Сложные мечты

У Иэна Макьюэна есть две книги для детей, ни одна из которых раньше не переводилась на русский язык. В 1985-м он написал "Rose Blanche" книжку-картинку про холокост, детский концентрационный лагерь и немецкую девочку-подростка, которая всех кормит, но так никого и не может спасти. В 1994-м вышел "Мечтатель", семь новелл о семи превращениях мальчика Питера. Обе книги в оригинальном издании были довольно тревожно проиллюстрированы великими художниками: Роберто Инноченти и Энтони Брауном соответственно,— и обе несправедливо забыты ради взрослых романов автора.

Как детская книга "Мечтатель" с нарисованным Брауном мальчиком-котом на обложке выходил только в Англии и Франции. В других странах его испуганно засунули во взрослую литературу и много успешнее продавали. В том числе и в России: щедрый перевод Виктора Голышева, серия "Интеллектуальный бестселлер", на обложке — хвалебная цитата из Vogue. Попробуй распознать под всем этим подростковое чтение. Между тем "Мечтатель" — и это важно — сочинение "для взрослых о ребенке, языком, который будет понятен детям".

Почерк автора узнаваем: все свои книги он выстраивает на одном приеме: сталкивает героя с чем-то совершенно невероятным и потом наблюдает за его метаниями. Питер Форчун из "Мечтателя" проходит через целую серию превращений. В первом рассказе он становится куклой, и армия кукол его сестры отрывает ему руки и ноги. Во втором он на время меняется телами со старым котом — процесс, который описан здесь, пожалуй, даже с излишней физиологичностью,— спит, дерется, недолго наслаждается безмятежностью. В шестой главе он становится младенцем, в седьмой — взрослым. Все эти превращения поучительны в самой высокой степени, как ролевые игры на терапевтических семинарах: роль ребенка помогает Питеру принять детство, а недолгое пребывание во взрослом теле служит пониманию, что "впереди другие приключения". В свои двенадцать лет Питер — невыносимо взрослый мальчик; ничего удивительного, что взрослые его побаиваются и называют "трудным ребенком". Вместо того чтобы возиться с игрушками, он познает их суть и вырастает в познании.

То же происходит в "Невыносимой любви" и "Субботе", где человек меняется просто от неожиданной встречи с неопознанным, просто от понимания, что все ненадолго и не наверняка. Но читатель-ребенок гораздо более открыт к такому превращению и проживает его по-настоящему, всерьез. И в этом переживании, по Макьюэну, и заключается суть взросления, и готовность к нему делает детей более благодарными читателями, чем взрослые. Может, "Мечтатель" и является книгой для взрослых, в том смысле, что помогает им понять детство. Но еще больше он открыт детям, с которыми Макьюэн говорит как серьезный и ответственный учитель. Я понимаю, что вам сложно. Сейчас я вам помогу.

Все это не отменяет того, что писатель Макьюэн — немножко, мягко говоря, зануда. Что его мальчик — это уменьшенный взрослый "я сам", который мечтает о гуглоплексе, которому докучают шумные родители, которого мучает школьный задира и для которого нет лучшего способа задиру перевоспитать, чем сказать ему: "Тебя нет, я тебя выдумал". Когда автор в предисловии утверждает, что в "век Хемингуэя и Кальвино простая проза не должна отвратить искушенного читателя", он лукавит в том смысле, что проза его, может, и ладная, но уж точно не простая. Она требует от всех нас, как детей, так и взрослых, непосредственного, действенного участия в переживании прочитанного. Иными словами, "Мечтатель" — книга, которая требует работы. Будьте готовы.

Иэн Макьюэн. Мечтатель / Пер. Виктора Голышева. Эксмо, Домино, 2012