Самой громкой отставкой после критики премьера Владимира Путина в адрес энергетиков стало увольнение руководителя одного из ключевых отраслевых регуляторов, НП "Совет рынка", Дмитрия Пономарева. Его сменил ВЯЧЕСЛАВ КРАВЧЕНКО, которого выдвинули и поддерживали госструктуры. Перед выборами энергетики и их крупные потребители требовали, чтобы НП стало посредником между бизнесом и государством и доносило мнение участников рынка до правительства. В первом интервью председатель правления НП "Совет рынка" Вячеслав Кравченко рассказал "Ъ", как изменится работа партнерства.
— В феврале вы возглавили "Совет рынка" в результате альтернативных выборов. В ходе выборной кампании вы как-то изменили свое мнение о том, что нужно делать на должности председателя правления партнерства?
— Я в большей степени обратил внимание на отношение участников рынка. Но это результат не столько самого собрания участников НП, сколько встреч, ранее проведенных с членами партнерства. Люди высказывали позиции, с которыми трудно не согласиться, и это подтолкнуло к тому, что нужно активно с ними работать. Их сильно волновало, что с определенного момента "Совет рынка" стал превращаться в самодостаточную структуру, не зависящую от внешнего воздействия. Эту озабоченность я поймал, и в этой части укрепилось убеждение в том, что нужно внимательно прислушиваться к их мнению.
— Вы сами были участником рынка, возглавляли крупный энергосбытовой холдинг. Тогда вам тоже казалось, что "Совет рынка" — это самодостаточная структура, мало прислушивающаяся к мнениям со стороны?
— В определенной степени да. У меня было несколько разговоров с тогдашним руководством партнерства, я считал, что "Совет рынка" недостаточно активно представляет свою позицию федеральным ведомствам. Думаю, если бы "я тогдашний" высказал претензии "мне сегодняшнему", то я бы к ним точно прислушался. То есть вежливо, внимательно выслушал бы, не отмахивался и потом старался донести эту позицию.
— Перед выборами вы встречались с отраслевыми объединениями, представителями энергосбытов, потребителей электроэнергии... Кто высказывал наибольшее количество претензий к деятельности "Совета рынка"?
— Если брать по секторам, то в большей степени потребители. Например, производителей интересуют достаточно частные вопросы, связанные с регистрацией систем учета на вводимые энергообъекты и договорами на поставку мощности (ДПМ, оговаривают объемы и сроки исполнения обязательной инвестпрограммы генкомпаний.— "Ъ"). Потребителей интересует практически все — начиная с того, что их плохо слышат, и заканчивая проблемами, связанными с регистрацией доступа на оптовый рынок, системой учета, прогнозированием, медленными ответами на вопросы, с теми же самыми ДПМ и так далее.
— Получается, что сейчас рынок сложился в пользу энергетиков?
— Да. Рынок до настоящего момента был повернут в сторону энергетиков.
— Частные энергокомпании и потребители высказывали больше претензий, чем государственные?
— Там множество мелких проблем перевешивает одну крупную. Может быть, одна системная проблема, которую поднимают атомщики или гидрогенерация, существенно больше по деньгам, чем куча маленьких претензий частных компаний. Но это трудно соизмерять.
— "Совет рынка" в последние годы в основном действует как регулятор оптового рынка. Он доказал свою необходимость?
— Я считаю, что он, безусловно, показал себя самостоятельным и показал, что рыночное сообщество регулирует себя лучше, чем государство.
— Можно ли вообще говорить о том, что сообщество регулирует рынок? Например, велика роль представителей госструктур и госкомпаний в наблюдательном совете "Совета рынка", их там больше, чем частных участников рынка.
— Наблюдательный совет состоит из представителей палат партнерства. Есть представители палаты производителей электроэнергии, палаты покупателей, палаты инфраструктуры, есть представители государства. Каждая из этих палат может наложить вето — такое периодически происходит. И самое интересное, что в подавляющем большинстве случаев вето — инициатива именно участников рынка, а не государства. "Блоки" со стороны палаты инфраструктурных организаций или представителей государства — это единичные случаи, связанные с лишением статуса гарантирующего поставщика (речь идет о поднимавшемся в 2009-2010 годах вопросе о лишении статуса гарантирующего поставщика крупных энергосбытов Ростовской области.— "Ъ"). Во всех других случаях государство занимает гибкую позицию. Я, например, как представитель государства всегда смотрю на то, каким образом договариваются между собой производители и покупатели. И если здесь есть договоренность, то в подавляющем большинстве случаев представители государства это решение поддерживают. Так что не думаю, что здесь такое сильное влияние государства.
— С одной стороны, вы говорите о том, что государство в самом "Совете рынка" занимает гибкую позицию, с другой стороны, участники рынка жалуются на то, что государство не слышит "Совет рынка", а сам менеджмент партнерства, управляющие органы не слышат голоса его членов. Одно не противоречит другому?
— Это просто разные уровни регуляторики. Система регулирования выстроена на нескольких уровнях, большая часть в руках государства, которое выпускает соответствующие нормативно-правовые акты, а дальше есть определенная ниша, которую занимаем мы. В той части, которую регулируем мы, если против какого-то предложения жестко встает та или иная палата, оно просто не проходит. Здесь всегда люди договариваются. Все претензии связаны с внешним миром (я сейчас не касаюсь вопросов забюрократизированности процессов допуска на оптовый рынок).
— Как вы представляете себе общение объединения участников рынка с государством? Госорганы обязаны это делать?
— У нас в законе об электроэнергетике прописано, что "Совет рынка" является одним из участников процесса разработки нормативных документов, касающихся рынков электроэнергии. Мы очень часто фигурируем в разного рода правительственных актах, где нам дается поручение принять участие в разработке того или иного документа. Госорганы интересуются нашим мнением, к нам прислушиваются, нас приглашают на совещания. К сожалению, нас не всегда слышат, но, поскольку мне приходилось работать в различных ипостасях, в том числе и чиновником, я понимаю, что у госорганов тоже есть свои резоны. Часто они руководствуются отличающимися от участников рынка критериями, другими интересами, у них иные модели. Для нас значительно более важно, чтобы нас услышали. Опыт взаимодействия с госорганами есть достаточно большой, система отработана, и следующий вопрос — правильно и грамотно донести до них наше мнение.
— Сейчас государство готово не просто слушать участников рынка, но и слышать?
— Я думаю, что да. По отдельным вопросам госорганы не только слушают, но и слышат, они воспринимают и берут те конструкции, которые им предлагаются. Например, в тех случаях, когда это связано с изменениями на оптовом рынке электроэнергии и мощности. Вот последние решения по поводу конкурентного отбора мощности (КОМ, процедура выбора наиболее дешевых или необходимых для функционирования энергосистемы электростанций, которые будут в течение года получать гарантированные выплаты, частично компенсирующие расходы на их содержание.— "Ъ") на 2013 год. Здесь мы принимали самое непосредственное участие в разработке проекта правового акта, предложенного Министерству энергетики, и ведомства с этими предложениями согласились. Таких случаев у нас много.
— Государство сейчас очень жестко регулирует оптовый рынок. Существует ряд механизмов, которые позволяют избегать резких скачков цен, очень много регуляторных настроек, которые в определенный момент можно включить, чтобы рынок стал более предсказуемым.
— Не сказал бы, что он будет более предсказуемым, скорее, регулирование позволяет избегать резких ценовых колебаний.
— Но такое большое влияние государства на рыночный механизм оправданно или вожжи надо отпускать? В других странах на энергорынках часто вообще не существует инструментов сдерживания колебаний цен.
— Там другие модели. При нашей модели государство ставит перед собой задачу не допустить резких колебаний цен, резкого роста. Никто не питает иллюзий, все понимают, что цены на рынках будут расти. Никакого существенного снижения цен, если не найдут источника супердешевой электроэнергии, не произойдет. Вопрос в том, каким будет график роста, крутым или более плавным. Поэтому здесь задача сводится к сглаживанию резких колебаний и удержанию цен в определенных макроэкономических параметрах. Потому что влияние энергетики на другие экономические показатели достаточно существенно. Государство старается эту задачу выполнять, и при существующей модели ему нужно для этого несколько механизмов.
Думаю, если мы придем к новой модели, основанной на системе долгосрочных контрактов, регуляторная роль государства существенно уменьшится. Когда есть длинный тренд, есть долгосрочные, рассчитанные на несколько лет отношения, производители и покупатели выстраивают свою хозяйственную деятельность исходя из понятных перспектив. В моем понимании переход на такую модель уменьшит влияние государства на энергетику, потому что цены будут более предсказуемыми, не будет столь резких колебаний. Воздействие государства просто не понадобится.
— Я могу привести как контрпример ситуацию во второй ценовой зоне (Сибирь) в прошлом году, где были долгосрочные договоры между крупными потребителями (алюминиевыми заводами) и генерирующими компаниями с предсказуемой ценой. Но государство ввело регуляторные правила, которые фактически обессмыслили эти договоры.
— В этой ситуации получалось следующее: долгие контракты для определенной категории потребителей, которые приобретали товар по более низкой, чем остальные участники рынка, цене. Здесь государство должно было реагировать. Следующая задача заключается в том, чтобы создать механизм разумного распределения этих контрактов, с тем чтобы не происходило существенного искажения по ценам.
— Как вы думаете, какой переходный период потребуется для новой модели? Для перехода к нынешнему оптовому рынку электроэнергии потребовалось несколько лет, в течение которых шел постепенный отказ от регулируемых тарифов.
— Я считаю, что для обкатки этой модели, программных продуктов и прочего потребуется год. Это мы обсуждали с участниками рынка и полагаем, что это достаточно реалистичный подход, в рамках которого к концу 2012 года можно будет сделать правила новой модели, опробовать ее и весь следующий год потратить на обкатку, с тем чтобы модель заработала в 2014 году.
— В отрасли есть единство по поводу перехода на новую модель оптового рынка?
— Если говорить о концепции, большинство участников согласны с тем, что необходим переход на систему долгосрочных отношений. Дальше начинаются нюансы, но это уже вопрос дискуссии, сближения позиций, участникам рынка надо садиться и договариваться. Есть и такая концепция: давайте докручивать существующую модель, потому что подавляющее большинство участников рынка к ней привыкли и понимают, как она функционирует. Это такой эффект привыкания.
— Но есть ряд участников рынка, которые сильно выигрывают при действующей модели.
— Да, это правда, есть те, кто так или иначе пользуется преимуществами действующей модели. Но, если абстрагироваться от сиюминутных интересов, то большинство участников за систему долгосрочных отношений.
— Одновременно с реформой оптового рынка будет реформироваться и розничный рынок? Эти процессы должны быть синхронизированы?
— Синхронизация может пройти абсолютно спокойно и безболезненно. Главное, чтобы не было серьезных институциональных изменений на розничном рынке, я не думаю, что система отношений здесь существенно изменится.
— Означает ли это, что институт гарантирующих поставщиков (ГП) и их доминирование в рознице сохранятся надолго (ГП являются основными энергосбытами регионов, закупающими электроэнергию на оптовом рынке и перепродающими ее розничным потребителям)?
— Степень доминирования ГП на розничном рынке зависит от конкретного региона. У нас страна неоднородная, и есть регионы, где основными потребителями являются население, бюджетные организации, а крупное производство не развито. Возьмем Бурятию или Туву — регионы, где нет крупной промышленности, которая могла бы самостоятельно работать на оптовом рынке. Понятно, что там доминанта гарантирующих поставщиков будет присутствовать. Есть другие регионы с более активными потребителями, для которых цена электроэнергии в себестоимости конечной продукции является ощутимой величиной. Они будут искать способы снижения стоимости энергии, и это несколько другая поведенческая модель, в этих регионах доля ГП на розничном рынке будет ниже. Но в любом случае розничным потребителям необходимо предоставить право выбора для себя энергосбытового контрагента.
— Имеет ли право на существование обсуждавшаяся некоторое время назад идея разрешить доступ розничных потребителей (например, средней и мелкой промышленности) к закупке электроэнергии на оптовом рынке?
— Идея имеет полное право на существование. Вопрос только в одном: потребитель должен четко понимать, куда он идет. Оптовый рынок — это не только электроэнергия по более низким ценам. Это еще, например, и система учета, это квалифицированные работники, которые могут работать на этом рынке, это умение планировать свою производственную деятельность. Может потребоваться существенная перестройка бизнес-процессов предприятия, а издержки выхода на оптовый рынок могут быть существенно выше полученных преимуществ.
Подавляющее большинство крупных покупателей (РЖД, "Транснефть", "Роснефть" и другие) выходят на оптовый рынок не самостоятельно, а с помощью энергосбытовых компаний, которые профессионально выполняют за них работу на рынке. Оптовый рынок — это несколько другой мир с довольно жесткими правилами. Если на рознице ты можешь довольно долго не платить за электроэнергию, и с тобой вряд ли что-то сделают, то на оптовом рынке так не получится. Тебя просто с рынка выгонят. На мой взгляд, на оптовый рынок должен приходить грамотный, квалифицированный потребитель, который знает, зачем туда идет.
— Система долгосрочных договоров не упростит работу на оптовом рынке?
— Естественно, упростит. И полагаю, что независимые энергосбытовые компании будут собирать пулы потребителей и выходить на оптовый рынок.
— Мне кажется, что представление о строгих правилах оплаты на оптовом рынке несколько идеализированно. Задолженность — это и здесь распространенная практика.
— Сейчас на оптовом рынке задолженность составляет около 34 млрд руб., она понемногу растет. И вот из этой задолженности где-то чуть больше 30 млрд руб.— это задолженность гарантирующих поставщиков, а около 3 млрд руб.— долги крупных потребителей. Исключить из числа участников оптового рынка независимую сбытовую компанию гораздо проще, чем гарантирующего поставщика. ГП — это несколько десятков тысяч потребителей, в том числе население. Последствия, риск, ответственность за принятие такого решения велики. А остальные 3 млрд руб.— задолженность за один-два месяца, поскольку количество покупателей довольно большое. На мой взгляд, это не сильно портит картину.
— Раньше "Совет рынка" предлагал решать проблему задолженности с помощью некой системы финансовых гарантий. С вашей точки зрения, это жизнеспособная идея?
— Да, ее можно применять, только нужно понимать, что она даст дополнительную нагрузку на участников рынка, покупателей. Выскажу несколько крамольную вещь: система финансовых гарантий должна быть, но нельзя вводить гарантирующие механизмы для опта, не укрепляя платежную дисциплину на розничном рынке. Задолженность на рознице растет и, по разным оценкам, составляет 100-150 млрд руб. (по нашим оценкам, около 120 млрд руб.). И ситуация не улучшается, а ухудшается.
— Почему так происходит?
— Здесь, на мой взгляд, несколько факторов. Отдельные регионы, вероятно, уже приблизились к порогу платежеспособности. Это в основном северные регионы с не очень хорошей социально-экономической ситуацией, Дальний Восток, Сибирь, где маленькие изолированные энергосистемы, а стоимость электроэнергии приближается к 7-9 руб. за 1 кВт ч.
Есть другая ситуация, когда происходит откровенное злоупотребление со стороны потребителей, являющихся "категорийными", то есть неотключаемыми. Это управляющие компании ЖКХ, предприятия, которые являются жизнеобеспечивающими для тех или иных городов (очень часто — местные водоканалы), это потребители, у которых система энергоснабжения выстроена таким образом, что за ними находятся градообразующие предприятия. Они абсолютно сознательно копят задолженность, понимая, что с ними ничего не сделают.
Еще бы отнес к перечню факторов увеличивающуюся задолженность со стороны бюджетных потребителей. Дело в том, что бюджет выделяет деньги по определенным правилам: к суммам на электроэнергию за прошлый год прибавляется процент инфляции текущего года. Но у нас потребители покупают электроэнергию по свободным ценам, и, если говорить объективно, происходит разрыв — рост цен на электроэнергию опережает инфляцию. Я считаю, что нужно принимать меры, направленные на ужесточение платежной дисциплины. Они могут быть непопулярны, но работать в этом направлении необходимо.
— "Совет рынка" должен заниматься решением проблем розничного рынка электроэнергии?
— В законе сказано, что должен, и мы будем этим заниматься. Мы начали принимать участие в разработке правил для розницы, активно участвуем в межведомственной рабочей группе. Я считаю, что электроэнергетика начинается от генератора и заканчивается розеткой. Это не значит, что "Совет рынка" должен контролировать все полностью, но в электроэнергетике мы должны быть центром компетенции, который в состоянии понять и рассказать, что и как происходит.
— Ваш конкурент на выборах главы "Совета рынка" Дмитрий Говоров рассказывал о росте расходов партнерства. Потребуют ли дополнительных затрат новые направления работы НП, например тот же розничный рынок, более активная работа с госорганами?
— Не всегда бюджет зависит от количества функций. Выполнять их можно по-разному, и, честно говоря, не все существующие функции исполняются аппаратом партнерства достаточно активно. Надо включить третью-четвертую скорость и двигаться в этом направлении. Есть действительно дополнительные расходы, которые нам придется понести: так, в соответствии с постановлением правительства мы теперь должны иметь своих представителей в региональных энергетических комиссиях. Это значит, что нужно найти людей в каждом из регионов, по всей стране, платить им зарплату. Да и здесь, в Москве, нет людей, которые могли бы обрабатывать всю информацию, получаемую из регионов. А то, что связано с проведением большего количества совещаний, нас не пугает.