Выбор Игоря Гулина

Тотальная "Война". Арт-активизм эпохи тандемократии

Алек Эпштейн
Умляут Network

Посвященная группе "Война" книга русско-израильского социолога Алека Эпштейна — немного странного жанра: то ли политологическое исследование, то ли огромная статья для глянцевого журнала. Объяснения для ничего не знающего о современном искусстве обывателя тут перемежаются с копанием во внутрицеховых дискуссиях, завороженная апология — с довольно наивной критикой, попытки объективной истории — с запоздалым сведением старых счетов. Эпштейн одно время был близок к "Войне", и его взгляд — весьма ангажированный. В конфликте между более авторитарной и успешной питерской "фракцией" и более аморфной, меняющейся московской Эпштейн — на стороне последней. И это хорошо: точку зрения питерцев, благодаря Алексею Плуцеру-Сарно, мы знаем гораздо лучше, а здесь как бы неканонический взгляд на события. Эпштейн рассказывает историю формирования группы, споров и расколов, исчезновения одних участников и появления других, описывает содержание и контекст всех акций — от кидания кошками в "Макдональдсе" до знаменитого "Хуя в плену у ФСБ" и "Дворцового переворота", а также пытается объяснить сам феномен группы. Последнее получается хуже всего. Автор проговаривает и так много раз сказанные, причем в более четкой форме, вещи. Да, "Война" — не только, а может, и не столько сами акции, сколько медиаобраз. Да, при том, что они уходят из искусства в политику, у них нет внятных политических убеждений, помимо ненависти к режиму и носителям власти. И т. д. Интересно другое: почему-то эти субкультурные истории про отношения в небольшой акционистской компании кажутся очень важными. "Тотальная "Война"" вызывает к жизни подзабытый подростковый модус чтения текстов о рок-героях. И это не случайно: участники "Войны" воплощают именно такой тип популярности, они чуть ли не единственные в современной русской культуре рок-звезды — люди, заражающие чувством сопричастности, не только своим творчеством, но и избранным способом существования. И это, может быть, главное невольное открытие книги Эпштейна.

Малое прекрасно. Экономика, в которой люди имеют значение

Эрнст Шумахер
Высшая школа экономики

Небольшую по объему книжку британского экономиста немецкого происхождения Эрнста Шумахера сложно назвать научной — скорее, это манифест против капитализма в его индустриальном изводе. Шумахер хотя и обязан карьерой и отчасти жизнью Джону Кейнсу (он вытащил молодого Шумахера в 1943 году с английской фермы, куда тот был как немец насильственно интернирован), страсти последнего к государственному вмешательству в экономику не унаследовал. Изданная в 1973 году книга представляет собой попытку западного интеллектуала нащупать третий путь в тот момент, когда стало окончательно ясно, что как морально, так и экономически социализм в качестве альтернативы капитализму не годится (неслучайно в том же году на Западе выходит "Архипелаг ГУЛАГ"). И та и другая система, по мнению Шумахера, горазды производить лишь огромных индустриальных гигантов, уничтожающих все живое и превращающих своих работников в винтики. В качестве альтернативы этим монстрам он предлагает маленькие фирмы, соразмерные человеку, а взамен пугающей сложности современного производства — концепцию "промежуточной техники", своего рода отстающей модернизации, при которой развитие техники не обгоняет развития самого общества. При всей утопичности некоторых идей Шумахера, нельзя не отдать должного его поразительному чутью: его предложения о децентрализации, казавшиеся в 1973-м декларативными, успешно воплотились в современном постиндустриальном обществе, а его описание стран с двойственной экономикой — жители крупных городов процветают, в то время как периферия загибается,— удивительно напоминают Россию.

Филипп Чапковский

Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену необычной страсти, муках и причудах судьбы

Фредрик Шеберг
Corpus

Эксцентричного главного персонажа этого романа о ловцах насекомых зовут Фредрик Шеберг. Он не просто тезка автора, выдуманный чудак, каких любят скандинавы, а настоящий шведский энтомолог. Книжка Фредрика Шеберга — странноватая автобиография человека, которого больше всего в мире интересуют мухи-журчалки. Еще это признание в любви к знаменитому коллеге автора, Рене Малезу, изобретателю повсеместно применяемого устройства для ловли насекомых. Подзаголовок романа — "о счастье жить в плену необычной страсти, муках и о причудах судьбы" — вполне описывает суть дела.

Восемь комедий и восемь интермедий

Мигель де Сервантес Сааведра
Наука

Выпущенный в "Литпамятниках" новый перевод одной из главных книг автора "Дон Кихота" и вообще испанской драматургии Нового времени. Этот сборник из шестнадцати текстов Сервантес выпустил в 1615 году, на русский кое-какие пьесы оттуда переводил еще Островский (его версии тоже вошли в книгу), но этот перевод — А. М. Косс, А. Ю. Миролюбовой и О. А. Светлаковой — первый полный.

Идея культуры

Терри Иглтон
Высшая школа экономики

Литературный теоретик и критик Терри Иглтон — один из самых заметных современных британских мыслителей неомарксистского направления. На русский его начали переводить только в последние годы (вышла маленькая брошюрка "Марксизм и литературная критика" и массивная "Теория литературы. Введение"). Эта книжка 2000 года — монография, посвященная собственно культуре: попыткам понять, что это такое, как меняется понятие культуры — от значения слова до социальной роли. В Иглтоне может раздражать сочетание дидактичности и сухости, но это в большой степени уравновешивается размахом мысли и метода.

В кварталах дальних и печальных...

Борис Рыжий
Искусство — XXI век

Умерший в Екатеринбурге в 2001 году Борис Рыжий стал одной из самых популярных фигур в постсоветской русской поэзии. Он очень хорошо вписался в архетип трагического молодого гения (Рыжий дожил до 26), сочетая приблатненную алкогольную романтику с интеллигентным классицизмом и едва заметным знанием о концептуалистской иронии. Про Рыжего до сих пор трудно сказать определенно — он автор сложнее, чем кажется на первый взгляд, или, напротив, еще проще, чем кажется. Он то ли хитроумно адаптировал есенинско-высоцкую позу к постмодернистскому времени, то ли научился использовать сложные приемы, в первую очередь Сергея Гандлевского, на потребу старомодной и всегда востребованной романтике. Как бы то ни было, эту книжку, большое избранное, многочисленные поклонники поэта ждали довольно давно.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...