Концерт / классика
В Национальной филармонии состоялся концерт шведской музыки при участии дирижера Матса Лильефорса и баритона Космы Рануэра. Роскошные произведения Гуннара де Фрумери, Туре Рангстрема и Вильгельма Стенхаммара слушателям понравились намного больше, чем исполнявшему их Национальному симфоническому оркестру, игравшему спустя рукава. В причинах этого разбиралась ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Шведская музыка — редкость в концертных программах не только Украины, но и Западной Европы. Между тем снисходительное отношение к ней вряд ли оправданно: эта северная страна богата талантливыми композиторами. Присутствуя в музыкальной истории лишь маргинально, шведские авторы, однако, смогли и в XX веке, в эпоху культурных катаклизмов, сохранить те качества, за которые большинство слушателей, собственно, и любит музыку: напевные мелодии, дурманящие гармонии и четко выраженную жанровую принадлежность. Яркий пример этого феномена — творчество стокгольмских композиторов Гуннара де Фрумери, Туре Рангстрема и Вильгельма Стенхаммара, представленное киевской публике на нынешнем концерте.
Все три названных композитора получили образование в главных европейских культурных столицах — Париже, Вене и Берлине, однако никто из них не стал безликим подражателем признанных классиков. Даже Вильгельм Стенхаммар, в раннем творчестве которого заметно влияние Рихарда Вагнера и Антона Брукнера (стиль своей Первой симфонии он сам именовал "идилличным Брукнером"), довольно быстро сменил курс на музыку, воспевающую величественные северные ландшафты, сочтя все написанное им в молодости ученическими пробами. Раздольные, как шведские равнины, мелодии, прозрачная фактура и композиционная безыскусность, присущие всем представленным в концерте опусам, видимо, произвели на наших оркестрантов впечатление легкости и незатейливости — обманчивое, между прочим, так как технических трудностей в этой музыке предостаточно. Исполняя, на первый взгляд, довольно простую Пасторальную сюиту для флейты, струнных и арфы Гуннара де Фрумери, музыканты вместо четкой дифференциации на оркестровую гладь и порхающую над ней сольную партию изображали что-то бурлящее — в этих волнах тонуло и выразительное арфовое соло Наталии Измайловой, и гораздо менее яркое звучание флейты Олега Шереметы.
С роскошной Серенадой для оркестра фа мажор Вильгельма Стенхаммара вышло еще прискорбнее: все ее части, звучащие в темпе быстрее andante (то есть пять из шести), исполнялись довольно неряшливо. Указаниям Матса Лильефорса следовали лишь некоторые группы оркестра: так, неожиданно порадовала согласованной игрой медь, но исполнители на деревянных духовых и первые скрипки явно подкачали — музыканты так пристально вглядывались в нотный текст (судя по всему, плохо выученный), что им явно было не до дирижера. В результате о ритмичности можно было только мечтать, выразительность интонации никого не заботила, а оркестровым группам никак не удавалось наладить диалог.
Достойно прозвучал на концерте лишь пятичастный цикл "Песни короля Эрика" Туре Рангстрема на текст Густава Фрединга, посвященный личности страдавшего шизофренией шведского короля, правившего в XVI веке. Молодой шведский баритон Косма Рануэр пел на таком подъеме, что ненадолго воодушевил и оркестр. Обрушивавшиеся на зал признания обезумевшего короля Эрика на незнакомом шведском языке впечатляли масштабом трагедийности, что в который раз доказывало: хорошо исполненная музыка способна рассказать намного больше, чем слова.