Выставка фотография
Сразу двух именитых исследователей Африки показывает в рамках Фотобиеннале Мультимедиа Арт Музей. И Хьюго, и Суботски — лауреаты многочисленных премий, первый скорее романтик, второй — социолог. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
В 1994 году репортер Кевин Картер получил Пулитцеровскую премию за фотографию, на которой африканская девочка в голодающем Судане пыталась доползти до центра раздачи еды. На заднем плане маячил стервятник. Композиция снимка навязывала зрителю вывод о том, что девочка — будущая жертва хищной птицы. После того как фотография была опубликована в New York Times, обеспокоенные читатели плотно сели на телефоны в попытках узнать дальнейшую судьбу несчастной. Картер признался, что сделал снимок и побежал дальше, не пытаясь ей помочь. 27 июля того же года он прикрепил резиновый шланг к выхлопной трубе своего пикапа, включил зажигание и задохнулся, оставив записку, в которой объяснял самоубийство долгами и невыносимыми видениями человеческой нищеты и жестокости, преследующими его. Эту трагедию часто интерпретируют как кармическое наказание для равнодушного фотографа. Но правда в том, что, находясь в таком материале, автор вынужден строить четвертую стену, как в театре, между собой и теми ужасами, которые он наблюдает,— хоть в мексиканских наркопритонах, хоть в депрессивных городах российской глубинки, хоть в Африке.
Питер Хьюго в серии "Гиена и другие люди" берет героический тон. Он сужает панораму человеческих типов до представителей одной, весьма специфической профессии. Укротители гиен передают свое мастерство из поколения в поколение. Они владеют (вернее, говорят, что владеют) рецептом особой жидкости. Если окунуться в нее, то гиена никогда не укусит. Кроме того, они еще и заклинатели гиен, знающие правильные слова для управления диким животным. Идея серии возникла после того, как друг прислал Хьюго фотографию с мобильника, на которой была запечатлена группа людей в нигерийском городе Лагос с гиенами на железных цепях. Хьюго провел с ними восемь дней. Укротители обычно зарабатывают тем, что устраивают цирковые представления на улицах и торгуют снадобьями. Их считают отверженными, правительство старается пресечь шоу и регулярно устраивает на них облавы.
По фотографиям видно, что перед нами — крутые ребята. Они всячески позируют перед камерами. Один седлает гиену, как пони. Другой изображает Самсона, разрывающего пасть льву. На фоне серого песка крепкие юноши в ярких одеждах выглядят чрезвычайно выразительно, хоть сейчас на баннеры какого-нибудь спортивного бренда. Для европейского (но не российского) зрителя, однако, главной болевой точкой серии является жестокое обращение с животными. Как пишет Хьюго, это интересует всех без исключения людей Запада, но нигерийцам постановка вопроса непонятна. "Вместо этого,— пишет Хьюго,— мы должны поинтересоваться, отчего люди вынуждены ловить диких животных, чтобы прокормиться. Почему они на обочине экономики? Почему Нигерия, находящаяся на шестом месте в мире по объемам экспорта нефти, в таком раздрае?" Последний вопрос интересует жителей и других стран, славящихся богатством ресурсов.
Не лучше дела обстоят и в городке Бофорт-Уэст, месте действия фотографий члена агентства Magnum Михаэля Суботски. Через город проходит самое длинное шоссе ЮАР, и именно здесь оно прерывается круговым объездом, внутри которого стоит тюрьма. Жизнь в Бофорт-Уэсте нищая и для белых, и для коренных африканцев. Последним, конечно, приходится хуже: один из источников средств проживания для них — огромная помойка на окраине. Некоторые снимки по-настоящему тревожат. К примеру, сексуальная сцена, снятая почти в упор: местная проститутка ублажает земляка. У Суботски, правда, возник ответ на вопрос, как снимать убожество и жить дальше. Он устраивает мастер-классы с представителями социальных низов и пытается хотя бы осознать глубину пропасти, отделяющей их от профи с международной известностью и камерой стоимостью в годовую зарплату тех, кого он снимает.