Выставка графика
В галерее Roza Azora открылась выставка "Александр Ведерников. Работы на бумаге", сделанная дружественной галереей "Ковчег". На первой московской выставке ленинградского художника побывала АННА ТОЛСТОВА.
Александр Ведерников (1898-1975) был, как говорится, типичным представителем того, что обозначают расплывчатым термином "ленинградская школа". Того искусства, что тихо и поначалу вполне безмятежно цвело в Ленинграде 1920-х и 1930-х. Изысканного или, вернее, "культурного", как оно само себя называло, поскольку ориентировалось на живописную и графическую культуру, на французов, главным образом, фовистов и особенно Альбера Марке, чьи пейзажные схемы и настроения столь удачно ложились на ленинградскую натуру. Так называемого "тихого искусства", пейзажного по способу видения мира и сдержанно экспрессионистского по темпераменту, что совсем не вяжется с теми громкими разгромами, которым оно регулярно подвергалось в течение двадцати лет, начиная с убийства Кирова и до завершения "ленинградского дела".
Владимир Лебедев, Вячеслав Пакулин, Николай Тырса, Владимир Конашевич, Николай Лапшин, Владимир Гринберг, Александр Русаков, Алексей Успенский — Александр Ведерников был из этого ряда. Из фракции пейзажистов, "маркистов", как их окрестили было в шутку за любовь к Марке, но потом шутливое прозвище сделалось синонимом чреватого всяческими неприятностями ярлыка "формалист". Входил в "Круг художников", работал в знаменитой экспериментальной литографской мастерской при ЛОСХе. Судьба его сложилась относительно удачно: его имя не склоняли в газете "Правда", как имена "художников-пачкунов" Лебедева и Конашевича, его работ не уничтожали в Союзе художников, как уничтожали пакулинские вещи. Возможно, потому что он не был таким большим мастером, как Лебедев или Пакулин. Но все же был мастером, и в этом нетрудно убедиться на выставке.
Она состоит из работ конца 1950-х — начала 1970-х. В основном это автолитографии, впрочем, малотиражные, больше десяти оттисков с камня Ведерников не делал, но имеются и акварели. Одна половина пейзажей, натюрмортов и ню — в буровато-серой гамме, словно бы сюда отлили воды и воздуха из полотен Марке: в сероватом мареве идут черные баржи по Неве и белые пароходы по Волге, растворяются пухлые обнаженные и тают интерьеры. Другая половина, где побольше красок, скроена по лекалам Матисса и Дюфи, только из окон вместо Танжера открываются виды на Летний сад за Невой и канал Грибоедова, а вместо скачек в Аскоте и променадов в Ницце — волейбол в соседнем дворе и футбол на стадионе Ленина. В этих немудреных, безыдейных и мелкобуржуазных, как сказали бы в "Правде", сюжетах, в "просто так" пейзажах и натюрмортах с мещанскими вазочками разлито странное ощущение бесконечного счастья, и даже в самой серой и пасмурной ленинградской ведуте есть предвкушение солнца и света. Может быть, ощущение счастья рождается из абсолютной свободы, не ограниченной ничем, кроме собственных художнических возможностей. Ведерников так всегда, по крайней мере, с начала 1930-х, и рисовал, просто после 1958-го его начали понемногу выставлять. И, наверное, после XX съезда такая графика казалась приветом Ленинграду оттепельному от Ленинграда еще не подмороженного 1934-м, 1937-м, 1942-м, 1946-м и другими зимними годами. Как воздушно-солнечные "просто так" рассказы Виктора Голявкина казались приветом от Хармса и обэриутов.