"Призывают не подчиняться приказам "грязной бабы""

45 лет назад, в июне 1967 года, в Китае, где царил тотальный террор против любых оппозиционных действий и мыслей, заработали подпольные антиправительственные радиостанции. Обозреватель "Власти" Евгений Жирнов выяснял, кто стоял за попытками помешать китайской "культурной революции".

"Сеансы станций не совпадают"

К первым сообщениям о появлении в Китае каких-то подпольных радиостанций в ЦК КПСС отнеслись без особого внимания. Ведь время от времени в СССР и союзных соцстранах, несмотря на глобальный контроль над эфиром, находился какой-нибудь радиолюбитель, который, смастерив из подсобных материалов маломощную рацию, начинал индивидуальное антисоветское вещание. Об одном подобном происшествии Красноярский обком КПСС 15 июня 1957 года докладывал в ЦК:

"14 июня 1957 г. в 4 час. 20 м. местного времени Красноярской контрольной станцией радиоклуба ДОСААФ на волне 40 метров (0750 МГГЦ) любительского диапазона зафиксирована передача в эфир азбукой Морзе радиограммы следующего содержания:

"Всем, всем, всем.

Страшно для коммунизма в нашей стране растущее сознание народов в том, что строение его закончилось полным провалом, коммунизм провалился как экономическая история. Наша страна после 40 лет советского правления не может сравниться даже с беднейшими странами Запада, не исключая Польши. Наших рабочих до сих пор эксплуатируют, наши колхозники до сих пор голодают.

Коммунизм не дал нам социальной справедливости, до сих пор привилегированный класс коммунистов-угнетателей правит порабощенным народом, коммунизм не дал нам свободы, у нас нет ни права свободного передвижения, ни права сменить работу, ни права мирным путем переменить свое правительство! Нам единственный путь — это активная борьба с советскими угнетателями, во всем, в большом деле и мелочах повседневной жизни. Капля за каплей мы подточим их несокрушимую власть и нашей нерушимой волей достигнем народной свободы".

Текст этой радиограммы передавался несколько раз. Приняты меры к установлению места радиопередатчика, передававшего указанную радиограмму".

Но все подобного рода передачи, не достигавшие слуха советских людей, рассматривались лишь как неприятная мелочь, с которой следует разбираться КГБ.

Однако, как оказалось, вещание китайских подпольных радиостанций имело совершенно иной характер. 7 августа 1967 года председатель Гостелерадио Николай Месяцев представил в ЦК дополнительную информацию:

"В Комитет по радиовещанию и телевидению при Совете Министров СССР поступили из Хабаровского радиоприемного центра новые данные о работе подпольных радиостанций на территории КНР. Помимо радиостанций "Голос освободительной армии" и "Искра", о которых сообщалось ранее, в настоящее время выявлена еще одна — "Боевой отряд пролетариата". Судя по всему, все три радиостанции работают на морском побережье в районе города Фучжоу. Направленность содержания передач каждой из станций различная: "Голос освободительной армии" вещает на солдат и офицеров НОАК, "Боевой отряд пролетариата" — на гражданское население, "Искра" — на молодежь. Сеансы станций не совпадают, дикторы у станций также разные. Постоянной сетки вещания станции не придерживаются. До включения глушилок слышимость передач удовлетворительная. Продолжительность каждого сеанса колеблется от 5 до 10 минут. За вечер удается прослушать в Хабаровске в общей сложности от 4 до 9 сеансов".

Теперь ситуация смотрелась совершенно по-иному. Хотя вещание трех подпольных радиостанций по объему и интенсивности не могло сравниться с антиправительственной пропагандой в Венгрии накануне и в ходе восстания 1956 года, тенденция, как тогда говорилось, была налицо. Но насколько сильным окажется влияние нелегальной радиопропаганды на китайское население, никто не знал. Как никто не знал и того, как вообще оказалось возможным появление подпольных радиостанций в стране, где бушевала объявленная Мао Цзэдуном "культурная революция" и уничтожались любые признаки инакомыслия.

Вот только установить истину не представлялось возможным. К тому времени отношения между двумя государствами, которые после окончательной победы китайских коммунистов над националистами в 1949 году именовались не иначе как "дружбой навек", совершенно испортились. Точнее, никаких отношений не стало и получение любой информации фактически прекратилось.

"Пример "советского гегемонизма""

На первых порах конфликт, казалось, не выходил за рамки небольших трений между китайским вождем Мао Цзэдуном и первым секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым. Но трения скоро переросли в глубокую личную неприязнь. Андрей Денисович Дубровский — видный советский дипломат, проработавший в советском посольстве в Пекине в общей сложности около двух десятков лет, рассказывал мне:

"Мао с Хрущевым не сошлись характерами. Не нравились друг другу, и все тут. Хрущева, например, чуть не выворачивало, когда Мао во время бесед пальцами вынимал из чашки распаренные чайные листы и с удовольствием их жевал. Мы знали, что Мао в узком кругу называет Хрущева идиотом. А Хрущев сначала втихую, а затем во всеуслышание называл Мао "старой калошей". Конечно, в этой неприязни были и объективные моменты. Хрущев не посоветовался с Мао, когда решил разоблачать культ личности. А тот во всем копировал Сталина. Что же ему после этого было делать, как не занять особую позицию? Начались идеологические трения".

Но за личной неприязнью и идейными разногласиями стояла борьба за лидерство в мировом коммунистическом движении. После кончины Сталина Мао Цзэдун считал себя самым авторитетным теоретиком и опытным практиком среди руководителей компартий. А Хрущев не сомневался в том, что вождем коммунистов мира должен быть руководитель самой мощной в экономическом и военном отношении социалистической страны — СССР.

На самом деле речь шла вовсе не о том, кто будет сидеть на почетном месте в президиумах совещаний компартий или на чьи труды в первую очередь будут ссылаться в своих речах и статьях коммунисты. Ведь Мао Цзэдун, став признанным лидером коммунистического движения, получил бы полное право требовать от СССР большей материальной помощи остальным социалистическим странам и партиям. Естественно, прежде всего Китаю. Ведь в сталинские времена, как и в последующие годы, о любых видах помощи приходилось постоянно просить.

"Кредиты в денежном выражении,— вспоминал Дубровский,— были действительно небольшими. Но мы помогли им построить громадное количество предприятий тяжелой промышленности. Если не ошибаюсь, около двух с половиной сотен объектов. А они все время требовали еще и еще. Им хотелось ввести 400 объектов. И все время китайцы намекали, что им подсовывают устаревшее оборудование".

Отчасти китайцы были правы. Как рассказывал мне бывший председатель Государственного комитета СССР по использованию атомной энергии Андраник Мелконович Петросянц, завод по обогащению урана оснастили устаревшей и немало поработавшей на советских предприятиях техникой.

Понятно, что такие истории всерьез задевали председателя КНР, который упорно хотел получить новейшие наступательные вооружения — атомное оружие и носители для него.

"Году в пятьдесят восьмом,— вспоминал Дубровский,— Мао попросил помочь Китаю в создании огромного количества подводных лодок. Ему сообщили, что необходимости в этом нет: у СССР мощный флот, способный защитить и КНР, и предложили создать в Китае совместный пункт управления военно-морскими силами. Речь шла прежде всего о радиостанции, которую было бы слышно нашим кораблям в южных морях. Китайцы отказались, а потом каждый раз вспоминали этот случай как пример "советского гегемонизма"".

Проблема заключалась еще и в том, что советское руководство, даже если бы хотело помогать китайским товарищам больше, не имело для этого никаких возможностей. В СССР нарастал экономический кризис, закончившийся в 1957 году дефолтом по внутренним займам (см. материал "Подписка о невыплате" во "Власти" N10 за 2007 год). Так что Мао Цзэдун понял, что большего от советских друзей получить не удастся. К тому же после успешного и быстрого строительства сотен заводов у него появилось некоторое головокружение от успехов, и в 1958 году он объявил о начале "большого скачка".

Китайские специалисты подсчитали, сколько зерна съедает в год один воробей, и при умножении этой цифры на численность воробьев оказалось, что страна теряет ежегодно несметное количество зерна. В итоге с помощью уничтожения воробьев и изучения идей Мао крестьяне должны были резко увеличить урожаи. А с помощью кустарных доменных печей, построенных во дворах, китайский народ должен был во много раз увеличить выплавку чугуна.

Советским товарищам разрешили не участвовать в уничтожении птиц, за которыми китайцы гонялись с дудками и трещотками,— дипломатов обязали лишь не предоставлять убежище воробьям, но изгонять стаи, спасавшиеся на территории посольства СССР. Потом воробьев пришлось завозить из соседних стран. А крестьян бросили на уничтожение расплодившихся в отсутствие крылатых врагов насекомых.

"Народные домны" нанесли ничуть не меньший ущерб, оценивавшийся в $4 млрд. Впустую было сожжено столько угля, что в конце 1959 года в Пекине нечем было отапливать дома. Тогда же начались серьезные перебои с продовольствием.

Если бы Хрущев в этот момент создал хотя бы видимость увеличения советской помощи, оппоненты Мао в китайском руководстве наверняка оттеснили бы "любимого председателя" от власти. Но Хрущев поступил иначе. Объем советской помощи снижался от месяца к месяцу, в июле 1960 года из Китая отозвали всех советских советников. В довершение всего Москва потребовала от Пекина выплат по предоставленным кредитам. Только политические самоубийцы могли теперь открыто ориентироваться на СССР.

Выход из тупика предложил кто-то из советских руководителей во время переговоров в Москве в конце 1964 года. Имея в виду утомившего всех своими экспериментами со страной и только что отправленного на пенсию Хрущева, он прямым текстом сказал членам китайской партийной делегации: "Мы сняли своего дурака, теперь вам пора снять своего". Китайцы дружно встали и ушли с переговоров. И в знак протеста, и чтобы готовить смещение Мао Цзэдуна.

Задача китайских оппозиционеров была намного сложнее, чем у советских. Мао, в отличие от Хрущева, был основателем государства. Поэтому был выработан план его постепенного и, главное, абсолютно легитимного отстранения от дел. Была создана должность почетного председателя партии, на которую Мао предполагалось избрать, "учитывая состояние здоровья". Однако великий кормчий перехитрил противников. Накануне съезда в окружении 5 тыс. других пловцов он под рев восторженных толп переплыл реку Янцзы.

"Мы понимали, что идет подковерная борьба,— вспоминал Дубровский.— И что заплывом Мао демонстрирует свое здоровье. Но мы могли судить обо всем только по газетам, читая между строк. Отношения становились все хуже".

"Заборы стали красить в красный цвет"

Ситуация в китайском руководстве к 1966 году оказалась патовой. Оппоненты Мао опирались на большую часть аппаратчиков в центре и на местах, но для его смещения на съезде у них не было необходимого большинства. На стороне Мао были военные (министра обороны Линь Бяо он пообещал сделать своим преемником) и госбезопасность, во главе которой стоял преданный "великому председателю" китайский Берия, как его называли,— Кан Шэн. Однако и Мао не мог легитимно избавиться от своих неверных соратников.

"Кто мог тогда предположить, что сделает Мао? Никто,— рассказывал Дубровский.— Просто в один прекрасный день на улицах вдруг стало много молодежи — хунвейбинов (красногвардейцев). Их же воспитывали в условиях культа Мао. И все, что он сказал, для них было свято. Заборы стали красить в красный цвет, появилось множество рукописных плакатов, или "газет крупных иероглифов" — дацзыбао. Так и началась "великая пролетарская культурная революция". Мао поднял против своих противников молодых людей. Использовал энергию масс в личных целях. Сделать это было легко: чиновники жили заметно лучше остальных китайцев, и народ их ненавидел".

Временный поверенный в делах Болгарии в КНР Крум Босев так описывал в мемуарах деятельность отрядов хунвейбинов, которых координировала жена Мао Цзэдуна Цзян Цин:

"Тревожные дни 1966 года... Каждая семья должна вывесить в своем доме дощечку с изречениями Мао Цзэдуна. "Если это не будет сделано в двухнедельный срок,— предупреждает дацзыбао,— к виновным могут быть применены любые меры". "Все, кто носит узкие брюки и остроносые ботинки, должны в двухдневный срок... В противном случае брюки будут разорваны, а носки ботинок отрезаны на месте". На каменных мостовых привокзальных площадей — кучи волос. Здесь орудуют ножницами, одна за другой падают на землю толстые черные косы китайских девушек. Юноши с красными повязками на руках с одобрением наблюдают эти сцены, восклицая "хао, хао, ха, ха" (хорошо, хорошо)...

Лаконичное указание книжному магазину гласит: "Сохранить лишь литературу, соответствующую идеям Мао Цзэдуна. Остальное сжечь. Срок исполнения — 72 часа". В инструкции разъясняется: "Уничтожению подлежат все произведения иностранных авторов, и среди них произведения Шекспира, Ромена Роллана, Гете..."

Классическая музыка, композиторы Бетховен, Моцарт, Бах, Шопен, Чайковский и Шостакович подверглись ожесточенной критике. Дацзыбао в Центральном универсальном магазине гласит: "В течение 17 лет ваша фирма продает патефонные пластинки, пропагандирующие ревизионистские и контрреволюционные взгляды. Вы пускали в продажу какие-то "лебединые озера" и другие пластинки с развращающей иностранной музыкой. Вы содействовали распространению повсюду ревизионистского яда, калечили молодежь, способствовали восстановлению капитализма. Мы приказываем... изъять все старые патефонные пластинки".

Кампания против буржуазных тенденций приняла несколько неожиданные формы. Перед одним из депо для рикш вывешен плакат: "С сегодняшнего дня пассажир должен везти рикшу, который будет сидеть на месте пассажира"".

Как рассказывал Дубровский, всем несогласным с политикой Мао Цзэдуна или показавшимся таковыми приходилось очень туго:

"Кадровых работников, интеллигентов, просто не понравившихся китайским красногвардейцам людей арестовывали, водили по улицам в дурацких колпаках, заставляли каяться, а нередко и убивали. Афоризм Мао "Бей по голове, остальное само развалится" оказался очень точным. Били по бюрократии, а развалилось абсолютно все: остановились заводы, замерла деревня, не стало ни товаров, ни продуктов".

А положение советских дипломатов, как вспоминал Дубровский, из просто сложного быстро превратилось в невыносимое:

"Мы, советские дипломаты, превратились в "проклятых ревизионистов". Вначале мы еще могли выходить из посольства. Читали дацзыбао, брали газеты. Их тогда была тьма. Каждый отряд хунвейбинов издавал свою. Потом стало хуже. Хунвейбины обложили посольство. Если выезжали на машине, окружали ее толпой и не отпускали иногда сутки. Обклеят лозунгами, обмотают выхлопную трубу соломой — заведешься и загоришься — и орут. Ждут, пока желудок не выдержит. А поймут, что ревизионист наделал в штаны, и отпустят. Так, мол, будет с каждым врагом председателя Мао. Некоторое время нам помогали дипломаты из других стран: привозили продукты, например. А потом взялись и за них. Они ж все — кто ревизионисты, кто империалисты. Английское и монгольское посольства сожгли. А с американок срывали кофточки и таскали их за волосы по улицам. У ворот нашего посольства взорвали бомбу, и шрапнелью выбило окна. Просто чудом никого не убило. Потом хунвейбины дважды врывались на нашу территорию. Сожгли дом, где был консульский отдел. А для наших семей последней каплей стало "промывание мозгов". Вокруг посольства установили громкоговорители и — то песни в честь Мао, то цитаты. Беспрерывно. Нервы у женщин и детей начали сдавать, и в феврале 1967 года их эвакуировали. Потом численность посольства свели к минимуму и попросили то же самое сделать китайцев. Послов отозвали. И правильно. Отношений-то, считайте, не было".

"Продажная женщина Цзян Цин"

Именно поэтому ни в посольстве СССР в Пекине, ни в Москве не представляли, откуда взялись подпольные антимаоистские радиостанции и кто руководит их работой. Однако служба радиоперехватов Гостелерадио по-прежнему продолжала отслеживать их работу и информировать ЦК. В докладе главного редактора Главной службы радиоперехватов В. Яроцкого от 30 ноября 1967 года говорилось:

"По данным Хабаровского центра радиоперехватов, на территории КНР продолжают работать три подпольные радиостанции: "Боевой отряд пролетариата", "Голос освободительной армии" и "Искра". Все эти радиостанции ведут передачи из одного центра, расположенного в районе Тайваньского пролива. За шесть месяцев, в течение которых ведется наблюдение за работой подпольных радиостанций, место их дислокации ни разу не менялось. Каждая радиостанция работает на своих частотах. Выход в эфир осуществляется без какой-либо определенной системы. Твердого расписания передач не имеется. Продолжительность сеансов колеблется от 4 до 15 минут. Мощность передающих станций достаточна для того, чтобы передачи могли приниматься на значительной части территории Китая. По форме все передачи представляют собой беседы на актуальные темы. Заканчиваются передачи постоянно одним и тем же призывом: "Свергнем малочисленную контрреволюционную клику Мао-Линя!"".

Служба радиоперехватов докладывала и о характере передач:

"Из передаваемых радиостанциями материалов следует, что целью нелегальной пропаганды является подготовка китайского народа к открытому выступлению против военно-бюрократической клики Мао Цзэдуна. Одним из главных направлений нелегальной радиопропаганды является стремление развенчать культ личности Мао Цзэдуна. Радиостанции в своих передачах отмечают, что в свое время Мао Цзэдун был настоящим марксистом-ленинцем, народ верил ему и шел за ним. В настоящее время Мао Цзэдун "изменил свой цвет и превратился в бандита-предателя социалистической революции"... Мао Цзэдун подвергается резкой критике за то, что он "извращает марксизм-ленинизм". В одной из передач радиостанции "Голос освободительной армии" говорилось: "Малочисленная клика Мао-Линя без конца твердит, что Мао Цзэдун поднял учение марксизма-ленинизма до нового, современного уровня. Разве это не дьявольская ложь? Банда Мао Цзэдуна полностью извращает марксизм-ленинизм. Что есть общего в идеях Мао Цзэдуна с марксизмом-ленинизмом? В прошлом идеи Мао Цзэдуна не расходились с идеями марксизма-ленинизма, не отрывались от практических дел строительства коммунизма. Его идеи были революционными, ими можно было решать событийные вопросы. Но с начала "культурной революции" Мао Цзэдун отошел от марксизма-ленинизма, стал на путь предательства партии и исказил ее правильную линию. Сейчас при помощи его идей не решить вопросов даже величиной с муху"".

Как говорилось в том же документе, радиостанции ожесточенно критиковали соратников Мао Цзэдуна:

"Радиостанции постоянно выступают против ближайших соратников Мао Цзэдуна — Линь Бяо, Чэнь Бода, Кан Шэна, Цзян Цин и других. По словам радиостанций, эти лица в корыстных целях всячески стараются угодить Мао Цзэдуну и поэтому заняты раздуванием его культа. В то же время их нисколько не беспокоит судьба страны и китайского народа. Особенно остро радиостанции выступают против Линь Бяо, которого называют не иначе, как "милитарист" и "предатель". Ему ставится в вину то, что он, "став министром обороны, незамедлительно начал везде и всюду превозносить Мао Цзэдуна, посеял вражду в армии, отказался от оснащения ее передовой техникой, всячески тормозит превращение НОАК в современную армию". Радиостанции неоднократно подчеркивают, что Линь Бяо "превратил армию в орудие подавления народа"".

Доставалось и супруге Мао Цзян Цин:

"Несколько передач были посвящены Цзян Цин. Вот так охарактеризовала ее радиостанция "Искра": "Кто такая Цзян Цин? Кого она представляет? Продажная женщина Цзян Цин — всего лишь последняя жена Мао Цзэ-дуна, которая, как и он сам, ведет буржуазный образ жизни. У нее нет ничего пролетарского, революционного. Эта продажная женщина сумела одурманить некоторых людей, подобных Мао Цзэдуну, и поэтому в "культурной революции", проводимой бандой Мао-Линя, она стала играть ведущую роль. Цзян Цин не может представлять пролетарский штаб, она представляет только реакционные организации хунвейбинов, которые являются контрреволюционными ударными бригадами". Радиостанции призывают молодежь не подчиняться приказам "грязной бабы" Цзян Цин".

"Разгорается гражданская война"

В докладе Яроцкого говорилось и о конкретных призывах подпольных радиостанций к слушателям:

"Подпольные радиостанции постоянно призывают слушателей оказывать сопротивление всем мероприятиям, проводимым в ходе "культурной революции". В передачах настойчиво повторяется, что "культурная революция" — это "контрреволюция, направленная против партии, правительства и армии, это заговор интриганов контрреволюционной малочисленной клики Мао-Линя". С целью доказать, что "культурная революция" ведет страну к гибели, в передачах подпольных радиостанций приводятся следующие аргументы: изучение марксизма-ленинизма, трудов Маркса, Энгельса, Ленина подменено изучением "идей диктатора-милитариста" Мао Цзэдуна; в ходе "культурной революции"" разгромлены все партийные органы; революционная законность постоянно нарушается и по существу ликвидирована; страна расколота на части и находится на грани гражданской войны; единство партии подорвано, руководство партией узурпировано "малочисленной контрреволюционной кликой Мао-Линя"; народные комитеты как органы власти уничтожены; массовые организации (комсомол, профсоюз) разгромлены; вместо фактически ликвидированной диктатуры пролетариата осуществляется контрреволюционное сплочение "трех сторон"; система народного образования сведена на нет, школы превращаются в "храмы по изучению произведений Мао Цзэ-дуна"; армия превратилась в орудие контрреволюции".

Кроме того, в докладе говорилось и о том, что подпольные радиостанции сообщали о положении в Китае:

"В передачах много говорится о положении в Китае, при этом нередко приводятся конкретные факты, характеризующие обстановку в том или ином районе страны. Несколько раз в передачи включались выступления очевидцев тех или иных событий. В противовес маоцзэдуновской пропаганде, которая изо дня в день повторяет, что "обстановка в стране исключительно хорошая", подпольные радиостанции, наоборот, доказывают, что в стране "царит хаос и неразбериха", что "по всему Китаю — в городах Ухани, Гуанчжоу, провинциях Сычуань, Цзянси, Чжэцзян, Хэнань, Внутренняя Монголия — в большом масштабе разгорается гражданская война, в которой участвуют все истинно революционные массы и революционные кадровые работники". Радиостанции выражают уверенность в том, что эта борьба приведет к "уничтожению контрреволюционной малочисленной клики Мао-Линя и к установлению диктатуры пролетариата". По утверждению радиостанций, сопротивление китайского народа действиям группы Мао Цзэдуна непрерывно растет. Как подчеркивала радиостанция "Боевой отряд пролетариата", на промышленных предприятиях происходят забастовки рабочих, крестьяне, опасаясь голода, не хотят сдавать излишки зерна государству".

В докладе не делалось предположений о том, кто руководил работой радиостанций. Но судя по тому, что они долгое время вещали из одного и того же места, а время выхода в эфир меняли только, чтобы избежать глушения, можно предположить, что их работой руководил кто-то из крепких региональных руководителей, успешно отбивавших попытки хунвейбинов провести "культурную революцию" во всех районах Китая. Или, что еще более вероятно, кто-либо из руководителей армии, не согласных с политикой Мао Цзэдуна.

Вполне может быть, что этим военным был сам маршал Линь Бяо, который ясно понимал, что после того как хунвейбины расправятся с врагами председателя КНР по всей стране, может настать и его черед. А потому организовывал и поддерживал сопротивление "культурной революции". В пользу этой версии говорят и свидетельства о том, что министр обороны в то же самое время вел закулисные переговоры с СССР и китайскими националистами на Тайване (см. "Раз все это придумал КГБ, пусть их пограничники и отдуваются" во "Власти" N34 за 2005 год).

Как бы то ни было, подпольные радиостанции сыграли немаловажную роль в том, что Мао Цзэдун не смог добиться полной победы с помощью "культурной революции". На местах уцелевшие кадровые работники создавали из рабочих отряды цзаофаней — бунтарей, которые вступали в схватки с хунвейбинами. В некоторых районах против распоясавшихся хунвейбинов выступала армия, порой применяя пулеметы и артиллерию.

Потом Мао Цзэдуну самому пришлось избавляться от хунвейбинов, отправляя их под охраной военных на перевоспитание в деревню. А вслед за тем с помощью возвращенных из ссылок кадровых работников бороться с военными. Но после его смерти в 1976 году "клика Мао" быстро утратила власть. И это, наверное, самый главный урок истории "культурной революции". Никакая группировка, действующая исключительно в своих интересах, не обращая внимания на население, даже имеющая очень опытного руководителя и опирающаяся на силовые структуры, не может долго удерживать власть. А все попытки создать в стране информационный вакуум срывает кто-то из ее же собственных рядов.