"Кавказ выдавливают"

На этой неделе адвокаты уроженца Кабардино-Балкарии Аслана Черкесова, осужденного на 20 лет лишения свободы за убийство футбольного фаната Егора Свиридова, намерены подать жалобу в Европейский суд по правам человека. Приговор Черкесову защита считает необоснованно жестким и политическим. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова побывала в Кабардино-Балкарии и выяснила, как это дело повлияло на ситуацию в республике.

По официальной версии, уроженец Нальчика Аслан Черкесов вместе с пятью другими фигурантами дела в ночь на 6 декабря 2010 года напал на Егора Свиридова и его компанию на Кронштадтском бульваре в Москве. "Противопоставляя себя окружающим", обвиняемые жестоко избили друзей Свиридова, а самого молодого человека Черкесов расстрелял из травматического пистолета "Стример 2014". По версии следствия, Аслан Черкесов стрелял в Егора Свиридова почти в упор, с расстояния меньше метра. Одна пуля попала в живот, другая — в голову. Еще шесть пуль Черкесов выпустил в друга Свиридова — Сергея Гаспаряна.

В конце избиения Черкесов вырвал сумку у потерпевшего Дмитрия Филатова и попытался скрыться. Прокуратура просила для Черкесова 23 года тюрьмы. Но, учитывая смягчающее обстоятельство — рождение ребенка, он был осужден на 20 лет колонии строго режима. Остальным участникам дела — пятерым уроженцам Дагестана — дали по пять лет колонии общего режима за хулиганство и нанесение мелкого вреда здоровью.

Инициатором драки на Кронштадтском бульваре признан Нариман Исмаилов. Следствие настаивало на том, что именно с его подачи подсудимые напали на группу молодых людей, избили их, а затем ограбили. Медицинская экспертиза показала, что все они психически здоровы и полностью отдавали себе отчет в своих действиях "по предварительному сговору".

По мнению адвоката подсудимых Дмитрия Панкова, гибель футбольного болельщика была случайной, а обвиняемый в убийстве Черкесов на самом деле защищал себя и квалифицировать его действия иначе как самооборону нельзя. Панков заявил, что дело имеет политическую окраску. Но суд решил, что обвиняемый не только был в сговоре со своими друзьями, но и открыл огонь по Егору Свиридову умышленно.

"Они даже ставки делали: 20 лет ему дадут или пожизненное"

Родственники Аслана Черкесова живут в маленьком доме на улице Красноармейской в Нальчике. Тесные комнаты, прихожая служит еще и кухней. Сейчас здесь много жильцов: кроме родителей Аслана Черкесова и его сестры Анны в доме поселилась его жена Татьяна с грудным ребенком. Татьяна русская, выросла в российской глубинке, а в Нальчик ее привезли после того, как она стала получать угрозы физической расправы от неизвестных людей.

— Мне писали, что убьют и меня, и ребенка,— говорит Татьяна.— Я меняла сим-карты, но SMS все равно приходили. Не знаю, как они узнавали мои номера, их знали только в правоохранительных органах.

Татьяна говорит, что дело ее мужа, изначально криминальное, стало политическим после бунта на Манежной площади и визита Владимира Путина на могилу Егора Свиридова.

— Мне следователь сказал: "Ты что, не понимаешь, что ему пожизненное светит? Не понимаешь, что это наверху так решили?" Они даже ставки делали: 20 лет ему дадут или пожизненное.

Татьяне около двадцати лет, ее ребенок родился через два месяца после того, как Аслан Черкесов убил Егора Свиридова и был заключен под стражу.

В комнату заходит Анна, сестра осужденного. Она живет в Москве, а сейчас приехала в Нальчик, чтобы помочь матери и невестке,— в начале марта Аслана Черкесова жестоко избили на пересылке в Красноярском крае, адвокаты несколько дней не могли установить его местонахождение, а родственники каждый день писали заявления в органы власти и СМИ.

— Его несколько дней прятали от адвокатов,— говорит Анна,— чтобы не видели, как он избит. В одной колонии говорили, что его увезли, в другой — что его еще не привезли. Мы несколько дней вообще не знали, жив ли он. Вот такое у нас правосудие. Аслана избивают там, а нас уничтожают морально здесь.

— Но вы ведь не отрицаете, что он убил человека? — уточняю я.

— Этого и Аслан не отрицает,— отвечает Анна.— Когда он выстрелил, он даже не пытался скрыться, он остался ждать милицию. И когда я впервые попала к нему на свидание в "Матросскую Тишину", спустя восемь месяцев после ареста, он сказал: "Я знаю, что я убил, но я этого не хотел".

Анна изучила дело брата и убеждена, что он оказался жертвой "рокового стечения обстоятельств". Вот как выглядит история преступления в ее пересказе.

В тот день Аслан должен был отдать денежный долг своему знакомому дагестанцу Рамазану Утарбиеву. Рамазан позвал его на Кронштадтский бульвар, в пивную точку. Аслан не пьет, поэтому он позвонил сестре и сказал, что отдаст долг и через час приедет к ней. Отдав деньги, Аслан зашел в магазин за сигаретами, а когда вышел, на остановке у магазина уже шла драка. Началась она с того, что дагестанцы станцевали на остановке лезгинку, а фанаты обозвали их чурками.

Когда Аслан вышел на улицу, фанаты восприняли его как подмогу дагестанцам — раньше они видели его в кафе сидящим с ними за столом. "На него накинулись трое — Свиридов, Филатов и Гаспарян,— рассказывает Анна.— Они завалили его на капот машины серебристого цвета (эту иномарку потом даже не искали) и стали душить. Он рассказывал, что лежал на животе, лицом в капот, чувствовал, что хватка вокруг шеи усиливается, и стал стрелять через плечо назад. Он выпустил всю обойму — с последним выстрелом почувствовал, что хватка ослабела".

Эту версию, по словам Анны, подтверждает некая видеозапись, которая почему-то не была приобщена к делу.

— Считается, что Манежная площадь случилась из-за того, что милиция отпустила на свободу участников драки,— говорит Анна.— На самом деле Аслана заключили под стражу сразу после убийства, а отпустили других участников. Как мне тогда объяснил следователь, их отпустили, потому что на видеозаписи было видно, что стрелял именно Аслан. То есть видеозапись была. И она могла бы подтвердить, что Аслана душили и он стрелял обороняясь. Но эта запись исчезла, в деле ее нет. Я уверена, что после Манежной площади власть так испугалась, что спустила приказ осудить Аслана во что бы то ни стало на максимальный срок. Они Асланом решили себя спасти.

— Зачем ему пистолет? — спрашиваю Анну.— Если бы у него не было оружия, он был бы сейчас на свободе.

— Или уже был бы мертв,— отвечает Татьяна.

— Этот пистолет у него за два года ни разу не выстрелил,— говорит Анна.

— Аслан собирался в Москву на заработки,— рассказывает Соня, мать Аслана.— Он окончил кафедру МЧС в нашем университете, но работал риэлтором. Зарабатывал очень мало. Жить было не на что. Ему сказали, что в Москве можно устроиться охранником, но для этого нужен травматический пистолет и лицензия.

"Эти люди воспользовались смертью Егора"

После того как Владимир Путин, пытаясь нивелировать последствия бунта на Манежной площади, встретился с футбольными фанатами и заявил, что Аслан Черкесов — рецидивист и наркоман, Анна поняла, что началась политическая кампания.

Она достает справки из наркологического диспансера, где говорится, что Черкесов Аслан Магомедович 1984 года рождения на учете в этом учреждении не состоял. Зато на учете состоял его полный тезка 1986 года рождения. Этот же тезка и был судим. Даже в приговоре суда по делу об убийстве Егора Свиридова отмечается, что Аслан Черкесов до этого судим никогда не был.

— Я допускаю, что премьеру дали неверную информацию,— говорит Анна,— и сделали это намеренно, чтобы вызвать еще большую ненависть к Аслану. И я понимаю, что все это делают люди, которые продвигают националистов. Эти люди просто воспользовались смертью Егора. Эти люди воспользовались и Путиным.

Судебный процесс, по словам Анны, проходил уже в полном соответствии с обозначенным властью трендом.

— На заседание запускали по 30 бритоголовых парней в армейских ботинках, а для родственников оставляли одну маленькую скамейку, так что не все могли зайти в зал суда,— говорит сестра осужденного.— Во время процесса эти парни громко угрожали Аслану. А милиция стояла рядом и молчала. Я спросила судью: "Почему вы не реагируете на то, что подсудимому угрожают в зале суда?" Но судья это игнорировал.

Анна и ее мать Соня считают, что в России защита Черкесова не добьется пересмотра дела. Поэтому они надеются только на Европейский суд.

— Мы и не ждали мягкого приговора,— говорит Соня Черкесова.— Мы не оправдывали Аслана. Я понимаю горе матери Егора. Когда у меня умер старший сын, мне не хотелось жить. Я понимаю, что Аслан должен ответить за то, что совершил. Но зачем приписывать ему то, чего он не совершал? Его обвиняют в том, что он якобы забрал сумку Филатова,— ему дали восемь лет за эту сумку! Но на этой сумке нет даже его отпечатков, и в сумке все целое. На него просто повесили все что можно, чтобы дотянуть ему срок до 20 лет. Потому что такой был заказ. Они боялись, что, если дадут меньше, националисты опять пойдут на площадь.

Татьяна возвращается в комнату с ребенком на руках.

— Не снимайте,— просит она фотографа.— Ни меня, ни его не снимайте. Я их боюсь. У нас Россией правит не Путин, а националисты.

"Все это приведет к новым всплескам сепаратизма"

Судьбу Аслана Черкесова кроме родственников отслеживает директор Правозащитного центра Кабардино-Балкарии Валерий Хатажуков. Сейчас, по словам правозащитника, адвокатам удалось установить связь с осужденным: "Он находится в 17-й колонии в 20 км от Красноярска, нормально себя чувствует. По факту его избиения идет расследование. Обещали объявить итоги этого расследования до 2 апреля, но потом перенесли еще на месяц".

Хатажуков считает дело Черкесова политизированным.

— Если бы ему дали десять лет, никто бы и слова не сказал,— говорит правозащитник.— Но с самого начала Аслан Черкесов стал заложником политической ситуации. Националисты вышли на Манежную площадь, Кремль уже готовился к выборам, и права подсудимого Черкесова в этой ситуации вообще никого не интересовали. Возникли откуда-то данные о том, что он рецидивист и наркоман, хотя мы установили, что произошла просто подмена. Из Черкесова сделали монстра, которого наказало справедливое государство.

Хатажуков говорит, что в его Правозащитном центре лежат дела по восьми убитым в российских городах жителям КБР, ни одно из этих дел не расследовано.

— Они убиты по мотивам ксенофобии,— говорит правозащитник,— но эти дела даже не дошли до суда. Потому что ни одно из таких дел премьер-министр не прокомментировал. Зато премьер-министр поехал на могилу к Егору Свиридову. Я не против, но почему только туда? Почему премьер не поехал на могилы к детям Беслана? Или к другим убитым, но убитым не в криминальных драках, а по мотивам национальной ненависти?

Хатажуков убежден, что, когда первое лицо государства "позволяет себе такие вещи", это создает тенденцию. И эту тенденцию он видит не только в России, но и на Кавказе. Приводит в пример визиты полпреда президента РФ на Северном Кавказе Александра Хлопонина в КБР: "Приезжает, собирает казаков и ведет беседы о каком-то особом казачьем землепользовании".

— Никто не настроен против казаков,— считает Хатажуков,— но, если мы живем в одной стране и у нас одинаковые права, никакого особого землепользования по национальному или сословному признаку быть не может. Почему господин Хлопонин становится "почетным казаком", но не становится почетным кабардинцем или балкарцем? Почему памятники генералам Засу и Ермолову открываются в Армавире и Пятигорске, а черкесы, заявляющие о том, что эти генералы беспощадно уничтожали их народ, называются врагами России? Почему сокращается количество часов обучения национальным языкам в школах? Почему Россия до сих пор не ратифицировала европейскую хартию о языках малочисленных народов? Почему в российскую армию уже не забирают чеченцев и дагестанцев? А сейчас это негласное правило спущено и в КБР. Если мы хотим сохранить страну, нельзя это делать, нельзя выключать кавказцев из общего пространства.

На парламентских выборах в КБР, по официальным данным, голосовало около 90% населения. На выборах президента — около 80%. На самом деле, по словам правозащитника, на выборы пришло не более 20% — участки были пустыми.

Эта апатия, по его мнению,— результат провальной политики на Кавказе.

— С одной стороны, люди понимают, что Кремль ведет дискриминационную политику в отношении Кавказа,— говорит Хатажуков.— Понимают, что Кремль строит свои отношения с республиками как метрополия с колониями: вот вам деньги, держите своих туземцев в узде. И никого не интересует социальная интеграция кавказцев, эмоциональное состояние народов. С другой стороны, люди сильно разочаровались и в оппозиции: когда либералы идут на митинги вместе с националистами, которые кричат, что Кавказ им не нужен, то это вызывает отторжение. Поэтому люди на Кавказе не идут на выборы, они выключаются из общественно-политических процессов, становятся изгоями. В итоге Кавказ постепенно выдавливается из российского пространства. И все это рано или поздно приведет к новым всплескам сепаратизма.

"20-летний срок — это много"

— Я не ставлю под сомнение приговор Аслану Черкесову,— говорит председатель комитета парламента КБР по законодательству и государственному строительству Заур Апшев.— В Кабардино-Балкарии все знают, что он убил человека и заслуживает наказания. Но наказание должно быть адекватным содеянному. Учитывая материалы дела, 20-летний срок — это много. Мы знаем, что более кровавые и более спланированные преступления наказываются сроком 10-15 лет. Если бы ему присудили десять лет лишения свободы, вряд ли у кого-то были бы вопросы. Но в данном случае было понятно, что дело приобрело большой резонанс и приговор вынесен под высоким эмоциональным давлением на суд. И на Кавказе это понимают. Но у нас одна страна, и суды должны выносить приговоры, руководствуясь исключительно законом.

Я напоминаю депутату, что 4 ноября 2011 года, через две недели после вынесения приговора Аслану Черкесову и другим обвиняемым, 300 жителей Кабардино-Балкарии перекрыли трассу "Кавказ". Эту акцию тогда многие посчитали зеркальным отображением событий на Манежной площади и первым ответом на нее Кавказа.

Апшев считает, что аналогия не совсем уместна — трассу "Кавказ" разблокировали сразу после того, как туда прибыли представители власти. Он убежден, что кавказцы понимают: такие акции нежелательны и несут вред общественной стабильности. Однако согласен с тем, что "это тревожный сигнал".

— Большинство жителей Северного Кавказа считают себя россиянами во всех смыслах этого слова,— заявляет он.— У нас общая история, наши деды воевали вместе, и здесь все это не пустой звук. И когда в Москве люди кричат "Хватит кормить Кавказ" и "Кавказ нам не нужен", для Кавказа это не проходит бесследно. Россия — многонациональная страна, это ее богатство, но это и ее ахиллесова пята. И если кто-то хочет развалить Россию, он начинает именно с национального вопроса. Так же развалили и Советский Союз.

— Но ведь у кавказцев и русских действительно разные культуры,— говорю я.— И сейчас так выходит, что они часто становятся несовместимыми. Может, было бы лучше для всех, если бы эти культуры разошлись в разные стороны? Такую постановку вопроса можно услышать даже на федеральном телевидении.

— Это большая ошибка,— утверждает Апшев.— Многие думают, что если уйдет Кавказ, то России станет легче. Но если кавказские республики станут независимыми государствами со своими правительствами, которые наверняка будут заключать какие-то союзы с другими странами, то неизвестно, какую политику они будут вести в отношении России. Ведь проявятся притязания на Черноморское побережье, на другие территории, которые станут пограничными. Это будет политика полноценных государств, которые будут отстаивать свои интересы, понимаете? И тогда у России появится гораздо больше проблем.