В Москве в собственной квартире на 87-м году жизни скончалась народная артистка СССР Людмила Касаткина — легендарная «укротительница тигров» Леночка Воронцова.
В конце 1950-х годов мир узнал и полюбил советское оттепельное кино во многом за то, что у него было не просто человеческое, а женское лицо. Но если Изольда Извицкая в «Сорок первом» (1956) и Татьяна Самойлова в «Летят журавли» (1957) транслировали миру трагизм советской истории, то Людмила Касаткина ошеломила международный фестиваль телевизионных фильмов в Монте-Карло своим озорным «космополитизмом». «Золотую нимфу» за лучшую женскую роль принесла ей Катарина, волевая и чувственная героиня «Укрощения строптивой» (1961), первой из 11 совместных работ Касаткиной с ее мужем режиссером Сергеем Колосовым.
Советские зрители полюбили актрису Центрального театра Советской армии, в котором она служила с 1947 года, семью годами раньше, когда на экраны вышла «Укротительница тигров» (1954). В межеумочном, «никаком» отрезке времени между культом личности и оттепелью ее Леночка была, как ни патетически это прозвучит, первым «лучом света в темном царстве». Надежда Кошеверова и Александр Ивановский сняли вполне голливудскую сказку о цирковой уборщице, ставшей повелительницей зверей. Актриса рассказывала, что после того, как она один-единственный раз согласилась войти в клетку к тиграм (что едва не закончилось самым трагическим образом), великий укротитель Борис Эдер предлагал ей пойти к нему в ассистентки: «У вас есть кураж!»
Названия двух прославивших ее фильмов — это лишь первая из странных рифм ее жизни: причудливо рифмуются — укротительница и укрощенная. А кто такая ее Екатерина Семеновна, директор вечерней школы из «Большой перемены» (1972) Алексея Коренева, как не добрая укротительница своих больших детей. И кто, как не добровольно укрощенная женская душа, ее Душечка из чеховской экранизации (1966) Колосова.
Первые фильмы Касаткиной варьировали ее уже устоявшееся в театре лирико-комедийное амплуа. Но затем актерская судьба определила ей амплуа трагическое и героическое. Женственность актрисы очеловечивала гражданскую войну в фильмах Федора Филиппова «По ту сторону» (1958) и «Хлеб и розы» (1960), делала особенно невыносимой гибель разведчицы Ани Морозовой из первого в СССР многосерийного телефильма Колосова «Вызываем огонь на себя» (1964).
И еще одна странная рифма. В следующем фильме своего мужа «Операция “Трест”» (1967) ее Мария Захарченко погибала так же, как Морозова: окруженная врагами, сводила счеты с жизнью. На сей раз Касаткина играла безусловного врага — безжалостную фанатичку-террористку, засланную организацией генерала Кутепова в молодую Советскую Россию. Казалось бы, поделом ей, гадине, но и эта загубленная молодая жизнь вызывала острую жалость.
С годами Касаткина стала едва ли не главной «трагической матерью» советского кино — опять-таки благодаря Колосову. Узницей Освенцима, обретающей разлученного с ней четверть века назад сына, в фильме «Помни имя свое» (1974): эта роль принесла ей звание заслуженного деятеля культуры Польши. «Матерью Марией» (1982), поэтессой и монахиней Елизаветой Кузьминой-Караваевой, участницей французского Сопротивления. Наконец, самой главной матерью в драматургии ХХ века — брехтовской матушкой Кураж в «Дорогах Анны Фирлинг» (1985).
Вот еще рифма: слова Эдера о кураже Касаткиной — и вот матушка Кураж.
Но самая последняя, щемящая рифма, закольцевавшая жизнь Касаткиной,— то, что актриса всего на 11 дней пережила Сергея Колосова, с которым была вместе 62 года. Они жили долго и счастливо и умерли почти что в один день.