В небе с Breitling

На аэродроме — шатры, флаги, ветер, гул моторов и выстроившиеся в ряд синего цвета реактивные самолеты L-39 Albatros с надписью Breitling. Это пилотажная группа, выступление которой (в двух частях) то задрав голову вверх, то быстро отслеживая перемещение самолетов слева направо и наоборот, мы наблюдаем спустя несколько минут после прибытия на место.

L-39 Albatros, полетав с полчаса, вернулись на место стоянки. Объявили среди гостей запись в группы по интересам, и я, сам не понимаю как, оказался в числе тех, кому выпала возможность прыгнуть с парашютом и "прокатиться" в кабине L-39. Прыжок — в тандеме с инструктором, а полет — с пилотом.

Сначала — прыжок. Достался мне инструктор с седыми волосами — хорошо, думаю, в возрасте и живой, значит, аккуратно прыгает, только потом подумал, что, может, не в годах дело, а от испуга его седина ... Я надел летный костюм, поставил свою подпись на бумаге о том, что прошел инструктаж.

Первая дрожь в ногах началась, когда я увидел самолет,— в детстве я любил рассматривать модели военной техники 1941-1945 годов, был там самолет По-2, кажется, самый небоевой, как мне казалось, и непрочный, ну так вот тот, в котором меня собирались поднять на высоту 3500 метров, был еще менее прочным и небоевым уж точно. Сели внутрь салона, салон — это две лавки по бокам от огромного проема, который почему-то не закрывают во время разгона — наверное, чтобы воздух был свежее. Взлетели: аэродром, дома, коровы, озеро внизу становятся все меньше, а я, как сейчас помню, до конца и не осознаю, на что согласился.

Прицепили старика с парашютом ко мне сзади, чего беспокоиться, а все равно — высоко и страшно. Озеро стало совсем маленьким, тут распахивают дверь, и спустя секунды первая пара прыгунов исчезает. Дрожь, нет, не дрожь. Смертельный холодок добрался уже через живот до легких, и не зря: старик мой говорит — давай на выход (как будто мы в автобусе!). И толкает меня легонько, так что я сползаю с лавки и сажусь на край дверного проема, и ноги мои на подножке, что помогает взбираться в салон, и не вижу я ничего, кроме своих ног в белых тапочках (Adidas Originals) и этой самой подножки. Старик бьет меня по ногам и толкает в спину, и я уже не внутри.

Хотите — верьте, хотите — нет, но я на какое-то время забыл, как дышать. Когда вспомнил, дышал так, как будто опустили меня в ледяную прорубь — часто и неглубоко. А ведь я (и, к счастью, старик) лечу с огромной скоростью вниз. И озеро становится ближе, и дома на его берегу тоже, а я все лечу и лечу стремительно и не чувствую присутствия инструктора вообще, и встречный ветер холодит голову мне и залезает в рот, в ушах свистит. Одним словом, жуть, и в первую очередь от того, что земля все ближе и ближе, а от старика ни слуху ни духу...

Как вдруг рывок, парашют раскрылся, ветер поутих, и старик заговорил — ура! Он жив! Но хотя я успокоился и дышу уже более или менее равномерно, до приземления еще далеко. Старик предлагает мне потянуть рукоятку, что ведет к стропам, и я вижу, как парашют складывается пополам, мы заваливаемся набок и падаем стремительно. "Это нормально,— веселится старый инструктор.— Тяни другую". И снова мне страшно, а седой смеется. Я говорю, мол, сам тяни. Вот он и развлекается этими поворотами с ускорением до самой земли, до аэродрома.

Уф! Все, я на твердой почве, присел передохнуть. А впереди ведь еще полет на реактивной тяге. Непременно нужно будет сфотографироваться с пилотом — уж больно бравый у него вид, да к тому же еще мне достался и главный по группе!

Итак, полет. Начинается с простых инструкций: пилот объясняет, когда я уже в красивом шлеме восседаю в тесной кабине на месте второго пилота. Он говорит, что ничего, что выкрашено красным цветом, не трогать, локоть на "подоконник", как в автомобиле, не класть (нажмешь нечаянно рычаг, и откроется колпак). А если пилот скажет "eject", то хватай двумя руками красный рычаг между ног и тяни из всех сил — это катапульта, а когда тебя вышвырнет вон и откроется парашют, "не беспокойтесь и наслаждайтесь видом". Еще говорит, если будет тошнить, микрофон, что подключен к шлему, от лица отодвигай в сторону, сложно отмывать. Я принюхался — и правда, плохо отмывается.

Десять минут ожидания, и самолеты выруливают на ВПП и выстраиваются в "боевой" порядок. Пилот говорит, что сейчас группа покажет первую часть показательных выступлений. "Мама",— думаю я и сразу отодвигаю микрофон. Взлетели, все прекрасно, смотрю по сторонам, красота, самолеты летят крылом к крылу!

Мой пилот начинает отдавать приказания коллегам, и группа постепенно разваливается на части, а мне уже не до того, чтобы смотреть, куда они подевались,— пилот (его позывные произносятся как "Дуки") резко набирает высоту, и я чувствую те самые перегрузки, о которых большинство только слышало, но не испытывало в полной мере. Рот открытый закрыть невозможно, нет сил руки оторвать от коленей, вдавливает в кресло нежная такая сила, а за стеклом я вижу, как небо и земля меняются местами, и мне хорошо, но ненадолго. Земля снова внизу, небо наверху, но чувствую нутром, сейчас что-то будет — Дуки затянул мелодию... и точно, секунда — и через всю долину самолет пролетает, выписывая в воздухе штопор, а потом резко уходит вверх, где навстречу ему летит другой самолет, и вот они сближаются.

Дуки что-то говорит, и они разлетаются в разные стороны, чтобы снова сблизиться, но уже по другой траектории. И кажется мне, что самолетов больше уже, чем было, и мысли мои только о том, как бы скорее все это закончилось, потому что все вокруг похоже на кадры из фильма "Top Gun", а Дуки все поет и отдает приказания товарищам. Жуть, жуть, жуть! Организм мой не понимает — за что? И главное, как долго еще будут продолжаться эти мучения? Выручает только мысль: будет что детям рассказать... Сколько продолжались эти кувыркания, я не понял, потому что, когда Дуки спросил, как я и не хочу ли полетать еще, я только и выдавил из себя, что, мол, о'кей и нет, хочу домой.

Когда мы приземлились, сил на фото с пилотом у меня не было вообще, хотелось одного — прилечь или присесть. Получил от пилота грамоту с подтверждением того, что я 20 минут провел в полете и остался жив, вяло поблагодарил его, и Дуки удалился, напевая все ту же песню.