Премьера мюзикл
Оперная труппа Мариинского театра представила вторую в нынешнем сезоне премьеру — классический бродвейский мюзикл "Моя прекрасная леди" Фредерика Лоу в постановке известного канадского режиссера Роберта Карсена. Комментирует ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Статус пожалуй что самой долгожданной обновки петербургского театрального сезона копродукции Мариинки и парижского Chatelet обеспечило стечение трех обстоятельств — триумфа прошедшей в декабре 2010 года европейской премьеры, отчаянного дефицита качественных мюзиклов в афише Северной столицы — и повышенного интереса публики к российскому дебюту баловня мировой оперной сцены режиссера Роберта Карсена. После первых четырех показов спектакля дальновидно уступивший дирижерский пульт своему ассистенту Гавриэлю Гейне и ограничившийся лаврами продюсера проекта Валерий Гергиев должен, вероятно, удовлетворенно потирать руки: премьера, что называется, выстрелила, да и о коммерческом будущем предприятия можно не беспокоиться — билеты на ближайшие представления мюзикла раскуплены подчистую. Проблема, впрочем, заключается в том, что определенное впечатление "Моя прекрасная леди" может произвести лишь на не слишком искушенную бродвейским жанром аудиторию, да и событием постановка является лишь в локальном петербургском контексте.
Хотя на первый взгляд все как будто безоблачно — в спектакле наличествует весь джентльменский набор, привычно ожидаемый от постановки "Пигмалиона" или основанного на пьесе Бернарда Шоу мюзикла. Мариинские колосники подпирают массивные колонны "Ковент-Гардена"; украшенный уймой допотопных граммофонов двухъярусный профессорский кабинет уставлен старинной мебелью; работает затейливая система занавесов и задников, живописующих то фасад дома Хиггинса, то лондонские тылы; кинематографический прием перехода от общего плана к крупному имитируется движением фуры с декорацией от арьера к рампе, у которой актерам предписано прямое общение с залом,— на сцене царит олдскульная основательность, стилизующая костюмированную архаику старого театра и благодушие старого кино. Играющая со штампами и ожиданиями и балансирующая между ироничностью и достоверностью стилизации "Моя прекрасная леди" Карсена выглядит в равной степени почтительно-насмешливым и сентиментально-ностальгическим оммажем современного художника прошлому искусства.
Фото: Валентин Барановский, Коммерсантъ
При этом мариинская реализация оригинального режиссерского замысла во всех смыслах далека от идеала, судя по восторгам западной прессы явленного на парижской премьере. Привыкшим иметь дело с размеченной композитором интонационно-ритмической партитурой оперным певцам "Моя прекрасная леди" — не столько мюзикл, сколько разговорная пьеса с увертюрой и парой-тройкой вокальных номеров,— дается с ощутимым трудом: то и дело провисает темпоритм; штатные артисты неточны и ударяются в густой жанровый нажим; приглашенные со стороны драматические актеры предаются вальяжному бенефициантскому комикованию. Единственный, кто ухитряется, не теряя индивидуальности, не без удовольствия играть по предложенным режиссурой правилам,— ангажированный Мариинкой премьер Молодежного театра на Фонтанке Валерий Кухарешин, сообщивший роли профессора Хиггинса весь потенциал своего обаятельного профессионализма и способный на протяжении трех часов действия в одиночку управлять вниманием зала.
Между тем даже самая выдающаяся работа отдельно взятого актера не способна определить успех или неуспех целой постановки — особенно если ее автором является Роберт Карсен. Спектакли 57-летнего канадца отличают не свежесть или глубина режиссерского решения, а дорогой минималистский дизайн; безупречный свет и самодостаточно ценная отлаженность сценических механизмов. Его театр вроде бы сделан очень бесхитростно, но это та кажущаяся простота, что, во-первых, очень дорого стоит, а во-вторых, является продуктом театральной культуры высочайшего класса — обеспечить его при адаптации импортного продукта к местным реалиям Мариинка оказалась не вполне способна. Глядя на фотографии парижской премьеры, видишь пресловутый класс люкс, о котором применительно к работе Карсена писала Le Monde. Смотришь на мариинскую сцену — и первым делом обращаешь внимание на уныло подсвеченный пузырящийся задник: петербургский вариант "Моей прекрасной леди" балансирует на той опасной грани, что отделяет элегантный лаконизм от вопиющей бедности, а кокетливый винтаж — от провинциальной старомодности.