Отпечатки войны

Томас Дворжак — это человек, от которого я узнала, что такое война. Его всемирно известные чеченские снимки я впервые увидела, когда училась на первом курсе. И они были такими настоящими и такими живыми — даже те, где была только смерть,— что телевизионные хроники из Чечни казались чем-то нелепым и выдуманным. Пять лет спустя, в 1999-м, я оставила работу и поехала в Чечню — и фотографии Дворжака сыграли важную роль в этом моем решении.

Пересматривая их сейчас, я вижу, что это не просто документальные свидетельства преступлений против человечества. Это не просто портреты матерей, потерявших детей, детей, потерявших отцов, стариков, потерявших веру во все, чем они жили. Это лекарство для нас, сегодняшних, забывших о войне и страданиях. О бессмысленных жертвах, принесенных политиками ради власти, денег, побед — ради чего угодно, только не ради человека. В России — да и везде — об этом забывать нельзя. Слишком короткая у человечества память.

Я помню одну его фотографию. Зима 2002 года, Грозный. Пожилая женщина в темно-красной кофте держит на руках кота и смотрит куда-то в сторону от фотографа, немного вверх. За ней — обшарпанная серая стена, вокруг убогий, нищий скарб. В подписи к фото автор сообщает: эта 80-летняя русская женщина живет в подвале, потому что ее дом в Грозном разбомбили.

Ничего поразительного для меня в этой подписи не было. К тому времени я много повидала таких вот подвальных жителей разрушенного города, выползающих, словно животные, из своих нор, едва только стихнет канонада, и щурящих от дневного света глаза, ослепшие от слез и подвальной темноты. Это жуткое зрелище утреннего Грозного, когда мертвый с виду город начинает дышать и шевелиться, и изо всех его щелей и норок появляются слабые, тонкие, как тени, люди, которые, будто по неслышной команде, идут в одну сторону — к площади Минутка, где в это время разворачивается полевая кухня МЧС. После трех месяцев в подвалах, бомбардировок, голода, холода, неизбывного ужаса — они стоят в очереди за кашей, и эта каша кажется им манной небесной. И кто-то, едва получив эти 300 граммов горячей манны, ест ее сразу, руками заталкивая в рот, потому что любой момент в этом городе может стать последним и надо успеть еще раз почувствовать вкус пищи и жизни.

Женщина с фото Дворжака была из них, я увидела это сразу. И ежесекундный кошмар зимы 1999-2000-го, когда на город падали бомбы и ракеты, когда не утихали артиллерийские орудия, и человек, оставленный внутри этого ада, либо сходил с ума, либо начинал верить в бога, потому что другой защиты у него не осталось, и отчаяние утраты близких, и ужас голодной смерти, и эти очереди за первой кашей,— все это она, несомненно, пережила.

И ее лицо стало будто окном в другой мир, преобразилось в лик. Женщина смотрела куда-то вверх и улыбалась. Такая вот грозненская святая, не поруганная и не уничтоженная человеческой жестокостью.

Я хорошо помню, как смотрела на это фото. И даже позавидовала Дворжаку — что он сумел увидеть такое лицо. За годы войны я видела на лицах в Чечне все что угодно — отчаяние, страх, ненависть, мольбу, равнодушие. А вот такого — не видела. Это лицо человека, оставшегося человеком там, где это было, кажется, невозможно.

Сегодня я часто вспоминаю это лицо. Когда на разных форумах и митингах слышу ненависть в словах людей, призывающих отделить Кавказ, не "кормить кавказцев", ввести для них ограничительные правила как для нежелательных иностранцев,— и беспокоят не столько сами призывы, которые можно обсуждать, сколько нетерпимость, ненависть, желание отгородиться от чужих боли и трагедии бетонной стеной. Кавказ, не знающий мира много лет, разрушенный, разбомбленный, зачищенный, истекает кровью и сегодня, и ему нужны наши помощь и понимание. Мы уже топили его в ненависти, а он топил нас. И эта ненависть не иссякнет, если мы не поймем чего-то, что поняла та грозненская женщина из подвала.

И еще одно фото Томаса Дворжака я помню. Лето 1996-го. Две чеченские женщины в легких платьях — одна в черном, траурном, другая в цветном. Идут легко и быстро, прикрывая лица руками от яркого солнца,— на фоне изрешеченной пулями, словно отмеченной оспинами, стены выставочного зала в Грозном. Первая война уже кончилась, впереди, кажется, мир и покой, и эта надежда чувствуется во всем — и в походке женщин, и в этих легких платьях, и в обилии солнечного света, сменившего подвальный мрак. И даже в этой ужасной изрешеченной стене, которая теперь уже кажется не действующим лицом происходящего, а всего лишь декорацией для красивых, полных сил женщин, избежавших смерти. Я не знаю, сумели они выжить во второй войне или нет. Наверное, не знает и Томас Дворжак. От этого его фотография для меня еще более важна. Она говорит о том, как коротка жизнь, как мгновенно счастье, как хрупок мир,— и как все это нужно ценить.

Галерея "Победа", до 1 апреля