Выставка история
В римских Капитолийских музеях проходит выставка "Lux in arcana", впервые в истории предъявляющая широкой публике уникальные документы из секретного архива Ватикана. Фантасмагорических разоблачений в духе Дэна Брауна выставка не обещает, однако многие десятки документов VIII-XX веков, написанных на пергаменте, бумаге и даже бересте, освещают не только внутреннюю историю католической церкви, но и многие узловые точки мировой истории. Из Рима — СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Бог уж с ним, с флером таинственности, но интересно было, как они это сделали. Стандарт претендующей на сенсационность большой выставки живописи в чисто экспозиционном смысле довольно понятен, выставки рисунков — тоже. А вот показ документов — дело, как правило, локальное, сделать из него всесветный блокбастер не только по названию, но и по факту зрительского впечатления на самом деле довольно сложно. Вдобавок тут еще уникальный материал, и резонансность, и многогранность: не будешь же относиться по-рутинному к выставке, которая по-свойски поминает, помимо средневековых пап и императоров, Франциска Ассизского и Муссолини, семейство Борджиа и Коперника, Наполеона и "старых мастеров" ренессансно-барочного Рима. Да, подчас от самого сознания того, что ты смотришь на бесценный оригинал документа, знаменитого своей древностью (как "Liber diurnus romanorum pontificum", маленькая книжица канцелярского назначения, чудом сохранившаяся с VIII века) или историческим значением (как булла Льва X, отлучающая от церкви Мартина Лютера), буквально перехватывает горло. Но выложи в рядочек в обыкновенных витринах сотню таких уников в хронологическом порядке — и где-то к середине, если ты неспециалист, сантименты сменятся ощущением добропорядочной пыльной скуки.
На выставке никакой хронологии нет, документы распределены по капитолийским залам сообразно тематике — тут тема "Святые, женщины и придворные", а тут "Тиара и корона". Распределены довольно вольготно, по нескольку документов на затемненный по такому случаю зал, но дизайн и сама геометрия витрин вместе с мультимедийными пояснениями настолько отточены, что вместо разреженности, наоборот, возникает ощущение роскошной историко-художественной сытности. В оформлении почти никакой попсы — разве что в разделе, посвященном еретикам и крестоносцам (такое вот сочетание), зрителя отвлекают мониторы с горящим пламенем. В общем же с точки зрения дизайна отформатировано все это нескончаемое архивное зрелище безупречно, вплоть до того, что надо еще найти в себе известные силы, чтобы оторваться от разглядывания витрин и заметить, на минуточку, фрески XVI века или римские рельефы, которыми при всем том декорированы отведенные для выставки залы.
Дело даже не только в декоративной притягательности, хотя от богато украшенных булл и декреталий рябит в глазах — есть даже крайняя степень средневекового бюрократического богатства, грамота императора Оттона I, написанная золотыми чернилами на телячьем пергаменте, окрашенном в малость выцветший с 962 года пурпур. Выставка как-то приучает к тому, что с одним и тем же благоговением смотришь не только на киноварно-золотые строчки, выведенные позднекаролингским минускулом, но даже и на машинописные страницы — последних немного, но они из до сих пор закрытой для исследователей части архива (показывая их, ватиканские архивариусы, видно, старались показать озабоченность папы Пия XII фашистскими зверствами в Германии и Италии).
Где-то этот тематический принцип выглядит хоть эффектным, но искусственным — например, в разделе, посвященном печатям, оказались наряду со средневековыми документами и грамота испанского короля Филиппа II с печатью из чистого золота, и снабженное восковой печатью послание новоизбранного патриарха Московского Тихона — написанная звучной тацитовской латынью просьба о помощи перед лицом революционных событий 1917 года. Где-то он несколько натянут — так, в одном зале оказались итоговый документ провозгласившего унию православной и католической церквей Флорентийского собора, размашисто подписанный византийским императором Иоанном VIII, булла папы Иоанна XXIII (1959), созывающая оказавшийся революционным Второй Ватиканский собор, и письмо папы Климента XII (1738) тогдашнему далай-ламе. Но где-то, напротив, только придает красноречивости самим экспонатам — в зале, посвященном конклавам, показывают свидетельства XVI-XIX веков, наглядно иллюстрирующие скрытую от простых смертных процедуру папских выборов, а в разделе "Ученые, философы и изобретатели" вполне органично сложились булла об утверждении Кембриджского университета, малозначимое прошение Николая Коперника, первый календарь, отразивший известную "новостильную" реформу папы Григория XIII, и рукопись бразильца Бартоломеу де Гусмана, пытавшегося в начале XVIII века изобрести "летающую машину". А заодно и адресованное папе Бенедикту XIV письмо Вольтера: ну кто бы мог подумать, что легендарный вольнодумец будет адресовать римскому понтифику изящное, но льстивое письмо с выражениями типа "целую ваши святейшие ноги"?
Всяких намеренно подобранных удивительных вещей на выставке вообще много — в ряду всякой экзотики вроде берестяной грамотки североамериканских индейцев, буллы папы Климента VIII, переведенной на язык индейцев кечуа, посланий монгольского хана XIII века или китайской императрицы XVII века неожиданно обнаруживается и парадное письмо царя Алексея Михайловича "Клименту Десятому, папе и учителю римскаго костела" с просьбой о союзе против крымских татар и турок. Может даже сложиться впечатление, что папский архив, говоря по-простому, хвастается: смотрите, все последние полтора тысячелетия европейской истории с их войнами и расколами, великими правителями и великими святыми, династическими браками и геополитическими сдвигами — все это осело на наших архивных полках. (И даже не только европейской — есть, допустим, булла, которой папа Александр VI Борджиа разделял новооткрытые земли Америки.) Автографы знаменитостей? Пожалуйста, вот вам предсмертное письмо Марии Стюарт, тоже довольно печальное письмо обреченной Марии-Антуанетты, дочерняя записочка Лукреции Борджиа, подпись Наполеона на конкордате с Ватиканом или послание очередному понтифику от Авраама Линкольна. Поразительного вида исторические раритеты? Нате-ка вам обремененное восемью десятками печатей прошение английского парламента о расторжении первого брака английского короля Генриха VIII. Или дело тамплиеров — шестидесятиметровый свиток (развернутый в витрине метров на пять) с убористо записанными протоколами допросов рыцарей-храмовников.
Но не то чтобы это преподносилось как сплошной фимиам могуществу католической церкви — да, сановные ватиканские кураторы, скажем, не преминули лишний раз напомнить о тех, кто создавал художественный фасад католицизма, и с явной гордостью показали письма Микеланджело и Бернини. Но никакой паточности при этом все равно не возникает — общая тональность скорее занимательно-деловитая, да и канонизированные советским научным атеизмом Джордано Бруно и Галилей тоже помянуты со всей надлежащей объективностью. При таком-то размахе и объеме о конфессиональной узости заводить речь даже как-то странно. Это выставка не про зловещие тайны церкви, но и про ее величие она говорит лишь постольку, поскольку величава сама ее идея — сделать все то, что было доступно в лучшем случае как иллюстрация из специальных монографий, говорящим экспонатом. Проговариваемая при этом мысль в общем-то понятна: папы, епископы, короли и императоры — это все хорошо, но по-настоящему историю творят не личности, а документы. В эпоху электронных СМИ это выглядит вполне резонным напоминанием.