А все-таки она вертится

Француз Эммануэль Буше занимался часами с детства. Дипломированный часовщик, он успел поработать в семейной фирме во Франции и на нескольких известных мануфактурах в Швейцарии. Два года назад компания Harry Winston выбрала его проект для очередного ежегодного Opus, который поспел как раз к BaselWorld-2012 и стал двенадцатым в знаменитой серии концептуальных часов.

— Вы не первый француз, выступающий автором Opus. Неужели в Швейцарии нет своих часовщиков?

— Знаю я эти разговоры. Это большая историческая несправедливость. Была часовая индустрия во Франции и была в Швейцарии, и еще вопрос, где было интереснее. То есть даже вопроса нет. Все происходило по обе стороны границы, и точно так же, как сейчас французы ездят в Швейцарию работать на часовых фабриках, швейцарцы ездили во Францию. В моем районе, в Ду, было 65 марок, которые делали свои механические часы. Ценность швейцарской часовой промышленности была в том, что они начали рано развивать точные машины для производства, которых не было у нас, но потом все сравнялось. Было соперничество, но не было вражды. А потом появился кварц.

— Кварц ударил по всем часовщикам, невзирая на национальности.

— Но по Франции прошелся особенно жестоко. Тут мы сами виноваты: пошли по пути массового производства и адаптации японских кварцевых механизмов — то, что не стали делать швейцарцы. И погибли. Никто не помнит французские часовые марки, за исключением, может быть, Lip, но они представляли тогда лишь около 2% от общего количества. Все было утрачено. Мы потеряли фабрики, рабочих и умение делать часы. В Швейцарии, благодаря Николасу Хайеку и некоторым другим великим людям, умение делать механические часы не потеряно. Возможно, французских часов больше и нет, но французские часовщики существуют, и я один из них.

— Вы начинали работать во Франции. Как вы оказались в Швейцарии?

— Я окончил Ecole d`Horlogerie в Морто, в то время там хорошо учили. Потом стал работать с отцом, который имел крошечную фабрику часов и ювелирных украшений. Мы делали свои и чинили чужие. Папа был работягой, он брался за простые и сложные механизмы и мог починить любой. Потому что в те времена все чинили, все можно было исправить, пока не пришел чертов кварц. Кварцевые механизмы не чинят, их выбрасывают, такое вот нынче уважение к часам! И с момента появления кварца профессионалы стали не нужны. Кто угодно мог собирать часы. Это же нонсенс! Если вы не фармацевт по образованию, вам не разрешат работать в аптеке, но если вы не часовщик, вам никто не помешает открыть часовое производство. Я решил поработать в Швейцарии, потому что хотел делать настоящие механизмы.

— Что изменилось с вашим переездом?

— Как будто снова оказался в детстве, в папиной мастерской, среди его друзей, которые могли часами говорить о часах. Сначала я пошел в Jaeger-LeCoultre работать над годовым календарем с ретроградным механизмом, потом над вечным календарем. Это замечательная мануфактура, настоящая вторая школа, я там многому научился. Потом я пошел к Frederic Piguet, где делал сверхтонкий автоматический механизм, который использовался Breguet и Blancpain. Поработал и с Parmigiani на фабрике Воше, доводил до ума вечные календари с ретроградным механизмом. Очень было интересно. Там я особенно много трудился над надежностью механики. Ясно ведь: чем сложнее часы, тем они капризнее.

— Ваш Opus тоже выглядит непростым, вы в нем в этом смысле уверены?

— Абсолютно. Это ведь не просто концепт и даже не та основательная разработка, которую мы представили в 2010 году Фредерику де Нарпу и его команде, чтобы убедить Harry Winston поручить строительство нового Opus нам. Это два года напряженной и тщательной работы с очень квалифицированной технической командой Harry Winston, которая многое повидала за 12 лет существования "опусов". Без них мы никогда бы не смогли осуществить эту идею, с ними мы осуществили ее с полной гарантией надежности.

— Вы говорите "мы", кто был в вашей команде?

— Мы с коллегами основали собственное бюро, которое называется Centagora. Cent — это наши имена Кристоф, Эммануэль, Никола и Тьери, а agora — как в греческом городе, место обсуждений самых важных вопросов. Centagora мы открыли в 2008 году — ровно за месяц до кризиса! Над Opus 12 мы работали вместе с дизайнером из Невшателя Огюстом Нюсбаумом.

— На презентации модели вам задали вопрос: как вы назовете свою систему? Вы обещали подумать и ответить. Готовы?

— Да, русский журналист спросил меня: "Месье Буше, а как называется ваша система индикации времени?" Это поставило меня в тупик, мне было неловко. Но потом я стал думать: а другие, уже существовавшие системы, к которым мы привыкли, вроде часов с тремя стрелками, у них же нет названия. И это меня немного успокоило.

— Но в конце концов вы нашли ответ?

— Да, я подумал о том, что старые часы центричны, как старая модель земли, а в наших часах все происходит на периферии. Вспомнил слова "а все-таки она вертится", которые приписывают Галилею. Но я люблю Коперника и поэтому назвал свою систему "коперниковской". К тому же это название подразумевает настоящую часовую революцию.

Беседовал Алексей Тарханов