"Мировой вождь, едри его мать"

В 1958 году, когда во Франции шла ожесточенная борьба за власть, глава советского государства Климент Ворошилов поговорил с иностранной прессой настолько откровенно, что свел к нулю шансы французских союзников СССР на успех. Как выяснил обозреватель "Власти" Евгений Жирнов, маршал Ворошилов всегда отличался всесокрушающей простотой.

"Хвастун! Ха-ха-ха..."

На протяжении долгого правления Сталина состав его ближайшего окружения не раз претерпевал разнообразные изменения. Некоторые из тех, кто считался его ближайшими соратниками и опорой, в одночасье исчезали так, будто их никогда не существовало. Другие же, несмотря ни на какие провалы при выполнении заданий вождя, годами входили в ближний круг.

Одним из самых непотопляемых сталинских соратников десятилетиями оставался Климент Ефремович Ворошилов, что одновременно было странно и совершенно понятно. Большевиков с дореволюционным стажем и похожей на ворошиловскую биографией в стране хватало. Но только он отличился вместе со Сталиным в Гражданскую войну во время обороны Царицына. Причем не столько успехами в защите города от войск противника, сколько совместной защитой положения в партии и государственном аппарате в моменты, когда председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий пытался сместить обоих. К примеру, 4 октября 1918 года Троцкий отправил следующую телеграмму Ленину:

"Москва, Предсовнарком. Категорически настаиваю на отозвании Сталина. На Царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил. Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч солдат. Тем не менее я оставлю его командующим десятой Царицынской армии на условии подчинения командарму южной Сытину. До сегодня царицынцы не посылают в Козлов (где находилось командование Южным фронтом.— "Власть") даже оперативных донесений. Я обязал их дважды в день представлять оперативные и разведывательные сводки. Если завтра это не будет выполнено, я отдам под суд Ворошилова и Минина и объявлю об этом в приказе по армии... До наступления остается короткий срок до осенней распутицы, когда здесь нет дороги ни пешеходу, ни всаднику. Без координации действий с Царицыном серьезные действия невозможны. Для дипломатических переговоров времени нет. Царицын должен либо подчиниться, либо убраться. У нас успехи во всех армиях, кроме южной и в особенности царицынской, где у нас колоссальное превосходство сил, но полная анархия в верхах. С этим можно совладать в 24 часа при условии вашей твердой и решительной поддержки. Во всяком случае, это единственный путь, который я вижу для себя. 4/10. Троцкий".

Позднее Сталин подчеркнул в этой телеграмме слова "я отдам под суд Ворошилова и Минина" и на полях написал: "Хвастун! Ха-ха-ха..." Однако в 1918 году его борьба с Троцким шла с переменным успехом, а Ворошилов, несмотря на серьезное давление председателя Реввоенсовета, ни разу не дрогнул и не изменил Сталину. А такой верный соратник нужен любому вождю.

"Попало всем, мать их туда"

Проблема заключалась в том, что Ворошилов не отличался ни глубокими знаниями, ни особой прозорливостью. А при его постоянном стремлении соответствовать званию государственного деятеля высокого ранга это неизбежно вело к казусам и провалам.

Один из самых первых и ярких проколов произошел в начале 1926 года, вскоре после назначения Ворошилова наркомом по военным и морским делам. В те годы РККА на взаимовыгодной основе сотрудничала с рейхсвером — с тем, что после Версальского мира осталось от армии в побежденной в Первой мировой войне Германии. В СССР тайно готовились немецкие танкисты и летчики. А Германия помогала союзной стране наладить производство химического оружия, самолетов и других видов вооружений.

Огласка советско-германского военного партнерства одинаково вредила обеим сторонам. Ведь руководители СССР всюду говорили о грядущей борьбе с империализмом, а Германия в представлении пролетариев (и других жителей) всех стран продолжала оставаться именно примером империалистического государства. Не меньший урон могла понести репутация советского руководства и в глазах собственных граждан, которым без устали повторяли, что немецкие вояки подавили пролетарскую революцию в Германии и преследуют лучших представителей германского революционного движения. И вдруг выяснится, что на самом деле рабоче-крестьянское правительство СССР помогает германской военщине наращивать силы!

Еще хуже раскрытие информации могло отразиться на рейхсвере. Его подразделения, как и все немецкие заводы, способные делать оружие, находились под постоянным контролем инспекторов из стран-победительниц, которые при обнаружении в Германии запрещенной военной активности прибывали на место событий для конфискации оружия и оборудования для его производства. Так что любое официальное подтверждение противозаконной деятельности рейхсвера могло нанести ему колоссальный урон. Поэтому можно представить себе возмущение немцев, когда подтверждение последовало из Москвы, из уст наркома по военным и морским делам Ворошилова.

5 марта 1926 года нарком иностранных дел Георгий Чичерин писал членам Политбюро:

"Совершенно неожиданно возник крайне неприятный инцидент с Германией. Германский посол с величайшим волнением указал мне на следующую фразу в докладе тов. Ворошилова в "Известиях" 4 марта: "Германия всякими правдами и неправдами содержит крупные вооруженные силы, которые насчитываются не десятками и не сотнями тысяч людей". Посол в величайшем возбуждении указал, что эта фраза есть, в сущности, донос Антанте на секретные вооружения Германии, т. е. как раз по одному из самых больных вопросов между побежденной страной и версальскими победителями. Это равносильно угодничеству перед последними. Из этого в Берлине и в других местах будут делать всякие выводы по отношению к нашей политике. Посол сказал, что за все время его пребывания в Москве хотя было очень много разных инцидентов, но ни разу не было столь острого и неприятного, как появление этой фразы в устах нашего наркомвоена. Действительно, эта фраза совпадает с доносами всяких французских милитаристов на Германию, и в устах нашего наркомвоенмора она совершенно неожиданна и чревата непредвиденными последствиями. Обращаюсь к Вашему содействию, чтобы немедленно, пока не было в Германии широкой огласки, предпринять что-нибудь для ликвидации этого инцидента. Нельзя ли, например, опубликовать наподобие исправлений опечаток маленькую заметку в "Известиях" и, если нужно, в других газетах относительно того, что в доклад тов. Ворошилова вкрались существенные искажения и что ему приписаны относительно вооружений Германии слова, которых он совсем не произносил".

Но Ворошилов совершенно искренне не понимал, в чем его обвиняют и чем недоволен германский посол граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау. 7 марта 1926 года наркомвоенмор писал в своем ответе:

"Не знаю, совпадает ли моя фраза о германских вооружениях с "доносами всяких французских милитаристов", но тон письма тов. Чичерина в отношении меня совпадает с графским безусловно. Тов. Чичерин в своем письме ни единым словом не обмолвился, как он парировал наскок "его сиятельства на выступление наркомвоенмора". По существу вопроса я не вижу ничего "вопиющего" в моем выступлении, тем более что оно было сделано в присутствии еще трех членов ПБ — тт. Сталина, Бухарина и Калинина, не сделавших мне ни малейших замечаний".

В ситуацию пришлось вмешаться самому Сталину. Когда страсти немного улеглись, он объяснил Чичерину, что в дипломатии следует учитывать экономический фактор. Германская промышленность крайне нуждается в советских заказах, а потому немцы покричат и успокоятся. Однако Чичерин и годы спустя время от времени напоминал Сталину о том, что необдуманные слова могут принести немало проблем, и приводил в пример германский скандал Ворошилова.

Это обстоятельство, правда, никак не ограничило ораторской деятельности Ворошилова, продолжившего свои выступления по внешнеполитическим и прочим вопросам при полной поддержке ближайшего друга. Ведь в каждом из них он защищал сталинскую линию с той же страстью, с какой в Гражданскую воевал с Троцким. После выступления наркомвоенмора на II Ленинградской областной партконференции Сталин 14 марта 1929 года писал ему:

"Мировой вождь, едри его мать. Читал твой доклад — попало всем, мать их туда".

А когда Ворошилов в записке переспросил:

"Ты лучше скажи, провалился я на все 100% или только на 75%. Я своим докладом замучил ленинградцев, и в другой раз они уж меня не позовут докладывать".

Сталин ответил:

"Хороший, принципиальный доклад. Всем гуверам, чемберленам и бухариным попало по заднице".

"Места не нахожу себе вследствие аварий"

Вот только с руководством армией все шло далеко не так успешно. Из документов Ворошилова видно, что при решении любых вопросов с руководителями военной промышленности ему, чтобы настоять на своем, постоянно приходилось пользоваться помощью Сталина. 6 декабря 1931 года наркомвоенмор писал из Сочи, где он отдыхал, первому заместителю Яну Гамарнику:

"Очень хорошо, что Сталин взялся вплотную за... промышленность. Особенно хорошо, что мы будем иметь помощь Сталина при разрешении вопросов с промышленностью. Нужно этим воспользоваться и как следует, по-деловому и систематически, ставить все спорные, трудно разрешимые с Павлуновским (первым заместителем наркома тяжелой промышленности.— "Власть") и другие наши дела на КО, тем самым постепенно, но основательно знакомя Сталина с положением дела. Без его крепкого нажима нам с ВСНХ не сговориться... Хорошо, что на авиапромышленность насели, но я боюсь, что все сведется к "постановлениям" и "констатациям", а дело будет идти по-прежнему... За бюджет я спокоен; денег дадут сколько нужно. Беспокоит меня промышленность и медленный, "тихий" наш рост в овладении техникой".

Как следовало из того же документа, нарком пользовался именем Сталина даже для того, чтобы управлять своим строптивым заместителем Михаилом Тухачевским — М. Н., как он по инициалам называл его в письме:

"У меня здесь,— писал он Гамарнику,— пару дней сидит Ефимов, приехавший с Кисловодска. Он горько жалуется на положение с Управлением вооружений и говорит, что М. Н. всем занимается, кроме своего Управления. Он очень встревожен и просит принимать немедленно какие-либо радикальные меры, или, как он говорит, будет поздно. Что тут поделаешь? Пока что нажмите на него, указав, что Сталин может в любой момент заинтересоваться всяким вопросом из круга его деятельности, поэтому он обязан вплотную заниматься делом и все знать, а главное, обязан почаще и регулярно принимать подчиненных ему начальников управлений".

Однако Сталин не мог постоянно заниматься всеми делами за Ворошилова, и наркомвоенмору приходилось регулярно докладывать вождю о провалах и недостатках в работе. 22 июня 1932 года он писал Сталину в Сочи:

"Скрывать (умалчивать) от тебя истинное положение вещей не нахожу возможным.

1. О "ТБ-3". До сих пор в составе этих самолетов ни одной эскадрильи, даже отряда на ДВ (Дальний Восток.— "Власть") мы не смогли отправить. Заводы работают по изготовлению этого самолета неплохо, но недочетов, "неполадок" и разных дефектов такая масса, что только 4 (!) самолета приняты, и то на поверку оказалось, приняты условно, т. к. радиаторы все еще не заменены, а без этого самолеты для длительной работы не годны.

2. Танковая программа выполняется с большой "натугой". Майское задание промышленностью не выполнено... И Серго (нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе.— "Власть"), и другие его работники нажимают на заводы, но пока дела все еще неважны.

3. Выполнение артиллерийской программы идет также неважно, особенно плохо все еще с мелкокалиберными системами. И совсем скверно со снарядами. "Меры", как принято выражаться, "принимаются" для устранения дефектов.

4. Неважно, чтобы не сказать архискверно, идет строительство — и, к сожалению, не только казарм и складов, но и оборонительных сооружений. Причинами являются: нехватка стройматериалов, малочисленность транспорта на стройках, недостаток рабочей силы, слабость (часто полное отсутствие) инженерно-технического персонала и пр. и т. п.

Здесь уж я сам нажимаю, где и как могу, но задача велика и решается с трудом и плохо. Вот сколько неприятных вещей, и все за один раз".

Хуже всего, как писал Ворошилов, обстояли дела в авиации:

"Но... и это не все, к нашему несчастью. Я сейчас буквально места не нахожу себе вследствие аварий в Воздушном флоте. Не проходит дня, чтобы не получились сведения об авариях и даже тягчайших катастрофах с человеческими жертвами то в одном, то в другом округе. Достаточно указать, что только с 5 июня по 20 июня разбито 11 самолетов, из них 5 тяжелых (2 морских "Савоя" и 3 шт. "ТБ-1") и погибло 30 (!!) чел. 5 июня вблизи Владивостока гидроплан "Савоя 62 Bis" с экипажем в 4 человека по невыясненной причине упал с небольшой высоты в воду и утонул. Того же числа на Балтике такой же самолет и с экипажем 4 человека вследствие неправильного полета (низко над водой) ударился об воду и разбился, весь экипаж погиб. 11 июня в Ленинграде в воздухе столкнулись два самолета "ТБ-1". Из 9 человек только один, выброшенный ударом из самолета, спасся на парашюте, 8 человек погибли. В тот же день в Витебске (БВО) ночью столкнулись два самолета "Р-5", погибло 4 человека. И наконец, 20 июня близь Москвы ночью по еще не выясненной причине самолет "ТБ-1" с экипажем в 7 человек упал на землю, загорелся, и все 7 человек погибли".

Нарком не снимал с себя вины, однако указывал на объективные причины аварий:

"Я сознаю все безобразие с моей стороны — злоупотреблять возможностью писать тебе столь тяжкие вещи и во время отдыха, в котором ты так нуждаешься, но ты, надеюсь, поймешь мое состояние и извинишь мне. Мною назначена специальная комиссия, которая выезжала в Ленинград и Витебск, а теперь выехала на место вчерашней катастрофы. Я уже заслушал доклад комиссии по первым двум катастрофам, созывал РВС. И теперь, как и два года тому назад, основной причиной аварий и катастроф является отсутствие строгой, четкой дисциплины в Военно-Воздушном флоте. Кадры летного и технического состава разрослись, укомплектовываются хотя и нашим, надежным политически, составом, но чрезвычайно молодым, малоопытным (что естественно), а главное, по-настоящему недисциплинированным. Залихватские замашки, бравирование своими летными подвигами (воздушное хулиганство, которое, к моему стыду, я допустил 1 мая даже над Красной площадью — 5 самолетов), не встречающее жестокой борьбы со стороны начальства; малоавторитетность молодого начсостава, плохая работа политорганов и парторганизаций. Вот основные источники, откуда проистекают наши несчастья".

Писал Ворошилов и о принятых мерах:

"Я запретил всем эскадрильям и бригадам, у которых за последние месяцы были катастрофы, какие бы то ни было полеты впредь до особого распоряжения. Приказал всем этим частям отсортировать весь малоопытный, не натренированный летный состав для доработки его в специальных условиях, очиститься (выгнать) весь ненадежный (политически) и хулиганствующий элемент, проверить еще раз специальную подготовку и знание практически дела технического состава и пр.".

Но при этом, как водится, просил поддержки и помощи в решении проблем своего наркомата — если не от Сталина, то от Политбюро:

"Уже просил ПБ заслушать мой доклад и помочь мне в деле подтягивания парторганизаций и политаппарата".

"Все работают до поту и одурения"

Месяц спустя, 26 июля 1932 года, Ворошилов докладывал Сталину, что ситуация в армии только ухудшилась:

"Дела у нас, к сожалению, как и в других наркоматах, не совсем хороши. Вчера до поздней ночи заседал РВС, на котором подводились итоги боевой подготовки за первую половину летнего периода. Наряду с некоторыми достижениями (они налицо) все еще безобразно много прорех и упущений. Вой стоит из-за людей — нет комсостава. Дальний Восток и новое формирование авиации, танков, артиллерийских и укрепрайонных частей действительно отвлекли значительные кадры из основных войсковых соединений, да и увеличение армии тоже сказалось на разжижении основного костяка начсостава. Но беда не только в этом. Беда еще и в том, что наши командующие, почти все без исключения, не полностью охватывают всю многосложную машину военной организации. 13 июля на Тоцком полигоне ПРИВО группа красноармейцев, идя на сенокос, наткнулась на неразорвавшийся снаряд, и, невзирая на предупреждение старшего команды, чтобы снаряд не трогали, один из красноармейцев поднял снаряд, а затем его бросил. Снаряд разорвался. В результате 3 убитых, 7 ранено, из которых двое в тот же день умерло. Комвойск Федько сообщает, что ведется расследование и... разъяснение красноармейцам. 23 июля в районе Минска кавгруппа возвращалась с занятий, ведя лошадей в поводу. Красноармейцы наткнулись... на неразорвавшийся снаряд. И опять буквально та же история. Старший приказал красноармейцу бросить опасную игрушку, и снаряд разорвался. Убито 2, ранено 7, из них двое умерло. Новое донесение, уже Тимошенко, — производится расследование, ведется разъяснение. И таких безобразий без конца, без края!"

И снова Ворошилов признавал, что ничего поделать не может:

"На мой вопрос Уборевичу (присутствующему на РВС), кто должен нести ответственность за такие вещи, ответил — прежде всего командующий, комкор и начальник полигона. Как будто правильно. Мною создана комиссия во главе с Гамарником. В комиссию вошли Якир, Уборевич и Белов (все были на заседании РВС), но сегодня с 10 час. Уборевич уже уехал в ранее еще разрешенный ему по болезни отпуск, не повидавшись даже с Гамарником. Вот тебе и "ответственность"! Наше великое горе, что мы не можем выгонять по-настоящему к е. м. многих сволочей. Создался какой-то иммунитет для ряда людей, которые, не имея совести, не бог весть как заботятся о порученном деле, а мер в нашем распоряжении для подтягивания этого сорта господ весьма мало. Не думай, что я впал в мизантропию, нет. Просто болит душа, и я не знаю, что предпринять, чтобы заставить народ по-другому, по-нашему, по-социалистическому относиться к делу, к своим обязанностям. Я не могу пожаловаться на тех же командующих и вообще на начсостав, что они мало и нерадиво работают. Наоборот, все работают до поту и одурения, а толку пока мало. Вчера смотрел статистику несчастных случаев в КА за 31 год и ужаснулся — 2000 ранений и 400 смертей!! В Гороховецком лагере за 2 месяца 10 самоубийств. Просмотрел все приказы и указания начсостава по поводу несчастных случаев, происшествий и т. д. и, к сожалению, не нашел больше щелочки, куда можно было втиснуть еще приказ, указание. Все уже сказано. Подробно, и коротко, и длинно, и даже самым четким и крепким языком, но... думаю, что люди, прочитав такой приказ, да не только такой, в лучшем случае помнят его день-два, а потом, вращаясь в водовороте повседневщины, все забывают".

Любого другого наркома, так долго и непрерывно не справлявшегося со своими обязанностями, давно бы заменили. Но Сталин предпочитал иметь на столь ответственном участке, как армия, не хорошего управленца, а абсолютно верного человека. И изменил свое мнение только в 1940 году.

"Война с Финляндией в 1939-40 гг.,— говорилось в решении Политбюро "О работе Ворошилова", принятом 1 апреля 1942 года,— вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве НКО. В ходе этой войны выяснилась неподготовленность НКО к обеспечению успешного развития военных операций. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась большая запущенность в работе таких важных управлений НКО, как Главное артиллерийское управление, Управление боевой подготовки, Управление ВВС, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и др. Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам. Товарищ Ворошилов, будучи в то время Народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность руководства НКО. Учтя положение дел в НКО и видя, что т. Ворошилову трудно охватить такое большое дело, как НКО, ЦК ВКП(б) счел необходимым освободить т. Ворошилова от поста Наркома обороны".

В том же решении описывалось и то, как маршал Ворошилов провалил все задания, которые ему давались в первые месяцы Великой Отечественной войны. В результате его решили отправить на тыловую военную работу. А после войны и вовсе отодвинули от всех армейских дел. До 1947 года он руководил Союзной контрольной комиссией в побежденной Венгрии. А после возвращения в Москву в качестве заместителя председателя Совета министров СССР маршал курировал медицину, культуру и спорт.

"Повод дал для их разглагольствований"

Формально он продолжал оставаться членом Политбюро, но на заседания его приглашали крайне редко. И только после смерти Сталина его положение в советской иерархии заметно изменилось. 15 марта 1953 года его избрали председателем Президиума Верховного совета СССР — главой советского государства. Должность, правда, была скорее церемониальной, и реальной власти у Ворошилова не прибавилось. Но он сумел показать себя даже в таких крайне узких рамках.

К примеру, 22 ноября 1956 года Президиум ЦК КПСС принял решение "О посылке ответа от т. Ворошилова английской королеве на телеграмму, полученную в адрес т. Ворошилова от бельгийской королевы", в котором говорилось:

"Считать, что за допущенную ошибку зав. Секретариатом Председателя Президиума Верховного Совета СССР т. Щербаков Л. А. должен быть наказан. Предложить т. Ворошилову уволить с занимаемой должности т. Щербакова Л. А. за небрежное и халатное отношение к своим обязанностям. Обратить внимание т. Ворошилова на недопустимость проявления излишней доверчивости к работникам своего аппарата, в результате которой была допущена грубая ошибка..."

Когда в 1957 году Ворошилов примкнул к антипартийной группе Молотова, Маленкова и Кагановича, это сочли проявлением его недалекости, покритиковали, но не исключили из партии и не сняли с поста.

А вскоре он по простоте душевной оказался втянутым в громкий международный скандал. 29 мая 1958 года находившийся с визитом в СССР президент Финляндии Урхо Калева Кекконен устроил прием в посольстве своей страны в Москве. Присутствовавший на приеме Ворошилов, вряд ли понимая, с кем он говорит, поделился с представителем иностранной печати своими мыслями о ситуации во французской политике.

Франция в тот момент переживала тяжелый кризис, и вернувшийся в политику генерал Шарль де Голль стремился вернуть себе бразды правления. Влиятельные в стране французские коммунисты выступали против его попытки, как они говорили, узурпировать власть, и СССР их в этом поддерживал. И вдруг глава советского государства поведал прессе о том, что от возвращения де Голля пользы не будет, но СССР не станет из-за этого портить отношения с Францией.

МИД СССР и советская печать начали выступать с опровержениями, но скандал быстро принял грандиозные масштабы. А вопрос о поведении Ворошилова решили обсудить на Президиуме ЦК. На заседании 7 июня 1958 года все присутствовавшие осуждали Ворошилова. Брежнев, к примеру, говорил:

"Осудить поступок т. Ворошилова: дал оценку по поводу прихода к власти де Голля в момент, когда еще шла борьба. Самовольно. Шум был невероятный... Безответственное было выступление".

А ведущий партийный специалист по международным делам Отто Куусинен заметил:

"КПФ ведет принципиальную борьбу, а получилось в критический момент, что мы как бы отмежевались от нее. На такие высказывания, какие сделал т. Ворошилов, согласия Президиума ЦК не было".

Сам Ворошилов пытался оправдываться:

"С этими господами я никогда не разговаривал. То, что написано было,— это выдумка. Моя вина, что я вообще вступил в разговор. Повод дал для их разглагольствований, винюсь, виноват".

Никакого смысла в его оправданиях не было. Все слишком хорошо его знали и понимали, что в этом он весь. Президиум ЦК лишь осудил высказывания главы государства и не стал наказывать его самого.

Высокий пост Ворошилов оставил в 1960 году, а в 1969 году его не стало. В стране был объявлен всеобщий траур, и хоронили его с почетом — на зависть другим членам ближнего сталинского круга, доживавшим свои дни в забвении и опале.