105 лет назад, 9 июня 1907 года, Николай II утвердил удивительное решение по делу полковника Киснемского, принявшего на работу на военный завод известного оппозиционера. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов восстановил неизвестные страницы истории подавления первой русской революции.
*Все даты в тексте приводятся по старому стилю.
"Нападения становятся все смелее"
В долгой череде русских бунтов первая русская революция, начавшаяся в 1905 году, сразу же заняла собственное, совершенно особое место. Никогда прежде верховная власть в России под давлением взбунтовавшихся масс не шла на столь серьезные уступки. По сути, манифестом о созыве Государственной думы, подписанным Николаем II 6 августа 1905 года*, и манифестом "Об усовершенствовании государственного порядка" от 17 октября 1905 года, которым император предоставлял подданным свободы и избирательные права, изменялось государственное устройство Российской империи.
Однако ничего странного в этом не было. Ведь никогда прежде антиправительственные выступления во всех известных на тот момент формах — от демонстраций, митингов, забастовок и стачек до вооруженных столкновений недовольных с полицией и армейскими частями — не охватывали всю страну. А насилия, подобного тому, что творилось в 1905 году, не случалось со времен пугачевского бунта. Причем проявления крайней жестокости наблюдались как со стороны врагов режима, так и со стороны силовых структур, защищавших власть.
Газеты того периода публиковали многочисленные сообщения о том, как сжигались и грабились поместья, железнодорожные станции и склады. К примеру, о насилии во время вооруженного восстания в Москве газета "Народная свобода" 28 декабря 1905 года писала:
"Революция не утихает и бушует не только по всей Москве, но и перекатывается на окраины столицы и в пригороды. Заражаются общим движением даже ближайшие посады и села. Активная боевая сила революционеров, конечно же, не поддается никакому, даже приблизительному, учету. Войска страшно утомлены. Малейший, самый ничтожный повод вызывает стрельбу... Грабежи и вооруженные нападения на вокзалы продолжаются, причем с каждым днем нападения становятся все смелее и смелее. Сегодня окончательно разгромлена Нижегородская товарная станция. Конечно, всякий поступок такого рода вызывает соответствующие репрессии, но иногда поводы к репрессиям бывают слишком ничтожны. Так, например, достаточно одного выстрела из какого-либо дома, чтобы к этому дому была немедленно доставлена артиллерия и начался орудийный разгром... Грабежи действительно приняли массовые, гигантские размеры. Были случаи грабежа лавок, торгующих съестными припасами. С достоверностью зарегистрированы такие случаи: грабители врываются в магазин и начинают грабить, затем являются следом драгуны и начинают палить. В результате ружейными пулями разбиты окна и попорчено товара больше, чем было унесено грабителями. Очень много страдает от нынешних ужасов мирное население. Уже теперь с положительной достоверностью можно сказать, что громадное большинство пострадавших ровно никакого отношения к революции не имеет".
Газеты сообщали и о карательных экспедициях, которые войска проводили в наиболее зараженных революционным движением губерниях и уездах. Особую известность в 1906 году приобрел генерал фон Ренненкампф, чей отряд очищал от смутьянов железнодорожные линии в Восточной Сибири. В Забайкалье, например, он обнародовал следующее "Объявление N7" для населения:
"Извещаю: в случае покушения с политическою целью на жизнь лиц, меня сопровождающих, чинов жандармской полиции или служащих на железной дороге, через час после покушения все арестованные, находящиеся при эшелонах и сданные в тюрьму, как заложники будут расстреляны".
Так же, без суда, казнили обвиненных в неповиновении властям и грабежах в других частях империи. 18 февраля 1906 года глава Совета министров граф Витте сообщал императору:
"30 минувшего января по распоряжению временного Курляндского генерал-губернатора генерал-лейтенанта Бекмана состоящий под командой поручика 179 Усть-Двинского пехотного полка Семенова воинский отряд без ведома судебных властей вывел из тюрьмы 5 содержащихся под стражей крестьян, привлеченных в числе прочих в качестве обвиняемых по делу о разграблении и поджоге барского дома в имении "Кацданген", после чего по дороге из Газенпота в имение "Кацданген" трое из них были расстреляны, а двое остальных повешены".
"Недоразумения при денежных расчетах"
В марксистской литературе особая острота конфликта в российском обществе объяснялась природой капитализма и его отечественными особенностями:
"Первая русской революция происходила в условиях, когда мировой капитализм, в т. ч. и российский, вступил в свою высшую, империалистическую стадию. В стране были налицо все противоречия, присущие империализму, и прежде всего острейший социальный конфликт между пролетариатом и буржуазией. Однако главным оставалось противоречие между потребностями социально-экономического развития страны и остатками крепостничества, на страже которых стояла устаревшая полуфеодальная политическая надстройка — царское самодержавие".
Современники, не отрицая, правда, наличия прочих проблем, считали, что главная причина напряженности в обществе и волнений — непрекращающийся финансовый кризис, усугубленный проигранной Русско-японской войной. Преодолеть финансовые затруднения, как это тогда называлось, несмотря на все усилия правительства и Министерства финансов, никак не удавалось.
Проведенное весной 1905 года повышение некоторых налогов не улучшило, а лишь ухудшило наполнение казны. Кроме того, из-за крестьянских бунтов прекратился сбор выкупных платежей за бывшие помещичьи земли, которые составляли 7% доходной части бюджета империи. Вместо почти 50 млн руб. прямых налогов, собиравшихся в предыдущие годы, в 1905 году собрали 45,3 млн. При этом все министерства и ведомства из-за роста цен и прочих проблем настаивали на увеличении своих расходов.
Министерство внутренних дел требовало дополнительных средств для увеличения штата полиции. К примеру, только на усиление полиции в нефтепромысловых районах вокруг Баку и в самом городе МВД запрашивало 430 тыс. руб. Военное министерство нуждалось в дополнительном финансировании войск, отправляемых в помощь полиции и местным властям. Власти губерний настаивали на выделении средств для восстановления сожженных крупных имений — иначе могли возникнуть проблемы со следующим урожаем и прокормлением всей страны. Для этой цели правительство с трудом нашло 4 млн руб., которые делили между 23 губерниями.
Но взять деньги на все нужды, как оказалось, было просто негде. Вкладчики массово снимали деньги со своих счетов в банках, поэтому банки по отдельности и группами взывали о помощи из казны. Розничным по современной классификации банкам казна пыталась помочь. А ипотечные решили бросить на произвол судьбы. Ведь их акционеры, как решило правительство, должны были учитывать возможный риск, входя в капитал банка.
Еще более болезненным вопросом стал массовый вывод денег за границу. Не спасали никакие ограничения на перевод средств из России, поскольку владельцы крупных капиталов грамотно пользовались лазейками в вексельном праве. Они якобы одалживали крупную сумму иностранному партнеру или компании, что не возбранялось. А затем просто получали свои деньги за пределами России, в чем также не было ничего противозаконного. В итоге ситуация с оттоком капитала приняла настолько серьезные масштабы, что ее обсуждали на заседании Совета министров империи 3 ноября 1905 года.
На таком фоне получение кредитов за рубежом превратилось в проблему: мало кто рисковал одалживать деньги правительству, сидящему на пороховой бочке. А выполнение требований кредиторов о солидных гарантиях возврата кредитов приводило к совершенно неожиданному эффекту. Когда для обеспечения иностранных займов решили отправить в иностранные банки часть золотого запаса, в стране началась настоящая паника. 7 декабря 1905 года "Русские ведомости" писали:
"Большую тревогу возбудила в биржевых сферах отправка за границу Государственной кредитной канцелярией золота на сумму 50 миллионов. Упорно ходят слухи, что деньги эти взяты из золотого фонда, обеспечивающего бумажное обращение. В связи с опубликованным на днях манифестом революционных организаций слухи эти привели к тому, что вчера в городе во многих магазинах происходили недоразумения при денежных расчетах. Магазины старались отказываться от крупных бумажных денег, мотивируя это неимением золота на сдачу, а в некоторых местах покупатели наотрез отказывались получать сдачу бумажными деньгами. Ввиду важности вопроса, какие деньги посланы за границу, многими видными здешними финансистами высказывается мысль о необходимости немедленного разъяснения его со стороны Министерства финансов".
Ко всем прочим бедам оказалось, что крупные кредиторы России, прежде всего Франция, опасаются возможности дефолта по прежним займам, а потому до рассмотрения вопроса о новых настаивают, чтобы власти Российской империи урегулировали ситуацию в стране. В частности, провели выборы в Думу.
"Переговоры,— сообщало 4 марта 1906 года "Новое время",— все время велись на почве формального обещания, что Дума будет... Доверие публики к русскому режиму, благодаря которому произошли несчастные события последних двух лет, подорвано. Внешние поражения с одной стороны, революционные движения с другой нарушили европейское равновесие. Публика живет целый год в страхе, что со дня на день у нас может разразиться война с Германией и что Россия, разоренная своей войной и смутой, может перестать платить по своим купонам... Доверие французской публики не вернется сразу. Прежде всего Дума должна собраться, а собравшись, доказать свои государственные способности умеренностью и твердостью своих приемов, умением не разбрасываться, а отделить существенное от второстепенного, быть последовательною, справедливой и не желать перевернуть сразу все вверх дном... России нужен не заем, ей нужно несколько займов... Но от того, чем окажется Дума по своему составу и тенденциям, от симпатий, которые она пробудит в самой России, будет зависеть доверие, которое она возбудит в себе за границею в финансовом смысле. Дума с революционными поползновениями отпугнет от себя иностранные капиталы, потому что всякий капитал по своей природе пуглив и боится неизвестности. Дума чересчур услужливая, лишенная здравой инициативы произведет такое же действие, как если бы ее не было вовсе".
Положение усугублялось тем, что в апреле 1906 года в Париж прибыли представители русских партий, начавшие довольно успешную агитацию против предоставления каких-либо кредитов кровавому царскому режиму. Причем главную роль среди них играли не крайне левые — социал-демократы или эсеры, а вполне умеренные и либеральные конституционные демократы.
Ко всем прочим несчастьям для правительства и императорского двора, Государственная дума с первого дня своей работы, 27 апреля 1906 года, превратилась в трибуну для антиправительственных выступлений. В результате 7 июля 1906 года ее распустили, а часть ее членов, два дня спустя подписавших в Выборге воззвание с призывом к гражданскому неповиновению властям, отдали под суд.
"Подстрекая рабочих к борьбе с правительством"
Казалось бы, после подобного развития событий власти должны были превратить в ад жизнь любого бывшего депутата, не отказавшегося от оппозиционной деятельности. Однако дальнейшие события показали, что так происходило далеко не всегда. В решении Совета министров империи от 6 октября 1906 года говорилось:
"Членом Государственной Думы от Казанской губернии был избран чертежник-инструктор Казанского порохового завода Петр Андреев Ершов. В бытность членом Государственной Думы Ершов участвовал в деятельности крайних левых партий, подписал известные преступные воззвания: одно от имени 14 членов Думы к рабочим и другое, составленное в городе Выборге, и вел усиленную агитацию в г. Казани как путем частной переписки, так и через газеты, подстрекая рабочих к борьбе с правительством. Тем не менее 24 июля текущего года временно исправляющий должность начальника Казанского порохового завода полковник Киснемский принял Ершова обратно на службу вопреки неоднократным предупреждениям исправляющего должность Казанского губернатора о нежелательности пребывания Ершова на заводе ввиду того вредного влияния, которое он оказывает на местных рабочих".
Министр внутренних дел, как указывалось в решении, обратился к военному министру с ходатайством об удалении бунтовщика с военного завода. Но на защиту Ершова и принявшего его полковника Киснемского встало артиллерийское начальство, которому подчинялся завод:
"Товарищ генерал-фельдцейхмейстера уведомил, однако, Министра внутренних дел, что Ершов принят обратно на службу ввиду выдающихся его усердия и знания дела, а также вследствие того, что ему заранее был обещан обратный прием на завод по окончании его полномочий в качестве члена Государственной думы. При таких условиях увольнение Ершова противоречило бы, по мнению артиллерийского ведомства, положению о вольнонаемных мастеровых и рабочих технических артиллерийских заведений и могло бы вызвать волнение среди рабочих, тем более что Ершов при обратном приеме на пороховой завод дал подписку не заниматься агитацией в районе завода. К этому же мнению товарища генерал-фельдцейхмейстера присоединился и военный министр, признав увольнение Ершова нежелательным".
В итоге дело попало на рассмотрение в правительство:
"Ознакомившись с обстоятельствами дела, Совет министров нашел, со своей стороны, что принятие и оставление, вопреки ходатайству местного губернатора, на службе на казенном пороховом заводе явного агитатора, привлеченного за свою вредную деятельность к судебной ответственности по обвинению в серьезном политическом преступлении, является безусловно недопустимым и не может быть оправдано никакими соображениями. При этом Совет не мог не заметить, что допущенный в этом деле исправляющим должность начальника Казанского порохового завода полковником Киснемским образ действий едва ли уместен для лица, состоящего на государственной службе, и притом по военному ведомству, где требования относительно политической благонадежности служащих, хотя бы вольнонаемных, должны быть особенно строги. Поэтому, по мнению Совета, военному министру надлежит обратить на настоящее дело серьезное внимание и выяснить, насколько правильными могут почитаться по условиям военной службы распоряжения полковника Киснемского по делу о принятии на казенный завод вышеупомянутого рабочего Ершова, привлеченного к судебной ответственности за политическую пропаганду".
А решение правительства, рассмотренное императором, гласило:
"Поручить военному министру: 1) принять меры к немедленному удалению с Казанского порохового завода чертежника-инструктора Петра Андреева Ершова и 2) подвергнуть ближайшему расследованию образ действий временно исправляющего должность начальника названного завода полковника Киснемского".
Новое разбирательство затянулось на несколько месяцев, и только 9 июня 1907 года Николай II рассмотрел предложения Совета министров о деле, где говорилось:
"Полковник Киснемский принял на завод Ершова, не имея никаких положительных сведений о его преступной деятельности; уволить же его с завода, не имея на то достаточных законных данных, он не решился, опасаясь вызвать сильное брожение среди рабочих, которые по увольнении Ершова не были изъяты вне завода от его воздействия, так как гражданская администрация, по-видимому, не предполагала выселить Ершова из г. Казани. Ввиду приведенных результатов расследования генерал-от-инфантерии Редигер признает единственную оплошность со стороны полковника Киснемского в том, что он умолчал во время своей беседы с губернатором о совершившемся уже приеме Ершова на завод, а потому, принимая во внимание выдающуюся служебную деятельность полковника Киснемского как одного из талантливейших артиллерийских техников, военный министр полагал бы ограничиться в данном случае перемещением Киснемского на соответствующую должность в один из пороховых заводов, расположенных вне Казани".
В итоге Гавриила Петровича Киснемского перевели начальствовать на Шостенский пороховой завод, где он благополучно дослужился до генерал-майора, а в 1914 году получил чин генерал-лейтенанта. Никто особо не преследовал и бывшего депутата Ершова. После увольнения с Казанского порохового завода его выслали в село Кукмор, где он до революции 1917 года работал на фабрике валяной обуви.
"Безотлагательно приводится в исполнение"
На фоне того, что происходило в тот момент в стране, история Киснемского и Ершова на первый взгляд выглядела совершенно необычно. 3 июня 1907 года император распустил Вторую Государственную думу, не удовлетворявшую власти так же, как и Первая. В стране появился новый избирательный закон, позволявший создавать лояльный и управляемый в большинстве своем депутатский корпус. А параллельно в Российской империи набирало обороты то, что противники режима называли реакцией. Все больше губерний и городов переводилось на военное положение или положение чрезвычайной охраны, во время которого резко ограничивались права жителей. Серьезно урезались права местного самоуправления по решению даже самых необходимых вопросов.
Кроме того, власти не оставили своим вниманием и печать. Одновременно с роспуском Первой Государственной думы в обеих столицах ввели положение чрезвычайной охраны, которое позволяло властям закрывать любые издания и типографии, не дожидаясь решений суда. А с 22 декабря 1906 года в России появилось наказание за восхваление в речах и печати преступных деяний, под которое можно было подвести практически что угодно. Наказание за это, правда, не отличалось суровостью:
"Виновный в восхвалении преступного деяния в речи или сочинении, публично произнесенных или прочтенных, или в распространении или публичном выставлении сочинения или изображения, заведомо содержащих такое восхваление, подвергается заключению в тюрьме на время от двух до восьми месяцев, или аресту не свыше трех месяцев, или денежному взысканию не свыше пятисот рублей".
Но значительная сумма штрафа и возможность наказывать оратора или автора текста за любое высказывание делали наказание довольно болезненным.
Но главное, с 19 августа 1906 года в стране действовали военно-полевые суды. В мемории, памятной записке императору о необходимости введения такого способа судопроизводства, правительство писало:
"Значительно усилившаяся в последнее время преступная деятельность революционных организаций, направленная к ниспровержению существующего государственного строя и основ общественности, ознаменовалась рядом возмутительных террористических актов и чрезвычайным увеличением количества самых дерзких и тяжких преступлений не только против представителей власти, но и жизни, здоровья, свободы и имущества мирной части населения. Ежедневные жестокие убийства, взрывы, поджоги, разбои и грабежи, открытые нападения на правительственных агентов, казенные и частные учреждения, железнодорожные поезда и кредитные установления, вооруженные сопротивления властям, противоправительственные демонстрации и преступная агитация злонамеренных лиц — все это нарушило спокойную и закономерную деятельность правительственных органов и внесло в жизнь населения тревогу и смятение. В борьбе с означенными крайне опасными явлениями наиболее важное значение наряду с чрезвычайными мерами, принимаемыми в местностях, объявленных на военном положении или в положении чрезвычайной и усиленной охраны, представителями власти, облеченными соответствующими полномочиями, имеет быстрая и, соответственно, строгая судебная репрессия, следующая возможно скорее за совершением преступления, с упрощением всех форм и обрядов судопроизводства, установленных для обеспечения гарантий правильного отправления правосудия, соблюдение коих, как свидетельствует опыт, возможно и целесообразно лишь в мирное время, при нормальном течении жизни. Во время народных волнений и бедствий, когда враги общественности и государства посягают на самые основы общежития и когда преступная деятельность злоумышленников приобрела угрожающие размеры, обычные средства, коими вооружены органы правосудия, оказываются недостаточными и является необходимость в исключительных судах".
А в положении о судах говорилось:
"1) Военно-полевой суд учреждается по требованию генерал-губернаторов, главноначальствующих или лиц, облеченных их властью, в месте по их указанию начальниками гарнизонов или отрядов и главными командирами и командирами портов по принадлежности в составе председателя и четырех членов из офицеров от войска или флота.
2) Распоряжение генерал-губернаторов, главноначальствующих или лиц, облеченных их властью, должно следовать безотлагательно за совершением преступного деяния и по возможности в течение суток. В распоряжении этом указывается лицо, предаваемое суду, и предмет предъявляемого обвинения.
3) Суд немедленно приступает к разбору дела и оканчивает рассмотрение оного не далее как в течение двух суток.
4) Разбирательство дела производится при закрытых дверях...
5) Приговор по объявлении на суде немедленно вступает в законную силу и безотлагательно и во всяком случае не позже суток приводится в исполнение по распоряжению военных начальников, указанных в статье первой настоящих правил".
Так что в итоге число быстро осужденных и казненных выросло в разы.
В такой ситуации итог истории Киснемского и Ершова выглядел счастливой случайностью. Или, по крайней мере, удачным стечением обстоятельств: один министр попытался вмешаться в деятельность другого и получил отпор. Однако документы свидетельствовали, что это не везение или случайность, а вполне закономерное событие.
Решения, принимавшиеся правительством в тот период, показывают, что для вывода страны из критической ситуации власть постоянно пользовалась не только кнутом, но и пряником. Точнее, пыталась сделать все возможное для улучшения положения разных сословий и групп.
В 1906 году одним из самых больших расходов казны оказалась помощь крестьянам из губерний, где случился неурожай. Правительство прямо признавало, что для полной ликвидации угрозы голода требуется 90-100 млн руб., которых нет и быть не может. Но, несмотря на все трудности, смогло найти 15 млн. А вскоре распорядилось о выделении для пострадавших крестьян топлива, чтобы они могли пережить зиму.
Еще одной постоянной заботой правительства стало решение самой болезненной крестьянской проблемы — безземелья. Для этого правительство разрешило дворянам-землевладельцам отчуждать в пользу крестьян земли из заповедных поместий, что прежде было категорически запрещено. В том же 1906 году власти начали изыскивать все уже подготовленные для передачи в пользование частным лицам земельные наделы в Енисейской губернии и приложили массу усилий для переселения туда страдающих от малоземелья крестьян. Собственно, так и началась столыпинская земельная реформа.
Вызывавший наибольшее недовольство рабочих вопрос о продолжительности рабочего дня начали постепенно решать в тот же период. Причем это приходилось делать так, чтобы не конфликтовать с собственниками и не усугублять кризис в промышленности.
Та же проблема на протяжении многих лет была главной для торгово-промышленных служащих — приказчиков и продавцов магазинов, конторских служащих, заводских десятников и мастеров. Приказчики и продавцы, к примеру, из-за отсутствия четкого законодательства имели определенную исключительно волей хозяина продолжительность рабочего дня и почти не имели выходных. Причем, несмотря на выступления торгово-промышленных служащих в предреволюционные годы, на их требования никто не обращал внимания. А в 1906 году правительство начало заниматься и этой проблемой.
В итоге в 1908-1909 годах, как писали раньше, реакции удалось подавить революционное движение. Но гораздо вернее то, что политический кризис прошел, когда закончился кризис финансовый, когда улучшилось материальное и правовое положение большинства жителей страны. Просто в революции отпала нужда.
Однако после вывода страны из кризиса сделавшие это управленцы в считаные годы оказались на обочине власти. А во время распутинской министерской кадровой чехарды руководящие высоты заняли кадры, единственным достоинством которых оказалась преданность тем, кто их выдвинул. Так что справиться с новым кризисом, усиленным уже мировой войной, они попросту не смогли.