В Москве открылась III Биеннале архитектуры, которая продлится до 7 июня. Тема биеннале этого года — "Идентичности". О том, возможно ли определить идентичность города в рамках художественного проекта, и о том, почему реконструкцию парка Горького в некотором смысле можно считать провалившимся проектом, размышляет Григорий Ревзин.
Тема 17-й выставки "Арх-Москва" (она же III Московская биеннале архитектуры), предложенная бессменным куратором этой выставки Бартом Голдхорном,— "Идентичности", и это правильно. Как выставка "Арх-Москва" всегда являлась начинанием коммерческим, там выставляются люди, занимающиеся строительством и ремонтом, и вообще-то к культуре это имеет скромное отношение. Тем более трудно привязать к этому, в сущности, строительному рынку слово "биеннале". Однако она же была центром антилужковских начинаний в архитектуре, и это создавало ей просветительски-идеологическую ауру. Теперь Лужкова нет, "Арх-Москве" надо бы найти какую-то новую идентичность. Ну вот и ищут.
Поиски ведут в разные стороны. Сам Барт Голдхорн курирует выставку "Идентификации", там ведущие московские архитекторы сами показывают, чем вдохновлялись, когда чего-то проектировали. Максим Атаянц собрал выставку архитекторов-неоклассиков, и это настоящее событие: кроме известных российских мастеров там впервые показаны прекрасные западные неоклассики — Томас Гордон Смит, Пьер Карло Бонтемпи, Дэвид Майерник, Жозе Корнелио да Сильва и Этторе Мариа Маццола. Прекрасная выставка, но, честно сказать, несколько чужеродная в рамках "Арх-Москвы", 17 лет идентифицировавшей себя с авангардом. Куда органичнее для нее критик и куратор Кирилл Асс, который показывает выставку "Простота": она про тех, кто идентифицирует себя с простотой, и это правильно. Среди московских зодчих много совсем простых ребят, тут даже какая-то толкотня за статус самого простого. Левон Айрапетов, наоборот, показывает выставку "Сложность": людей сложных у нас немного, и то неомодернистское барокко, которым он вдохновлен, в Москве, кроме него и Антона Надточего, никто не делает, хотя нравится оно многим. Со стороны кажется, что процесс идентификации московских зодчих характеризуется некоторой растерянностью, они пока не разобрались в самых первых посылках, и не знают, они за простоту или за сложность. Это характерно для школ, которым уже 850 лет, у них ведь все впереди.
Но я вот думаю, насколько вообще продуктивны эти архитектурные поиски идентичности? Они что-то находят, но эти находки оказываются какими-то камерными. В смысле, что вот бывает, девочка найдет в лесу цветочек, и для нее это большое событие, но мир этого не замечает.
Речь ведь идет об идентичности пространства, а это не только дело архитектора, но и тех, кто в этом пространстве живет. У нас не на "Арх-Москве" пересменка, а в городе тоже. Юрий Лужков нашел московскую идентичность, она называлась "московский стиль". Это была большая находка, суть которой состояла в том, чтобы вернуться к Москве времени храма Христа Спасителя, и как-то так ее построить заново, чтобы она была как прежде. Он много экспериментировал в этом смысле, сносил и строил то же самое заново, преизрядно куролесил, но город получил идентификацию. У нас была сталинская Москва, хрущевская, брежневская, а потом — лужковская, не путинская и не медведевская, а именно лужковская. Возможно, отчасти поэтому его и сняли.
А последние два года была прямо противоположная стратегия. Мало кто заметил, но Сергей Собянин пытался наладить диалог с московскими художественными слоями. Спикером в этом диалоге выступал Сергей Капков, местом был ЦПКиО имени Горького, а далее, когда Капков из директоров парка стал министром культуры правительства Москвы, этот опыт предполагалось распространить везде. Суть же диалога, который он вел от имени новой администрации, заключалась в том, чтобы сделать Москву местом креативного класса.
Это, между прочим, была страшно активная кампания, статьи о ЦПКиО и интервью Капкова появлялись в прогрессивных журналах и в сети с частотой по два в неделю, и уже, кажется, только ленивый и глупый человек не знал, что креативный класс теперь произрастает на газонах ЦПКиО.
И вот я хочу сказать во всеуслышание: вся эта политика оказалась совершенно неэффективной. Потому что, когда, образно выражаясь, свистнул рак, никто не вспомнил про ЦПКиО. Креативный класс отправился сидеть на Чистые пруды, которые чисты, и на Баррикадную, которая про баррикады, и ни у одного из тех людей, которые, между нами говоря, и составляют идентичность города Москвы, не стукнуло в голове: "Айда в ЦПКиО! Это же наше место!" Даже наоборот.
При общем одобрении реконструкции ЦПКиО креативный класс предпочел ему более подходящие для протестных акций московские бульвары
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ
Когда Борис Акунин предложил прогулку писателей "от Александра Сергеевича до Александра Сергеевича", и на бульвары вышла московская интеллигенция, то одновременно с этим Михаил Куснирович открыл в ЦПКиО фестиваль "Черешневый лес", и туда явился сажать черешню Собянин. И получилось так, что подлинная интеллигенция — это те, кто идут по бульварам, а здесь, в парке, собрались какие-то и. о. приличных людей, которые против вытаптывания газонов и за посадки деревьев во главе с мэром. Буквально так получилось, в новостных лентах, где Куснировича никто не упоминал, зато все подчеркивали, что мэр посадил первое дерево, а за ним все остальные, хотя, когда он явился, все уже давно отсажались. Ну то есть полная лажа.
Понятно, это произошло из-за митингов, когда диалог между Собяниным и Москвой прекратился, он бросил попытки стать мэром, то есть представлять горожан, и оказался на позициях коменданта Москвы, проводящего линию посторонней городу силы. Я не о политике в данный момент. Я о том, что попытки ввести идентичность сверху оказываются никуда не годным делом. Между прочим, это была замечательная профессиональная программа, ее делал институт архитектуры и дизайна "Стрелка", и она получала самые восторженные отзывы экспертов, и я сам считал и считаю, что ничего лучше нам придумать не удалось. Не вполне понимаю кураторов "Арх-Москвы", которые ухитрились этого не заметить и не пригласить к участию этот проект. Но, как оказалось, люди этого не запоминают. У них есть своя ментальная карта Москвы, и на ней есть места, с которыми они себя ассоциируют. Вот бульвары — да, это наше, московское место, мы его любим и помним о нем. А все, что вы придумывали весь год, все байки про ЦПКиО, где теперь любят и привечают хипстеров, где свободный Wi-Fi, где школы танцев на набережной, все, чем вы бомбардировали нам мозги,— этого мы даже просто не заметили. Не до того. Я понимаю, Сергей Капков скорее рад, что митинги не затронули парк, который он обустраивал с такой любовью. Но на его месте я бы считал это провалом проекта: те, кому он адресовал свои усилия, в критический момент просто не вспомнили о них.
Вероятно, этот текст прочтет некоторое количество архитекторов и кураторов, причастных к "Арх-Москве", и у них возникнет недоумение по тому поводу, какое отношение это имеет к выставке. Честно признаю, никакого. Но ведь это транзитивное отношение: то, что происходящее в Москве не имеет никакого отношения к выставке "Арх-Москва", означает, что и "Арх-Москва" не имеет никакого отношения к тому, что творится в городе. И это странно для выставки, которая называется "Арх-Москва" и которая занята поисками новой идентичности.
Наши архитекторы время от времени обижаются на то, что их никто не знает. Это действительно проблема. Люди хорошо знают наших режиссеров, артистов, киношников, писателей, но не архитекторов, и это прискорбно. Это напрямую влияет на их статус в обществе, на то, как к ним относится власть и население, на те заказы, которые они могут получить. Но может быть, это как-то отчасти связано с тем, что они ищут идентичность то ли в простоте, то ли в сложности? Как бы немного не там, где потеряли,— не у людей, которые живут в городе, который они строят.