Фестиваль кино
Вчера открылся 62-й Берлинский кинофестиваль. О своих первых впечатлениях — АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Для вечера открытия выбрали французский фильм "Прощай, моя королева" режиссера Бенуа Жако. Всего через шесть лет после того, как Кирстен Данст сыграла Марию-Антуанетту в декоративной виньетке Софии Копполы, с ней рискнула, и небезуспешно, посоперничать другая белокурая звезда — Диана Крюгер. Правда, на сей раз роль оказалась не совсем главной. Час пик французской революции, когда к воротам Версаля уже подкрадывается призрак гильотины, увиден глазами не главных действующих лиц, а слуг высшего эшелона. Одна из них — образованная простолюдинка Сидони Лаборд (Леа Сейду), придворная чтица, входящая в ближний круг королевы и даже претендующая на ее сердце. Именно ей поручают облачиться в наряд надменной и всеми ненавидимой герцогини Габриель де Полиньяк (Виржини Ледуайен), фаворитки королевы, а ту переодеть в служанку, чтобы спасти от революционеров. Сидони понимает, что ее предали и использовали, но с достоинством сыграет наконец доставшуюся ей "настоящую роль" в костюмированной исторической драме. Она испытает свои несколько минут славы, чтобы снова стать никем. Как в пьесах Мариво, которые Сидони читает королеве, слуги, хоть и пародийно повторяют интриги своих хозяев, все равно остаются пешками. Только галантные игры оборачиваются совсем другими — кровавыми.
По-французски холодноватая картина Бенуа Жако не зажгла журналистский зал. Но идея выбрать "Королеву" на открытие беспроигрышна: вечерняя светская публика любит смотреть на старинные наряды и сравнивать со своими. Забавно наблюдать, как придворные львицы страдали от укусов комаров, блох и даже от соседства крыс. Похоже, для контраста накануне открытия журналистам показали "Камеры смертников" — трехчасовой документальный фильм Вернера Херцога. И здесь тоже речь идет про обреченных на казнь — только без париков и кринолинов, про смертников, приговоренных к этой доле в южных американских штатах.
Творческие маршруты Херцога всегда проходили по краю жизни, а его персонажи переступали черту нормальности, балансируя между сверхчеловеком и недочеловеком. В "Камерах смертников" четыре главы, все герои которых ожидают своего последнего часа. Каждую главу Херцог начинает с проезда по этому богоугодному заведению, где царят образцовый порядок и завидная гигиена (это вам не Версаль): выложена Библия, аккуратно застелено ложе смерти, снабженное подушечкой и ремнями. Херцог за кадром говорит о своем негативном отношении к институту смертной казни, и все истории, включенные в фильм, становятся вескими аргументами в пользу этой позиции.
Интервьюируя смертников, режиссер сталкивается с пугающими черными дырами "идеально отработанной", а на самом деле доведенной до абсурда юридической системы. Преступники получают наказания в виде пятнадцатикратного пожизненного срока. Единственный способ прекратить эту пытку — совершить побег, замочив при этом полицейского: тогда можно схлопотать вышку. Есть и хорошо знакомый асам преступного мира способ отсрочить смертную казнь: надо признаться еще в парочке совершенных (или якобы совершенных) преступлений. Затевается новое расследование, тратятся миллионы долларов, а преступник добивается своего. Но самое страшное, что смертельного укола ждут — причем годами и десятилетиями — люди, которые, вполне вероятно, невиновны в тех преступлениях, что им инкриминируют.
Помимо болезненной проблемы, которую ставит Херцог, он облагораживает депрессивный документальный материал, портреты серийных убийц и свихнувшихся смертников своим постницшеанским взглядом на мир, где правят бал посредственности. Именно они сочиняют законы и сами их соблюдают — или умело делают вид. В то время как его, художника, интересуют конфликтные персонажи, которые всегда не в ладах с собой и с миром, которые выламываются из установленных социальных рамок и скорее могут рассматриваться как трагические природные феномены. Пейзаж американского Юга, возникающий за окнами камеры смертника, полон красоты и боли, он кричит о конфликте природы и цивилизации, каждая из которых переживает свою драму и дает все новые темы для великого кинематографа Вернера Херцога.