Премьера / Театр
В мастерской театрального искусства "Сузирья" состоялась премьера комедии "То, что скрывают французы". Обнаружив под этим интригующим названием старый бульварный шлягер "Мужской род, единственное число", СЕРГЕЙ ВАСИЛЬЕВ вынужден констатировать, что авторам спектакля следует опасаться куда более обидных разоблачений.
В театре "Сузирья" обожают изобретать необычные жанры. Конечно, определение нового спектакля "То, что скрывают французы" — комедия "16+" в ритме "босанова" — до перлов вроде "метагиперреалистичный трагистеб-транс" или "тессеракт", способных озадачить даже самого закаленного зрителя, явно не дотягивает, да, в общем, и особой загадки не таит. Все тут бесхитростно и искренне взывает к зрителю — иди ко мне, милый. Комедия, как известно, самый ходовой театральный товар, "16+" явно сулит какие-то пряные ингредиенты, запрещенные детям, "босанова" пышет жаром знойных страстей. Ее, между прочим, авторы не зря закавычили, поскольку никаких бразильских мелодий и ритмов в спектакле, хоть убей, не обнаруживается; в музыкальном оформлении здесь прогнозируемо доминирует французский шансон, а в кардиограмме представления никакого учащенного сердцебиения, свидетельствующего о творческих муках и волнении его создателей, не заметно. Тут, что называется, прилежно демонстрируют ремесло.
Грубые звуки в фонограмме лишь усиливают ощущение искусственности актерской игры
Искушенный театрал, попав на это зрелище, через пять минут смекнет, что под завлекательным названием "То, что скрывают французы" замаскировался старый бульварный шлягер литературного тандема Жан-Жака Брикера и Мориса Ласега "Мужской род, единственное число". Эту пикантную комедию положений играют многие провинциальные труппы, обычно озабоченные не столько просвещением публики, сколько наполнением театральной кассы. В Киеве этой ловко скроенной вещицей двадцать лет назад открылся первый в Украине частный театр — "Браво", и желающие полюбоваться на руины той искрометной постановки Германа Царева могут совершить экскурсию в зал на улице Гончара — спектакль, невесть сколько раз обновив состав исполнителей, до сих пор сохраняется в репертуаре антрепризы Любови Титаренко. К слову, некогда довелось участвовать в этом представлении и Льву Сомову — режиссеру новой версии безделицы Жан-Жака Брикера и Мориса Ласега. Объяснить его обращение к этой пьесе иначе, как памятью о прежнем триумфе, решительно невозможно. Он и сам с нескрываемым удовольствием играет в своем спектакле, хотя уже не молодого героя Луи, как два десятилетия назад, а его отца — депутата парламента Альбера Ламара. Впрочем, задора и энергии этому персонажу не занимать — он готовится соединиться брачными узами со старой подругой Матильдой (Ксения Николаева) и собирается сыграть свадьбу в один день с сыном (Михаил Досенко), которому присмотрел в невесты молодую испанскую аристократку. Пока же и папаша, и его наследник крутят шашни с любвеобильной служанкой Жасант (Алена Колесниченко) — эта героиня, кстати, упрямо называет себя гувернанткой, по-видимому, рассматривая секс с Луи как уроки Камасутры. Главная же интрига пьесы строится на том, что в доме внезапно появляется полковник американской армии Фрэнк Хардер (Валентин Томусяк), ошарашивающий месье Ласега признанием, что он — его исчезнувшая двадцать лет назад жена Мария-Луиза, бывшая шпионка, из соображений безопасности сменившая пол, но прекрасно себя чувствующая в новом обличье и страшно соскучившаяся по вынужденно брошенному некогда сыну.
Разумеется, столь неординарная ситуация порождает массу недоразумений. Герои штабелями громоздят ложь, запутываются в ней, находчиво выкарабкиваются из пикантных положений и попадают в новые капканы, пока, наконец, в меру похохмив и пошалив, не добираются до финала, где, как и принято в образцовой комедии положений, зрителей ожидает остроумная развязка.
Надо сказать, что актеры обычно играют такие пустопорожние пьесы с невероятным воодушевлением, хотя, будучи интеллигентными людьми, чуточку стыдятся своего энтузиазма, как сумасшедшей бабушки или племянника, сидящего в тюрьме за разбой. Вот и в новом спектакле театра "Сузирья", с наскоку беря на абордаж публику классическими средствами воздействия — оголтелым криком, выпученными глазами, не всегда пристойными движениями и репликами, выпяченными задницами, голыми ногами и томными извивами тел исполнителей,— постановщик периодически делает вид, что его "Французы" — пародия на подобного типа представления. Однако идея эта треском проваливается — нарочито акцентированные жесты актеров вроде воздевания рук в патетических эпизодах все равно кажутся махровыми штампами, а грубые, как в ситкомах, звуки в фонограмме лишь усиливают ощущение чудовищной искусственности актерской игры. Если учесть, что и представление о буржуазном шике, где стаканами хлещут абсент, а служанка не забывает и себе налить шампанского наравне с господами, здесь полностью соответствует образцам еще советских времен, то, в общем-то, рядовую премьеру "Сузирья" стоит рассматривать как восторженный гимн театральной рутине. Создателям спектакля не удается ее скрыть, как и их героям — перемену пола. Впрочем, и публика, увы, кажется, продолжает пребывать в каком-то допотопном времени. По крайней мере, на слово "трансвестит" многие дамы в зале, как и двадцать лет назад, реагируют истерическим смехом.