Группа компаний Baker & McKenzie вышла из острой фазы кризиса 2008-2009 годов с необычным результатом — ростом продаж и доли рынка. О том, как кризис поменял рынок для глобальных юридических компаний, рассказывает ЭДУАРДО ЛЕЙТЕ, председатель исполнительного комитета глобальной сети Baker & McKenzie.
— Итоги первой фазы кризиса для компании — это стечение обстоятельств или результат реализации стратегии компании?
— Нами многое делалось для того, чтобы предвосхитить кризис и отреагировать на него положительными результатами. С глобальной точки зрения мы чувствовали и даже видели уже в начале 2008 года, что кризис начинается в Северной Америке. C начала 2008 года мы занимались теми изменениями в нашей сети, чтобы быть ближе к нашим клиентам и предложить им поддержку во время будущего кризиса, сделав наши услуги более адаптированными к новым условиям и, что важно в кризис, предоставив клиентам возможность снизить расходы на наши услуги. Мы также приняли меры по усилению коммуникации с клиентами и внутри группы — усилилось общение внутри фирмы, нашей собственной структуры.
Наши юристы в силу специфики работы очень хорошо проинформированы, какие текущие проблемы существуют у клиентов, насколько серьезно влияет кризис и в каких местах он проявляется. Вероятно, именно из-за этих принятых мер мы вышли из кризиса лучше, чем наши конкуренты во многих странах мира. Особенно в Лондоне и Северной Америке.
Разумеется, изменилась специфика работы. У нашей компании достаточно сильная практика работы в судах и банковско-финансовой области, в области слияний и поглощений — эти области страдали. А ведь некоторые фирмы специализируются только на этих областях. Вообще, у юристов всегда есть работа, и в кризис, и в подъем,— просто это разная работа.
Когда мы увидели приближение кризиса в конце 2007 года, мы связались с группой экономистов, которые для нас начали анализировать, как себя ведет кризис, как он развивается, что происходит в корпоративной, банковской и финансовой деятельности. Экономисты смотрели на различные отрасли и их перспективы, мы строили стратегии, исходя из их оценок, делая акценты на тех или иных практиках. Есть области, на которые кризис вообще не повлиял и не будет влиять. Есть опять же фармацевтический бизнес — наши клиенты из этого сектора вышли из кризиса даже в лучшей форме, чем они были до кризиса.
— Принята ли такая практика — привлечение экспертных групп экономистов — для российского бизнеса Baker & McKenzie?
— Да, но для России это более локальная практика. Так, сейчас мы оцениваем новый режим контроля системы трансфертных цен и изменения законодательства — здесь у нас есть экономисты, которые оценивают макроперспективы его применения. Но по конкретным вопросам.
— Особенностью юридической компании такого размера в России является вовлеченность не только в работу с правовой системой, но и в законотворческую работу — консультации правительства по сложным вопросам корпоративного права, в целом большая интегрированность корпоративных юристов в работу "широкого правительства". Насколько это характерно для бизнеса юристов Baker & McKenzie в России и насколько это является нормальной ситуацией для компании в мире?
— Я начну с международного момента. Эта практика существует. Например, в том, что касается налоговых договоров, то на уровне Соединенных Штатов мы помогали правительству создавать их. И мы довольно часто это делаем. У нас очень хорошие контакты в этой области с правительством Китая. Но наше основное внимание уделяется частному сектору экономики, а не правительствам.
В России мы также не акцентируем на этом основное внимание менеджмента. Конечно, очень многие наши юристы комментировали процесс законотворчества в РФ — так же, как мы работаем с некоторыми международными организациями. Мы представляем правительственным экспертам свою точку зрения на реализацию законодательства о банкротстве. Если мы знаем, что у нас есть какие-то особые, уникальные знания, ясный опыт в какой-либо сфере, тогда мы с удовольствием представляем эту информацию там, где она востребована. Но это не наш основной бизнес.
— Тем не менее можете ли вы оценить, насколько юридическое сообщество и люди, которые пишут законы, в результате первых трех лет кризиса стали ближе или дальше друг от друга — и в России, и в мире? Происходит ли сближение или, напротив, расхождение?
— На международном уровне мы не дальше и не ближе. Мир становится более регулируемым. Отрасли сейчас испытывают последствия усложнения законодательства в финансовой и налоговой сфере, более сложным и комплексным становится в мире все регулирование, относящееся к охране окружающей среды. Мы, юристы, должны понять направление изменений в законодательстве и предвосхищать будущее обновление правил игры. Не думаю, что глобальный финансовый кризис в большой мере сблизил нас или как-то развел с регуляторами — скорее, среда усложняется.
— С точки зрения финансовой системы регуляторы во всем мире в качестве меры по выходу из кризиса достаточно часто прибегали к такому тренду, как смягчение денежно-кредитной политики, поддержка предпринимательства через либерализацию правил игры. Между тем именно упрощение законодательства, облегчение правил игры крайне непопулярно. Напротив, почти во всех юрисдикциях общий тренд — это усложнение, ужесточение госрегулирования, сопровождающее стагнационный тренд. С вашей точки зрения, существует ли такой ресурс, как "количественное смягчение" в области права?
— Наверное, сводить все к одному тренду невозможно, тем более я не знаю, закончился ли кризис, или же мы видим какую-то его фазу. Мы осознаем, что когда государство пытается много инвестировать в экономическую систему, ему важно более плотно ее регулировать, поэтому само по себе ужесточение регулирования естественно. В том, что касается среднесрочной перспективы,— да, мир станет более сложным. Я не вижу никакого движения в сторону того, что юристам удастся сделать законы мягче и более "перевариваемыми" для средних граждан. Но в долгосрочной перспективе я надеюсь, что этот процесс все же можно будет наблюдать. Основываясь на том, что я вижу, деятельность юридических фирм, правовых департаментов, компаний и, с другой стороны, госструктур, все юрисдикции хотят выглядеть более привлекательно, более презентабельно, они конкурируют друг с другом. Бразилия с Мексикой конкурируют за привлечение иностранных инвестиций. Сингапур с Индонезией конкурирует за то же самое, равно как и Россия с Китаем. Юрисдикции, желающие выглядеть более привлекательными, неизбежно должны быть более дружелюбными как для внешних инвесторов, так и по отношению к местному бизнесу и просто к гражданам.
Для этого законодателям будет необходимо делать законодательство мягче, тактичнее и понятнее. Существующий закон необходимо в первую очередь легко соблюдать — юрисдикциям неизбежно придется конкурировать, но в долгосрочной перспективе.
— Если сравнить тренды развития рынка в 2007 году и в 2011 году, что изменилось для самих юридических компаний? Какие из еще существовавших в 2008 году трендов для юридических компаний в мире себя исчерпали?
— Ничего не исчезло с 2007 года. Если что-то и изменилось, то это то, как мы работаем. В первую очередь для нас кризис — это то, что клиенты не хотят платить за очень дорогих юристов, за которых они готовы были платить ранее. В этом смысле, впрочем, центры "кризиса" для нас в Лондоне и Нью-Йорке. Изменилось то, как мы работаем. Мы должны более внимательно подходить к образованию персонала и более творчески — к пониманию потребностей клиента, их сути. Если это нефтегазовая компания, то сейчас необходимо понимать, что именно собой представляет нефтегазовая компания и ее бизнес — до уровня профессиональной подготовки, по крайней мере, ее внутреннего юрисконсульта.
Наш бизнес — это диверсификация настолько, насколько это возможно. Наша бизнес-стратегия — качественные услуги всегда востребованы. Что нам требуется для этого? Нам необходимо лучше понимать клиента и его отрасль.
Существующий закон должно быть в первую очередь легко соблюдать
Фото: Baker&McKenzie
— В этом случае должна резко обостриться конкуренция с корпоративными юристами. Исходя из того, что вы говорите, вам необходимо предоставлять больше компенсации высоким профессионалам — и вообще искать людей, которые больше работают и за преимущественно большие деньги, а не "средний слой", как ранее.
— Я думаю, что это тренд по всем рынкам. Есть недостаток топ-специалистов во всех областях, и этот недостаток настоящих специалистов будет еще более серьезен, когда возникнет посткризисный рост. Он проявится в полной мере. Дело даже не в том, что им надо очень хорошо платить, им необходимо представить достаточно сложные задачи, им нужны определенные вызовы, трудности. И они должны понять, что они должны сделать по ходу своей карьеры. Наконец, долгосрочными инструментами планирования карьеры — на десять лет и более — таких специалистов мы для всех уровней готовим сами.
— Вызвал ли кризис, который является мировым, новую интернационализацию юридического бизнеса и необходимость привлечения большего количества людей из международной практики в национальные офисы B&M?
— Есть сразу несколько моментов, которые в этом аспекте нужно обсуждать. Да, мы все больше и больше в течение последних нескольких лет концентрируем внимание на образовательных компонентах в системе управления нашим бизнесом. Большую программу в этой сфере мы как раз начали в 2008 году. Мы работаем уже со студентами-юристами, и все, кто работает, знают, что и студенты в горячую пору могут не только бегать вокруг, но и что-то там делать в рамках общего проекта. Но сейчас мы используем кризис для того, чтобы обратить больше конкретного внимания на поиск лучших программ обучения. Нам нужно, чтобы они получали не просто формальный опыт работы, а действительное понимание, профессиональное введение в практику права.
В том, что касается интернационализации практики, это происходит уже давно. Практика горизонтальной взаимосвязи с нашими офисами по всему миру — это основа. Если для сделки в Москве требуется консультация по английскому праву, у нас есть люди, которые это сделают в московском офисе. Более 95% юристов этой специализации в Москве — это, собственно, российские юристы. В московском офисе есть специалисты по праву США, в том числе те, кто специализируется на законе по борьбе с коррупцией за рубежом. Глобализация операций — процесс двусторонний. В 1990-х годах очень многие юристы, которые работали в международных юридических фирмах в Москве, включая и нашу, были иностранцами. А сейчас интернационализация — это когда российские юристы, которые едут за границу учиться, возвращаются сюда.
— Как, с вашей точки зрения, кризис изменил структурирование мирового рынка юруслуг — в частности, подстегнул ли он укрупнение юридических компаний и будет ли это будущей тенденцией?
— К нам обращаются, разумеется, чтобы получить весь спектр услуг. В основном нас зовут, чтобы мы рассказали клиентам, как мы можем работать с клиентом глобально, и эта стратегия, насколько мы можем судить, работает. В том, что касается среднего уровня рынка юруслуг, для них эта концентрация на международной арене менее актуальна. Есть средний слой компаний, которым действительно актуально укрупнение, но эту тенденцию мы видим только для части регионов, например для тихоокеанского. С другой стороны, существуют юридические фирмы, которые пытаются решить проблемы на локальном уровне выходом на международный уровень. Рынок североамериканских фирм уменьшается: если они выйдут на международный уровень, то российских, китайских, европейских, бразильских клиентов ждет большая конкуренция предложения. Наконец, очень многие фирмы просто не смогли работать, причем речь идет о компаниях с очень хорошей репутацией в Европе и Северной Америке.
— То есть, скажем, в десятилетней перспективе мир крупных юридических компаний вполне может ждать эволюция, аналогичная аудиторско-консалтинговым рынкам, появление пусть не "большой четверки", но, скажем, "большой десятки" мировых юридических компаний?
— "Большой двадцатки"? Да, я думаю, что именно эта тенденция есть. Но это возможность, а не реальность. К тому же при всей глобализации всегда остается часть рынка юруслуг, которую будут иметь местные, не международные компании. Аналог "большой четверки" возможен, но они будут заниматься своими клиентами, а не консолидировать рынок целиком.
— А возможна ли ситуация, когда крупные юридические компании будут диверсифицировать свой бизнес в смежные сектора? Например, конкурировать с теми же аудиторами, развивать консалтинговый бизнес?
— Вы помните ситуацию с эволюцией чисто консалтингового бизнеса — собственно, наблюдались попытки той группы аудиторов заниматься не только консалтингом и аудитом, но и бизнесом юридических компаний. Но затем из соображений большей прозрачности, в том числе и на законодательном уровне, возможности такой стратегии были ограниченными. Часть аудиторов должны были от новосозданного бизнеса избавиться и разделить компании.
Я полагаю, что для нас, юристов, время такого рода развития еще явно не наступило. Мы и сейчас конкурируем отчасти с "большой четверкой": например, мы занимаемся, как и они, вопросами налогового планирования. Но в целом мы нашей специализацией от этой конкуренции в основном защищены. Конечно, некоторая универсификация здесь есть, но все же юристы и аудиторы — это разные профессии и разные ситуации.
— Когда мы говорим о "развитии кризиса", сейчас главное слово для его описания — "крайняя неопределенность". Скажите, вы, планируя стратегическое развитие компании, рассматриваете катастрофические сценарии развития ситуации? Я не имею в виду землетрясения, я имею в виду прежде всего Европу: все-таки развал зоны евро на вид выглядит как гораздо более серьезное потрясение, нежели события 2008 года. Такие вещи вообще поддаются рациональному планированию?
— Я думаю, что планировать такие версии можно, но результат такого "катастрофического планирования" всегда один: такого сценария лучше избежать. Я не очень боюсь проблем еврозоны. Я больше боюсь того, что может произойти в случае, если развивающиеся экономики перестанут покупать госдолг в США. Это будет влиять на всю ситуацию очень серьезно и, видимо, долгосрочно. Кризис еврозоны — это кризис, который долгосрочно не виден: каждая страна ЕС должна получить возможность как-то сбалансировать свой бюджет, свои траты, и это в итоге проблему должно решить. Конечно, будут недовольные люди, будет безработица, будут тяготы — но ЕС выйдет из этого. Почему я так считаю? Потому что я из Южной Америки, мы в кризисе все время, мы учились кое-чему на собственном опыте, и у нас был банковский кризис в 90-х годах — в итоге глобальный финансовый кризис 2007 года, когда он пришел в страны Южной Америки, банки встретили готовыми к подобному варианту развития ситуации. В ЕС основные проблемы, на мой взгляд, скорее текущие, чем фундаментальные: я считаю, что кризис может быть преодолен в ЕС, если будут приняты ответственные меры. Единственная серьезная угроза — это остановка роста развивающихся стран (Китай, Турция, Бразилия, Южная Африка) и связанные с этим глобальные изменения в мировой финансовой системе.
— В сентябре 2011 года вы прилетали в Москву. В описанных вами глобальных процессах как выглядит именно специфически российская ситуация, чем она отличается от других стран?
— У нас были встречи в Москве с целым рядом руководителей российских подразделений крупных компаний--клиентов Baker & McKenzie. Они, похоже, все очень оптимистично смотрят на будущее их собственного бизнеса в России.
Впрочем, в любом случае России имеет смысл упростить свое законодательство — необходимо, чтобы принципы правового государства были бы здесь более стабильными, более предсказуемыми и более понятными. Это то, что приводит бизнес в юрисдикцию. То, что я слышал в течение нескольких дней работы в Москве, позволяет мне сделать вывод, что Россия здесь движется в правильном направлении.