Украинский авангард в московской редакции

Выставка живопись

Галерея "Ковчег" продолжает открывать неизвестные имена: на выставке "Черт для "Советской России"" можно увидеть живопись и графику Михаила Рудакова (1914-1985). Недобитого бойчукиста с изумлением обнаружила в Москве АННА ТОЛСТОВА.

В середине 1930-х в Харькове Михаилу Рудакову посчастливилось учиться у Михайло Бойчука, одного из лидеров украинского авангарда и одного из мучеников "расстрелянного возрождения", казненного за "националистический формализм" вместе с учениками-единомышленниками в 1937-м. Однако посадили Рудакова не как бойчукиста, а как предателя родины, в 1944-м по 58-й.

Юго-Западный фронт, Киевский котел — на его глазах погиб Юрий Крымов, автор "Танкера "Дербент"". Окружение, ранение, такое, что наткнувшийся на умирающего Рудакова — с развороченным брюхом, кишками наружу — немецкий солдат сжалился и поспешил его пристрелить, чтоб не мучился. Рудаков оказался живуч и везуч: его прооперировал и выходил какой-то безвестный Пирогов, он сумел схорониться и не попасться немцам на оккупированных территориях, и потом, на Лубянке, ему достался следователь-гуманист, вызывавший ночами на допросы, чтобы дать заключенному, еще толком не оправившемуся от ранения, отоспаться в своем кабинете. Пять лет в Воркутлаге, затем — поселение в Архангельской области, в Котласе, где Рудаков служил художником в Котласском драмтеатре. В 1953-м он перебрался в Москву, был реабилитирован в 1957-м.

Альбомчики с лагерными карандашными рисунками; пастели из серии "ГУЛАГ", сделанные уже в начале 1950-х, не с натуры, но по памяти, эскизы декораций и костюмов к котласским постановкам — все это из собрания музея общества "Мемориал". Лагерные зарисовки и театральные эскизы выдают руку легкую и мастеровитую. Мрачные пастели, трезво-документальные, без обличительного пафоса, обнаруживают интонацию, сходную с интонацией "Колымских рассказов" Варлама Шаламова. Но вовсе не они здесь самое интересное.

После реабилитации Рудаков работал в "Рекламфильме", рисовал киноплакаты, вступил в Союз художников, ездил на коровинскую дачу в Гурзуф, писал пейзажи, занимался книжной иллюстрацией. С иллюстрацией как раз и связано странное название выставки. Рудаков рисовал много: Вийон, Толстой, Хемингуэй, Апулей. В экспозиции есть, например, два больших графических листа к "Золотому ослу": оказавшийся в ведьмовской Фессалии римлянин Луций и другие герои романа предстают на них этакими святыми византийской живописи, словно бы единственный способ вообразить, как у них там было, в античной Фессалии, это смотреть на фрески монастырей Метеоры. Ясное дело, иллюстраций Рудакова не печатали. У него по этой части случился один-единственный успех: в 1968-м в "Библиотеке всемирной литературы" вышел томик Блока. Блоковская серия, напоминающая что-то из польских символистов, это, наверное, самая большая творческая неудача Рудакова. Самая же большая удача — иллюстрации к "Вечерам на хуторе близ Диканьки" 1977 года, отвергнутые издательством "Советская Россия", потому что одна ученая дама из худсовета пришла к глубокомысленному заключению, что "черт изображен с анатомическими искажениями".

Если бы дама из худсовета разбиралась не только в чертях, но и в искусстве, она обнаружила бы в гоголевских иллюстрациях куда более опасную крамолу. В них есть все, что "шили" бойчукистам в 1937-м: "фресковость", византинизм и Джотто, спроецированные на украинские сюжеты сквозь призму народного "малярства". Удивительно, как в 1977-м, после всего, что пережил Рудаков, проступает в его живописи эта бойчуковская форма, скроенная по парижским лекалам: в 1908-м в Париже Михайло Бойчук, успевший поучиться в академиях художеств Кракова, Вены и Мюнхена, сошелся с Пабло Пикассо и Диего Риверой и, как Ривера изобретал мексиканский мурализм, стал изобретать свой — украинский.

Бойчуковская "фресковость" присутствует и в изумительных по своей живописной свободе гурзуфских пейзажах и портретах, и в "испанском" цикле. В 1979-м Рудаков на два месяца поехал в Испанию по приглашению бывших соседей по коммуналке, испанцев, оказавшихся в Москве в 1937-м и в 1970-е отбывших на родину. Если не знать всего, что он делал до испанского вояжа, можно заподозрить, будто эта европейского лоска живопись начала 1980-х возникла оттого, что Рудаков на старости лет насмотрелся Антони Тапьеса и западных абстракционистов. Ничуть не бывало: Михаил Рудаков тот же, что и был, разве только черного стало чуть больше, впрочем, с художниками перед смертью такое случается. Это ли не лучшее доказательство того, что правильной дорогой шел Михайло Бойчук с товарищами.