28 октября в помещении архитектурного бюро "Остоженка" состоялась выставка архитектора Игоря Корбута. Корбут принадлежит поколению семидесятников, к этому времени относятся его основные постройки в Москве — здание издательства "Наука", Институт биохимии Академии наук, многоэтажный гараж на Коптевской улице. С конца 80-х перешел в основном на концептуальное проектирование.
На открытии выставки ряд представителей московского архитектурного истеблишмента высказались о Корбуте более чем комплиментарно. Александр Скокан, глава архитектурного бюро "Остоженка", лауреат Госпремии по архитектуре 1996 года, сказал, что для его бюро это огромная, быть может незаслуженная честь. Андрей Боков (на сегодня один из самых успешных архитекторов) сообщил, что в течение ЗЗ лет не отрываясь и с замиранием сердца следит за талантом Корбута. Евгений Асс, вице-президент московского Союза архитекторов, считает, что Корбут — вообще единственное заметное явление в русской архитектуре с начала 60-х годов.
Сначала было непонятно, почему выставка столь значительной фигуры проходит в коридоре архитектурного бюро, пусть и самого известного в Москве. Евгений Асс выразил свое возмущение по этому поводу, сказав, что это сделало бы честь и Эрмитажу, но Андрей Боков отметил особый шарм возрождения атмосферы "подпольного квартирника". И был прав.
"Квартирник" — детище практики "двух культур", официальной советской и неофициальной "антисоветской". Тут требуется искусство особого рода. Пожалуй, сегодня почти невозможно найти архитектуру, которая обладала бы этим качеством оппозиционности публичной жизни. В квартире нельзя выставить официальную московскую архитектуру, но нельзя и "бумажников". В архитектуре нет ясной оппозиции, которая тянула бы на статус "подпольной". Пожалуй, сегодня такое впечатление могли бы произвести какие-нибудь академические штудии, вроде обмеров жилищ народов Дагестана.
"Остоженке" каким-то чудом удалось такую архитектуру найти. Корбут действительно ни на что не похож. Он не имеет никакого отношения к постмодернизму. Он вызывающе антиконтекстуален. Он предлагает застроить Кузьминки гигантским акведуком — пластиной современного дома так, чтобы хрущевская и брежневская архитектура казались маленькими кубиками, разбросанными вдоль его подножья. Его проект арки на площади Гагарина — это красная звезда таких размеров, что ныне существующий там Гагарин кажется уютной букашечкой. Это архитектура планетарного масштаба, иногда прямо продолжающая пафос Татлина или Леонидова.
Но при этом сами проекты выглядят совсем не победно, не агрессивно, как в авангарде. Им, напротив, присуща романтическая мягкость и ностальгическая грусть. В том же проекте застройки Кузьминок на месте подписи — крошечная усадьба, гигантская дуга нового дома выглядит какой-то грустной радугой, а сам лист по настроению напоминает полотна Борисова-Мусатова.
Проект "Город в степи у моря" предстает на макете как лунный ландшафт с гигантскими торосами новых строений. В рисунке же он вдруг становится полотном Павла Кузнецова, где новые дома — словно таинственные отблески фантастического освещения.
Корбут — это действительно некий альтернативный путь всей состоявшейся архитектуре. Ему удалось соединить победную маршевость русского авангарда с романтической пронзительностью русского живописного символизма. Поэтому его подпольность и оправданна, и импонирует.
Современная архитектура России, по-видимому, предъявила уже все идеи, которые родились как оппозиция советскому панельному строительству, и посему может вызвать грустное ощущение исчерпанности. Но тут вдруг оказывается, что в запасе есть еще Корбут — с иным образным рядом и иными идеями.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН