Выставка прикладное искусство
Во Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного творчества проходит выставка "Два императора", посвященная персонам Александра I и Наполеона. Большая часть показываемых предметов принадлежит коллекционеру Александру Вихрову. Первой ласточке в череде событий, посвященных юбилею войны 1812 года, не порадовался СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Наверное, можно сказать, что это выставка не столько про войну, сколько про мир. Ну то есть так ее, видимо, задумывали. Фактическим девизом ее избрана пылкая фраза-вздох "Александр! Мы любили друг друга...", которую якобы проронил Наполеон в изгнании, и стенд с пояснительным текстиком пересказывает по-маниловски приторные истории — Александр-де уже после низвержения "корсиканского чудовища" честно кормил любимого лебедя Наполеона, кель шарман. Главным экспонатом, натурально, смотрится курьезная, но в историческом смысле действительно драгоценная вещица — посвященный Тильзитскому миру эмалевый медальон, на котором император французов и император всероссийский, сентиментально приобняв друг друга за талию, прижимаются румяными щечками, как две смолянки.
То есть свидетели эпохи в выставочных витринах действительно есть. Красный сафьяновый портфель с вышитым вензелем Александра: если и не личная вещь царя, то уж явно важная канцелярско-дипломатическая принадлежность. Английские карикатуры на разнообразную злобу дня — на тот же Тильзит, например: Наполеон-обезьяна вешает орден на шею одетому в дурацкий колпак медведю, а тот простодушно говорит: "Право, не знаю, что теперь скажет мой старый друг лев" (как же, известно, что скажет, начнет всеми силами бороться за отмену континентальной блокады). Русские переводы книг о Наполеоне и его правлении, изданные буквально по горячим следам — в 1813-1814 годах, причем видно, что это не агитки вроде ростопчинских афиш, а сочинения обстоятельные.
Или вот поднос, уральский кажется, на котором королева Пруссии Луиза униженно склоняется перед великодушным Наполеоном,— в принципе очень занятный казус ампирного искусства. Современная политическая реальность, почти что "утром в газете", упакована в классическую композицию а-ля "Александр Македонский и вдова Дария" или "Великодушие Сципиона". Но это еще нужно заметить, а этикетка просто сухо сообщает — "Поднос "Встреча с Наполеоном"", точка. Догадывайтесь, граждане, сами, нечего тут.
И так, к сожалению, везде, будь то раритеты двухсотлетней давности или более поздний ширпотреб, которого избыточно много. Вот "Портрет сына Наполеона" без всяких уточнений — порядком наивная живопись, положим, позволяет различить чахоточные черты юного герцога Рейхштадтского, но все-таки для приличия подписали бы, какого именно сына, сыновей у Наполеона было как минимум трое. Книга, на титульном листе которой по-французски черным по белому написано "Собрание различных трудов о живописи и цвете" (не берусь судить, каким боком она относится к наполеоновским сувенирам), снабжена этикеткой, где говорится, что это книга "История о низвержении Наполеона Бонапарте с похищенного им трона". Репродукция до неприличия хрестоматийного "Наполеона на Аркольском мосту" Гро пояснена так, что это, мол, портрет понятно кого кисти неизвестного художника. Две латунные пушечки преподносятся как игрушки опять же "сына Наполеона", но в отсутствие всякого провенанса к этой сенсации остается только отнестись со здоровым скепсисом.
И конечно, отчаянно пестро. Уйма фарфора, не только придворного, но и совсем кустарного, гравюры 1830-х и вырезанные из журналов олеографии начала ХХ века, подлинные медали 1800-х и современные отливки с медальонов Федора Толстого, остатки дорогих сервизов и жестяной стаканчик к 300-летию дома Романовых, глазки и лапки, глазки и лапки. Один из последних по времени экспонатов — даже не сатириконовская обложка, карикатурой на Наполеона намекающая на германский империализм, а бронзовый бюстик 1938 года, где под портретом Бонапарта виден крохотный орел со свастикой. Интуитивно понятно, почему из двух императоров больше всего на выставке повезло одному: Александр Благословенный, он же плешивый щеголь, объектом массовой культуры не стал, а "всадник, папою венчанный" — очень даже стал, причем надолго. И вот вам Наполеон на табакерке, Наполеон на блюдечке, Наполеон в виде фарфорового бюста, Наполеон в виде печатки, Наполеон в виде молочника, онегинский столбик с куклою чугунной, он же комнатная модель Вандомской колонны; есть даже макабрическая чернильница в виде саркофага Наполеона — макаешь-макаешь перо, а потом чернила кончаются, и начинает просматриваться бронзовый трупик узника Святой Елены, очень трогательно, знаете, "в двенадцать часов по ночам встает император усопший". Такую коллекцию приятно смотреть в гостях за чаем, но в витринах все это смотрится так хаотично, тесно, безыдейно и бесприютно, что немножко напоминает блошиный рынок. Чтобы не обижать почем зря коллекционера — вот прямо невероятно прекрасный блошиный рынок, каких в жизни, возможно, и не бывает. Но не музей.