Да будет швед

В Москве в Мультимедиа арт-музее открываются две выставки, посвященные творчеству Ингмара Бергмана — мультимедиа инсталляция "Человек, который задавал сложные вопросы" о шведском острове Форе, где жил режиссер, и фотопроект "Image Maker", которые показались Андрею Плахову хорошим поводом поговорить о визуальном мире Ингмара Бергмана.

Холодное северное море и два черных валуна — два маленьких островка суши. Это типично скандинавский пейзаж. Почти вся Швеция помещается на полуострове, настолько вытянутом и со всех сторон омываемом водой, что, кажется, она вовсе отделилась от европейского континента. "Остаток Швеции" Готланд — уже настоящий большой остров, где снималось большинство знаменитых фильмов Бергмана. Находящийся рядом Форе — совсем крошечный островок, известный главным образом тем, что Бергман в зрелые годы любил там уединяться.

В те годы могло возникнуть впечатление, что кроме него на Форе вообще никого больше нет, хотя на самом деле там около полутысячи человек. Режиссер довольно часто, особенно в период репетиций, обосновывался в стокгольмской квартире недалеко от театра "Драматен". Но легенда о Робинзоне, живущем на необитаемом острове, возникла вполне закономерно — с тех пор как после проходивших здесь натурных съемок "Персоны" Бергман перебрался на Форе с Лив Ульман, выстроив одноэтажный дом из местного камня и дерева. Это был остров на острове: расположенный не на летнем песчаном пляже, а на противоположном берегу, на каменистой земле. Никто из обитателей Форе в ту пору не мог понять пришельца, поселившегося в этой бесплодной пограничной зоне.

Во многих фильмах Бергмана действие разворачивается вблизи моря, или даже буквально на острове. Первые кадры "Как в зеркале": четверо героев (молодая женщина Карин, ее отец, муж и брат) являются из морской глади, словно мифологические прообразы, прототипы человечества. Именно этим героям (других не появится) предстоит пережить на экране все экзистенциальные, сексуальные и духовно-религиозные драмы, что написаны на роду человеку. Остров — символ пожизненного заключения, ловушка, предельно обостряющая поле психологической напряженности. Здесь Карин испытает ужас отчуждения с отцом и мужем, неизбывную жажду любви, попытку инцестуальной близости с братом, страстное ожидание Бога, который явится в виде насилующего ее паука, а потом — в образе зловещего вертолета, что увезет героиню с Острова в психиатрическую клинику.

"Молчание" целиком отталкивается от мощного визуального образа города-острова, где все говорят на непонятном тарабарском языке. Этот фильм продолжает ключевой для Бергмана "женский сюжет". Женские дуэты, трио и хоры становятся навязчивой темой режиссера начиная с самых ранних его картин. Разглядывая их по кадрам, ловишь удивительное разнообразие и столь же удивительное постоянство мизансцен: два лица, две женские фигуры застыли в каком-то магнетизме влечения и одновременно противостояния, создавая стержень всей бергмановской драматургии и режиссуры. Они всегда соперницы и всегда родственницы — матери, дочери, сестры, носительницы общей крови человечества, его текучих женских генов.

В "Персоне" Остров — это уже сознательная идея не одного лишь автора, но и самих его персонажей: героини Лив Ульман и вслед за ней Биби Андерсон самым радикальным образом изолируют себя от ужасов мира. Это и протест, и акт отчаяния, и чистота психологического эксперимента. И... клиника для душевнобольных, только перенесенная на Остров. Неразрешимые конфликты все равно проникают в эту обитель тишины и молчания: они изнутри взрывают личность, разлагают ее на составные части. Между прочим, одним из главных действующих лиц "Персоны" становится фотоаппарат, которым Элизабет документально фиксирует ужасы мира.

Пара супругов-музыкантов в "Стыде" перебралась на Остров, спасаясь от бушующей на континенте войны. Но и им не уйти от своих внутренних драм, к тому же война с неизбежностью настигает их, провоцирует самые темные стороны их подсознания, разрушает тонкий слой, который нанесла культура на человеческое естество.

Пик одиночества бергмановских героинь на Острове страдания — фильм "Шепоты и крики". Агнес (Харриет Андерсон), будучи бездетной и, похоже, гомосексуальной, умирает от рака матки, и на ее истощенном теле издевательски выпирает раздутый живот — знак ложной беременности. Ее старшая сестра Карин (Ингрид Тулин), родив пятерых детей от нелюбимого мужа, фригидна и презирает свою сексуальность. Напротив, младшая сестра Мария (Лив Ульман) бездумно использует свое тело для обретения удовольствия с мужчинами. Но она физически изнашивается, стареет и все чаще оказывается отвергнутой. Четвертая героиня фильма — служанка Анна (Кари Сильван) — потеряла ребенка и всю свою любовь отдает больной Агнес. Но эта любовь близка животной, что подчеркивается грузным дебелым телом и невыразительным лицом служанки. Замкнутость в биологическом круге зачатие--рождение--смерть акцентирована дизайном дома-острова, где стены обтянуты красным бархатом и парчой. По словам Бергмана, это образ красной оболочки, в которую заключена душа женщины; образ ее биологии, из которого она не может вырваться. А белые платья, в которые облачены все четыре героини, символизируют их стремление вернуться в детство, к девственности, в мир, где не было мужчин.

Сводя природу женщины к физиологии и биологии, Бергман рискует не только вызвать негодование феминисток, но и сузить свой собственный художественный мир, свести его к бесплотной северно-протестантской традиции. Однако этого не происходит. В отличие от Стриндберга Бергман не боится женщин — и уже хотя бы потому получает право говорить с ними и о них на равных. Да, женщины Бергмана — жертвы собственной физиологии, но их плоть страдает столь явно и столь сильно, что как бы одухотворяется, получает право на иной, более высокий статус. Женская "приземленность" у Бергмана глубже и неоднозначнее, чем рациональная одухотворенность его героев-мужчин. Остров тем не менее — порождение мужской фантазии. Это лабораторная модель жизни, элемент продуманной фотографической структуры, раскадрованной организации пространства и времени, по-кальвинистски четкой и рациональной. Но Остров и естественная среда обитания героев Бергмана. Не только близость моря, не только малонаселенность, но и характер прилегающего ландшафта создает ощущение изолированной от центров цивилизации крайней точки, конца света. Это — Север, твердь, Ultima Thule — остров, некогда открытый на далеком Севере греческим мореплавателем Пифеем и предположительно отождествляемый с нынешней Исландией.

Это — нордическая земля Бергмана, где мимолетны и коротки улыбки летней ночи и вообще лето, проведенное с Моникой или еще с кем-то, где навсегда запомнится земляника, собранная в юности на лесной поляне. Краткость лет и краткость жизни. Морок белых ночей, блеск воды и шелест деревьев, шум дождя, игра прибрежной светотени на камнях и дюнах исполнены ощущения хрупкой недолговечной красоты. Зато бесконечна и сурова зима страданий, которые суждены обитателям Острова. Хотя бы и метафорического: разве не Остров — родильный дом ("У истоков жизни"), гостиница в чужом городе ("Молчание"), стандартная городская квартира ("Сцены из супружеской жизни")?

Но тот же Остров может в какой-то момент стать незаменим как убежище, пристанище от жизненных невзгод. В книге "Латерна Магика" Бергман описывает свое бегство из Швеции в пик налогового скандала. Он с женой Ингрид поселился в парижской гостинице, где оба изнывали от жары, сидя голые у кондиционера под струйкой холодного воздуха. Жара, столь же выматывающая и враждебная, как в "Молчании", заставила беглецов переместиться ближе к Северу — в Копенгаген, зафрахтовать там частный самолет и нелегально слетать на Форе. "Возле старого дома... вовсю цвела сирень,— пишет Бергман.— Мы до рассвета просидели на крыльце, одурманенные тяжелым запахом, а рано утром улетели обратно в Копенгаген".

Дом городской, как в "Фанни и Александре", или загородный, как в "Земляничной поляне", нередко ассоциируется у Бергмана с ностальгией по детству. Но он же навсегда запомнил брошенную кем-то фразу о том, что жилище может стать смертельным оружием. Бергман ощутил ее смысл, когда в свое время попал в Кройцберг — примыкавший к Стене и населенный турками район Западного Берлина. Здесь не было тогда ни одного немца, улицы воняли, и эта раковая опухоль на теле города приводила "в смущение немецкую совесть и с грехом пополам усмиренную расовую ненависть". По мнению многих, вместо подобных островов-гетто следовало бы создавать острова-лагеря, целые архипелаги. Единственным утешением служило то, что если восточный варвар ворвется в окруженный Стеной город-остров, он первым делом врежется в рыхлую массу ненемецких тел.

Бергман, даже ранний, остро ощущает драматическую отдельность человеческого существования. Четыре героини фильма "Женские секреты", датированного 1952 годом, коротают время в летнем доме на острове в ожидании своих мужей, и каждая рассказывает остальным историю своего замужества. В последней из четырех новелл супруги, возвращаясь домой со светского приема, застревают в лифте и, неожиданно оказавшись лицом к лицу, осознают, что эмоционально давно потеряли друг друга, а их брак превратился в сугубо деловой союз. Лифт уподобляется острову, на который выбросило благополучную пару после внезапного кораблекрушения. Проведя ночь в вынужденной изоляции, они вновь открывают силу былых чувств и решают провести следующий день романтично, словно молодожены. Но как только они попадают в свою фешенебельную квартиру, телефон напоминает мужу о важной деловой встрече, и рутина вновь торжествует.

Современная жизнь, отразившаяся в фильмах Бергмана, рассматривает возможность любви только как случайность или выгородку из реальности. Каждый человек — Остров, и лишь оставшись наедине с самим собой, он может попытаться понять другого. Мужество Бергмана в том и состоит, что он поведал своим современникам о чувствах и страстях, которые они похоронили в тайниках своего подсознания, но счастливы от этого не стали.