В России его имя до сих пор остается паролем для избранных и свидетельством превращения рок-музыки в классику современности. На этой неделе в Россию с гастролями приезжает гитарист Джо Бонамасса
Когда в американском городке Нью-Хартфорде родился Джо Бонамасса, поп-музыка переживала исторический 1977 год.
Титаны рока выходили из моды. На глянцевых обложках панк-звезда Джонни Роттен щеголял футболкой "Я ненавижу "Пинк Флойд"". Выживший из ума, толстый и печальный Элвис Пресли умер в том же году.
Когда гитарный мастер и продавец, добропорядочный мистер Бонамасса подарил своему четырехлетнему сыну крохотную гитару, "Лед Зеппелин" и "Пинк Флойд" уже распались, Джона Леннона застрелили, а маленький монстр Майкл Джексон стал королем поп-музыки.
Казалось, что флаг рок-н-ролла фатально втоптан в коммерчески-стадионную грязь. Уже и панков теснили бой-бэнды и синти-поп. Последние гвозди в гроб "всего честного и прогрессивного" забивала нью-йоркская танцовщица с наглым псевдонимом Мадонна. Виртуозы гитары Джефф Бек и Джон Маклафлин стали кумирами элитарных снобов, а "парни с нашего двора" осваивали матерные частушки хип-хопа. Хеви-метал стал самопародией. Блюз ушел в гетто для ценителей. Казалось, еще лет десять, и электрогитару поставят на полку музея — куда-нибудь рядом с виниловым проигрывателем и джинсами клеш.
Дома же у Бонамассы, по его воспоминаниям, "гитары были как столы и стулья — они стояли и лежали всюду". Кроме того, была папина коллекция дисков. Парень заперся у себя в спальне, изо дня в день штудируя как старые негритянские блюзы, так и виртуозный белый блюз-рок.
Каждому Бродскому нужна своя Ахматова, каждому Элвису Пресли — свой Сэм Филлипс. Первым ментором Бонамассы стал самородок и виртуоз Дэнни Гаттон. Изумившись, что 11-летний мальчик играет как зрелый музыкант, он вывел его на сцену нью-йоркских клубов. У Гаттона были широкие взгляды, и Бонамасса открыл для себя кантри, джаз и даже польку. Он услышал: музыка так бесконечна, что, как быстро ты ни несешься вперед, горизонт будет неуловим. Дэнни Гаттон застрелился у себя в гараже в 1994 году, так и не узнав, что его имя однажды войдет в сотню выдающихся гитаристов всех времен, а его ученик будет признан музыкантами и меломанами на всех берегах Атлантики.
В 12 лет Бонамасса в качестве вундеркинда открывал концерт Би Би Кинга, и это была вторая великая встреча. Кинг вывел Джо на большую сцену, безапелляционно заявив, что этот парень — "один из нас". Патриарх блюза до сих пор остается старшим другом Бонамассы и вечным творческим образцом.
Когда осенью того судьбоносного года Бонамасса вернулся за парту, он описал свой музыкальный опыт в школьном сочинении "Как я провел это лето". Учитель принял рассказ за детскую фантазию и попросил переписать сочинение пореалистичней, "что-нибудь на тему рыбалки с отцом или лагеря скаутов".
Не исключено, что ранняя прививка медными трубами навсегда освободила Джо именно от тех комплексов гитарного героя, которыми многие рок-музыканты мучаются всю жизнь, меняя служение музам на быстрые деньги и внимание манекенщиц. Он и сегодня в перерыве концерта кажется застенчивым, чуть полноватым аспирантом, лишенный атрибутики рок-звезды, так набившей оскомину. Его суждения не выдают чувства собственной важности: подробнее всего он говорит о марках усилителей и нюансах настройки гитары. Его биография не изобилует светскими скандалами: вся его эволюция происходила где-то внутри, наедине со своим сердцем и разумом, а внешне он рос как бы безмятежным счастливчиком, будучи принят в компанию Очень Больших Музыкантов. Его словно передавали из рук в руки лучшие, от Бадди Гая до Стивена Стиллза, от Роберта Крэя до Джека Брюса.
Когда на границе тысячелетия он выпустил свой первый альбом A New Day Yesterday, само название классической песни "Джетро Талл" 1969 года стало заявлением о намерениях. 24-летний гитарист и певец предъявил себя как живое доказательство того, что традиции мирового блюз-рока, как английского, так и американского, совсем не исчерпаны.
Сегодня он сам вспоминает о первых дисках как об ученических. Но уже тогда было слышно: этот музыкант способен поднять флаг, который был потерян рок-музыкой в безнадежной битве с коммерцией, наркотиками и медными трубами славы.
Знал ли он сам, что A New Day Yesterday окажется его ключиком к России? Когда в Москве открылся Дом музыки и концертный продюсер Евгений Черников решил организовать абонемент международного блюза, его знакомый, торговавший дисками еще на старой доброй Горбушке, принес ему именно этот альбом. В итоге ценители блюза в России открыли Бонамассу чуть ли не раньше, чем в Англии. Он собирал в Доме музыки двойные аншлаги еще тогда, когда в лондонских клубах на него приходило не более 40 преданных фанов. (Правда, за стенами ММДМ его в России не услышал почти никто, но это, как говорят в американских кинобоевиках, наши проблемы.)
У себя же на родине, уже после диска Blues Deluxe 2003 года (когда конгресс США объявил официальный год блюза), Бонамасса стал главной надеждой. Критики, отдавая дань технической эквилибристике, отмечали, что этот бледнолицый янки ухватил сам дух музыки, которая из поколения в поколение передается под разными названиями еще со времен дельта-блюза и хиллбилли. Тот дух, который не имитируешь ни техническими приемами, ни яркими "новациями" свежайших электронных примочек.
Скептики же задавали резонные вопросы о том, как может белый выходец из среднего класса на полном серьезе воспроизводить ламентации черных стариков, повидавших тюрьму, нищету и скитания, словно повторяя те же претензии, которые за 40 лет до того предъявлялись молодому Мику Джаггеру, Эрику Клэптону и Джеффу Беку.
Второй проблемой стало (и, может быть, остается до сих пор) то, что Бонамасса в итоге оказался припечатан лейблом традиционного блюза, чья преданная публика довольно замкнута, иногда напоминая секту. Каждый новый его диск выходил на первые места в рубрике "Блюзовые альбомы", а читатели журнала Guitar Player три года подряд называли его "лучшим блюзовым гитаристом мира", хотя он постоянно и напористо расширял горизонты, сформировав великолепную рок-группу и работая с продюсером Кевином Ширли над таким студийным звучанием, которое бы проняло и блюзовых пуристов, и аудиофилов с их виниловыми хай-эндами, и поклонников настоящего современного рока.
Именно это движение от школьной виртуозности к осмыслению рок-музыки как классической музыки современности и в то же время ее злободневного нерва, наверное, составляет главный сюжет эволюции музыканта.
Сегодня — после 20 лет серьезной ежедневной работы — он уже хорошо понят и принят широкой публикой на Западе. Его последние два альбома входят в двадцатку продаж и в Англии, и в США. В России же его имя до сих пор остается паролем для избранных, тех, кто вновь соберется в Доме музыки, а также впервые придет на его концерт в Санкт-Петербурге. Ну что ж, вновь хочется передать большой привет отечественным телерадионачальникам, которым не нужен никакой железный занавес, чтобы надежно оградить российскую публику от всего, что на самом деле происходит в мировой музыке.
Подпись
В России Бонамассу (на фото) открыли чуть ли не раньше, чем в Англии. Здесь он собирал аншлаги еще тогда, когда в лондонских клубах на него приходило не более 40 фанов