В Одессе даже поиск сладостей может стать приключением
На прошлой неделе в Одессе мы с товарищем решили попробовать гоголь-моголь. Одесса ведь то ли мать гоголя-моголя, то ли его дочь. Говорят — Одесса, подразумевают — гоголь-моголь.
Мы от отеля "Бристоль" свернули на Дерибасовскую. Был яркий майский день. Желток солнца хотелось взбить до состояния гоголя-моголя, добавить немного сахара, выжатого из морской воды,— и вот он, классический рецепт Одессы.
Нам в отеле сказали, что даже есть кафе "Гоголь-моголь", правда, затруднились показать на карте. Но разве мы не нашли бы гоголь-моголь и сами?
Правда, сначала мы почему-то зашли в книжный магазин. Здесь, что естественно, продавали книги. Что неестественно — 90 процентов из них были на русском языке. Мой товарищ хотел было снисходительно подсказать мне, почему так, но я и сам догадался: а не читают на мове одесситы. А значит, и не издают. Все так и оказалось.
Более того, постепенно стала выясняться одна гораздо более сокрушающая подробность: похоже, в Одессе сейчас не употребляют гоголь-моголь. А значит, и не продают.
Один паренек, державший в поводьях смирную, давно плюнувшую на все лошадь для туристических прогулок и показавшийся нам безупречным субъектом с точки зрения исчерпывающего знания о том, в каком из ближайших кафе нам приготовят лучший гоголь-моголь, приветливо улыбнулся и переспросил:
— А что это такое?
От амбициозного одесского гида я такого ответа не ожидал еще больше, чем он — такого вопроса от меня.
Тем временем спрашивать, понимая, каким будет ответ, надоело. Да и солнце как-то померкло, по крайней мере, в моих глазах. Даже холодно стало. И я очень захотел повернуть назад, в "Бристоль", и постараться не думать о гоголе-моголе, а думать о прелестях Одессы, одной из которых отель "Бристоль", между прочим, до сих пор является. И про который хотя бы все знают.
Но мой товарищ сказал, что лучше бы все-таки найти гоголь-моголь, а то мы будем чувствовать себя неуютно в этом городе. И мы продолжили поиски.
И чуть было не прошли мимо крошечной гостиницы с фойе, обитым подвыцветшим красным бархатом, не оставлявшим, как мне сразу показалось, сомнений в ее когда-то (а может, и сейчас) более или менее интимном предназначении.
Было бы даже странно, если бы мы среди бела дня сюда зашли. Как-то это было бы искусственно, что ли, как говорится. Все-таки искали мы гоголь-моголь, а не номера.
Но мы зашли. Может, потому что было уже непонятно, чего мы искали.
Выглянула девушка и очень чисто, по-русски, спросила, чего бы мы хотели.
— А гоголь-моголь у вас есть? — решил, видимо, ошарашить ее мой товарищ абсурдным в этих стенах вопросом.
— Гоголь-моголь? — переспросила она.— Конечно, есть. Вам по два желтка взбить?
— По четыре! — воскликнул мой товарищ, надеясь, что восьми яиц у них не найдется и что здравый смысл, таким образом, восторжествует. Ведь если нигде в Одессе нет гоголя-моголя, то почему он должен быть здесь? Наличие гоголя-моголя у них компрометирует весь город!
Она кивнула и через пять минут принесла гоголь-моголь. И это означало, что на самом деле Одесса забыла, что такое гоголь-моголь, потому что приготовить его могли в любой столовой: взбить, повторяю, желтки и добавить сахара-песка. Или что, в Одессе перебои с сахаром? Или, не дай бог, с яйцами?