"Нам сказали, что КГБ установит "прослушку" в номерах"

На этой неделе в Москве пройдет выставочный матч между ветеранами сборных России и Канады: это шоу посвящено юбилею Суперсерии-1972. О том, что представляли собой те матчи и атмосфера вокруг них 40 лет назад, "Огоньку" рассказал игрок первой пятерки сборной Канады-72 защитник Рон Эллис

— Что вы знали о том, как играют в хоккей по ту сторону океана до серии 1972 года?

— Я был, пожалуй, единственным в нашей команде, кто играл против советских хоккеистов до серии 1972 года. В 1960-х в составе молодежной команды Канады я сыграл против советских сверстников шесть выставочных матчей, и мы их все проиграли. Когда меня в 1972-м взяли в состав взрослой сборной на игры против СССР, я сразу вспомнил те матчи и понял, что нам предстоит очень непростая серия. Не забывайте и о политике: шла холодная война, и в СССР, думаю, не согласились бы на эти игры, если бы сомневались в своей победе.

— А что думали в Канаде?

— То же самое — только о себе. У нас 99 процентов журналистов писали, что Канада выиграет все восемь матчей. Только один человек, Билл Харрис, который после окончания карьеры в НХЛ тренировал сборную Швеции, сказал, что у русских тоже есть шанс. Я помню, как Бобби Кларк зашел тогда в раздевалку и сказал: "Возможно, у русских сильная команда. Но сейчас, когда я смотрю по сторонам, то задаюсь одним вопросом: "Кто может обыграть вас, парни?"". Выиграй мы все восемь матчей, это была бы обычная серия. Но все сложилось не так. Серия действительно была уникальна: все решилось, по сути, за 34 секунды до конца последней игры.

— Как вы представляли себе нашу страну до знакомства с ней?

— Большой плохой медведь. (Смеется.) СССР доминировал в те годы не только в хоккее, но и в других видах спорта. Изначально серия называлась "дружественная", но уже после первого матча вся дружба куда-то испарилась. И эти матчи стали чем-то большим, чем просто игрой в хоккей.

— Почему хоккейное противостояние с Канадой в СССР назвали Суперсерией, а в Канаде — Summit series?

— Победа очень многое значила и для вас, и для нас. В Канаде же эти матчи изначально рассматривали с политической точки зрения. Но то, как вы играли, уже стало победой.

— Что вы знали о советских хоккеистах до серии?

— СССР был закрытой страной, получить какую-то информацию было сложно. Судить по тем видеофрагментам, которые имелись у нас, тоже было несерьезно. Мы посылали скаутов на игры с участием советских игроков, но то, что они привозили, не выдерживало никакой критики. Например, нам сообщили, что Владислав Третьяк — так себе вратарь: на той игре, где были скауты, он пропустил много шайб. Но они почему-то не учли, что он играл чуть не в день свадьбы. В итоге блестящая игра Третьяка во время серии стала для нас откровением.

— Первую игру в Монреале помните?

— О, та первая игра... Напряжение можно было потрогать руками. К тому же сбылась моя мечта: я начал матч в стартовой пятерке! Но через 60 минут игры мечта превратилась в кошмар: проиграли 3:7. В раздевалке Пол Хендерсон сказал мне: "Это будет долгая, очень долгая серия". Мои ноги горели, а русские продолжали танцевать на льду. Мы были звездной командой по подбору игроков, но не командой в полном смысле слова. Чтобы добиться взаимопонимания, нам понадобилось несколько игр.

— Последнюю игру в Канаде вы тоже проиграли. На этот раз в Ванкувере со счетом 3:5. Что тогда-то произошло?

— Я бы сказал, что Ванкувер — главная неудача в моей карьере. Нас освистали так... В общем, мы заслужили. Все газеты вышли с заголовками Shock. Смягчил критику лидер команды Фил Эспозито: он сказал, что мы выкладывались на 150 процентов, но у русских очень сильная сборная. Но болельщики все равно обиделись.

— С каким настроением вы ждали матчей в Москве?

— Мы хотели взять реванш. При этом все понимали: предсказать победителя невозможно. СССР тогда по матчам вел 2:1, но мы мечтали победить. На карту было поставлено многое: победитель получал неофициальной титул первой хоккейной державы мира. Плюс ко всему политическое давление росло от игры к игре. Мы представляли "свободный мир", и перед поездкой в Москву с нами встретились сотрудники федеральной полиции Канады и предупредили: КГБ, вероятно, установит "прослушку" в гостиничных номерах. И нам посоветовали любые разговоры вести в коридорах.

— Сколько "жучков" удалось обнаружить вам?

— Ни одного. Но что-то точно было: многим игрокам посреди ночи, допустим, звонили в номер. Например, нашему лидеру Филу Эспозито. Он поднимал трубку, говорил "алло", в ответ — гробовое молчание. Думаю, нас пытались вывести из себя. Но ничего не получилось.

— А Москва чем запомнилась?

— Начнем с того, что по прилете нас лишили большей части продуктов, которые мы привезли с собой. Не знаю, с какой целью, но было неприятно. Нашу команду встретили в аэропорту и на автобусах отвезли в гостиницу "Интурист". Все для нас было в новинку. На дворе был сентябрь, не самое лучшее время в году, и из окна автобуса все мне казалось каким-то серым и неуютным. Не было никаких ярких цветов, а люди были одеты в какие-то одинаковые темно-серые хмурые одежды.

— И как же вы решили проблему с питанием?

— Пришлось питаться русской едой. Сначала, правда, мы опробовали ее на наших женах. (Смеется.) Ничего страшного с ними не произошло, и потом на борщ и прочие блюда вашей кухни переключились и мы.

— Как вас встретили советские болельщики?

— На улице они нас сторонились, в гостиницу не приходили. Зато мне запомнился водитель нашего автобуса. Ему, видимо, запрещали с нами общаться, но он все равно разговаривал и много шутил. К концу поездки он стал почти членом команды.

— Были какие-то официальные приемы по ходу турне?

— Только в посольстве Канады в Москве. Наш тренерский штаб каждый день встречался с представителями сборной СССР, чтобы решить оргвопросы и выбрать судей на игру.

— Гостиница "Интурист" была в самом центре Москвы. Что вам удалось увидеть за время поездки?

— Мы везде ходили группой, вместе со своими супругами. Успели посмотреть Красную площадь и Мавзолей. А самым странным оказался визит в Большой театр. Почему-то нас привезли туда, когда первый акт уже вовсю шел. Врываться в зал толпой и занимать свои места в такой момент мы не могли. Помню, люди косились на нас: кто, мол, такие? В итоге через некоторое время многие наши ребята развернулись и ушли в гостиницу.

— Что-то еще запомнилось?

— Один раз нас повезли в цирк. А, может, это был и не цирк, но акробаты там были точно. А так каждый день ездили на тренировки — из гостиницы в "Лужники" и обратно. Кстати, на стадионе наши тренировки раз за разом задерживали. Опять же не могу сказать, по какой причине.

— А в Канаде в это время знали, как вам живется в СССР?

— Мы были отрезаны от какой-либо информации. Думаю, что даже материалы канадских журналистов, которые приехали с нами, проходили жесткую советскую цензуру. Но такой информационный вакуум нас не пугал, потому что с нами были 3 тысячи преданных болельщиков, которые приехали в СССР показать всем, как надо болеть на хоккейных матчах. Во время игр советские болельщики с удивлением смотрели, как наши перекрикивают весь стадион. Самое интересное, что и сегодня, когда я встречаюсь с фанатами в Канаде, кто-нибудь обязательно говорит, что был среди тех 3 тысяч в Москве в 1972-м.

— Что вы помните о самих играх?

— Никогда не забуду, что по краям площадки не было никакой защиты: шайба могла запросто вылететь на трибуны. В НХЛ в то время все площадки были оборудованы защитным стеклом, а тут такое. Лишь за воротами была натянута сетка, которую мы называли "рыбацкая сеть". Мы были уверены, что она играет за советскую команду. Только ваши хоккеисты знали, куда отлетит шайба после попадания в эту сетку. Такая хитрость русских стоила нам как минимум одной пропущенной шайбы.

— В решающей восьмой игре вы уступали 3:5 после второго периода, но потом сумели выиграть. Причем победную шайбу забили за 34 секунды до конца...

— Эта игра запомнится не только последними секундами. Например, при счете 5:5 к нашей скамейке подошел представитель вашей сборной и сказал, что если серия закончится вничью, то победа будет за СССР. Не знаю, почему так решили в вашей сборной, но нас это задело. Мы собрались и выиграли в основное время.

— Что же было после игры?

— Мы сидели в раздевалке, выжатые физически и эмоционально. Я никогда в жизни не был так истощен. Не было сил даже открыть шампанское. Потом мы переоделись и отправились на официальный банкет, где должны были встретиться с советскими хоккеистами. Но там никого не было. Видимо, они уехали раньше или вообще не приезжали. Потоптавшись немного, мы решили поехать в гостиницу, а оттуда пойти куда-нибудь и отметить победу. Но все рестораны в Москве уже были закрыты, и мы просто пошли спать. А утром улетели домой.

— И как вас встречали на родине?

— Когда после того поражения в Ванкувере в четвертом матче мы улетали в СССР, никто из болельщиков не пришел пожелать нам удачи. А в Москву за нами прилетел самолет Air Canada, и первое, что сказал экипаж, когда мы сели в самолет, было: "Вы даже представить не можете, что сейчас творится в Канаде". Мы прилетели в Торонто. Шел ужасный ливень. Но это не остановило: тысячи болельщиков вышли на улицы, чтобы поприветствовать нас.

— Лично вас эта серия изменила?

— Мы понимали, что едем в коммунистическую страну. Но вот мое уважение по отношению к игрокам сборной СССР росло с каждой игрой. Я восхищался их мастерством, их упертостью, страстью. Мы считали себя профессионалами, а русских любителями. Но оказалось, что, когда мы летом не играли, а работали, ваши хоккеисты как раз продолжали играть в хоккей. Это делало их даже больше профессионалами. В 1980-х мы встретились с игроками той сборной еще раз, чтобы отметить десятилетие серии. Потом я был на торжественной церемонии включения Владислава Третьяка в Зал хоккейной славы. Все эти игры сблизили многих игроков.

— Сами вы с кем-то из сборной СССР подружились?

— Да, с лучшим игроком вашей сборной — Валерием Харламовым. Может, это странно слышать от защитника, который должен остановить нападающего любым способом, но это так. После суперсерии мы общались с Валерием на чемпионате мира в Вене. И я сказал, что восхищаюсь им как игроком. Потом, когда Валерия посмертно включили в Зал хоккейной славы в Торонто, я сидел между двумя его прекрасными детьми.

— А сегодня у вас друзья из той сборной остались?

— Я общался с Александром Якушевым, с Борисом Михайловым — пару лет назад он приезжал в составе телевизионной группы снимать документальный фильм. И, конечно, с Владиславом Третьяком, который открыл свою вратарскую школу в Торонто. Каждый раз, приезжая сюда, Владислав обнимает меня цепкой хваткой русского медведя.

— Если подвести черту, что было главным в той серии?

— Я вам так скажу: это были самые напряженные матчи, которые когда-либо видел хоккей. Ничего не идет с ними в сравнение. Даже финальные матчи Кубка Стэнли.

— В России сейчас много разговоров о товарищеском матче между ветеранами той серии. Мы сможем увидеть вас в действии?

— Нет, я уже восемь лет не играл в хоккей. К тому же мы хотим, чтобы все запомнили нас, канадцев, такими, какими мы были в 1972 году.

Беседовал Дмитрий Салтыковский