старом "Чужом", где персонажи тупо боролись за выживание, не имея времени cоздавать символические инсталляции.