Останки культурной революции

Персональная выставка в MoMA, заказ на "парапавильон" от Венецианской биеннале — все это за последние два года. Наверное, если бы не политические преследования, самым популярным художником Китая мы бы сейчас назвали не Ай Вэйвэя, а Сун Дун. Потому что сегодня Сун Дуну лучше всех китайских художников удается объяснять западному зрителю, что такое культурная революция в антропологическом аспекте. Как четверть века назад Илье Кабакову лучше всех остальных советских (то есть, конечно, антисоветских) художников удавалось объяснять всему миру, что такое социалистическое общежитие и что оно делает с человеком.

Главная выставка прошлой Венецианской биеннале по сложившемуся уже обычаю была поделена на две части: ту, что помещалась в палаццо в Джардини, открывали полотна Тинторетто, ту, что располагалась в Арсенале,— инсталляция Сун Дуна. Целый зал был превращен в лабиринт, сконструированный из дверей старых шкафов, поеденных жучком, с потемневшими зеркалами и потрескавшимися стеклами, числом около ста. А над ним возвышался лагерной вышкой странный скворечник. Аутентичный антикварный стройматериал Сун Дун привез из своего родного Пекина, чтобы рассказать о некоторых китайских способах частного сопротивления тотальной урбанизации. Выставляя на улицу возле дома старый шкаф, пекинская беднота получает даровую кладовку, растолковывал художник. А скворечник оказался самым настоящим домом его родителей. Халупа с мансардой в виде голубятни — типичный пекинский особняк: только заведя такую голубятню на крыше и поселив, так и быть, в них пару пташек, можно было обойти запрет на строительство дополнительного этажа. Русскому зрителю эта инсталляция напоминала "Ротонду" Александра Бродского, целиком собранную из вечно хлопающих старых дверей и открытую всем ветрам. Но если белые двери воздушной ротонды Бродского распахивались в сугубо эстетское пространство, где даже коммунальная ностальгия делалась ощущением на удивление приятным, то почерневшие от времени двери сун-дуновского лабиринта вели в пространство социальное, недружелюбное, угрожающе сгущенное, уплотнившееся под натиском мегаполиса, где приходится отвоевывать каждую пядь личной территории.

Сун Дун родился в Пекине в 1966-м, его несчастливое детство пришлось на годы культурной революции: отец, инженер, обвиненный в контрреволюционной деятельности, провел семь лет в трудовом лагере. Сун Дун, рисовавший с младенчества на чем попало, выбрал аполитичное ремесло живописца, но после событий на площади Тяньаньмэнь бросил кисть и несколько лет вообще не мог думать об искусстве. Вернулся в профессию уже совсем другим, современным художником, занимающимся фотографией, видео, перформансом и инсталляцией. Его работы 1990-х были радикально минималистскими, минималистскими до полной невидимости. Он вел дневник, ежедневно оставляя записи водой на каменной скрижали. Ставил "императорскую" печать на волнах реки Джичу в Лхасе, декларируя принадлежность Тибета Китаю. В сильный мороз лежал ничком на площади Тяньаньмэнь, чтобы покрыть мостовую тонкой корочкой льда от собственного дыхания,— в память о тех, чья кровь отсюда уже давно смыта. А в 2000-х от этого водяного минимализма пришел к вещевому максимализму, кульминацией которого стала инсталляция "Не выбрасывай" (Waste Not), выставляющаяся теперь в Барбикане.

Инсталляция состоит из 10 тысяч бытовых предметов, с маниакальной методичностью разложенных по классам и категориям. Тряпочка к тряпочке, баночка к баночке, тюбик из-под зубной пасты к тюбику, крышечка от пластиковой бутылки к крышечке. Инсталляция ездит по миру с 2005 года, заполняя пространства различных музеев многоцветной мусорной абстракцией. Соавтором произведения надо признать мать художника, Чжао Сяньюань, копившую все эти богатства в течение 50 лет. Она родилась в 1938-м в довольно состоятельной семье, впавшей в крайнюю нищету, когда деда бросили в тюрьму по обвинению в шпионаже. Бережливость и привычка ничего не выбрасывать спасла ее в тяжелые времена. Только когда умер отец и когда выяснилось, что их старенький дом подлежит сносу, Сун Дун уговорил мать пустить этот бесценный вещественный архив в художественное дело, чтобы продемонстрировать еще одну фирменную китайскую технологию выживания. Западные критики восторженно описывали инсталляцию Сун Дуна как машину времени, позволяющую погрузиться в китайскую повседневность эпохи культурной революции. Русский зритель может вспомнить здесь о "Десяти персонажах" Ильи Кабакова, среди которых был "Человек, который ничего не выбрасывал": "Вся комната от пола до потолка была завалена грудами разнообразного мусора... Плоские вещи образовывали пирамиду в одном углу, разного вида бутылочки, банки находились в соответствующих коробках, по стенам, между развешанными связками мусора стояли своего рода стеллажи, на которых в строгом порядке были расставлены мириады коробочек, тряпок, палочек...". А вернее всего, русский зритель может просто вспомнить здесь о своих мамах и бабушках. О всеобщей шизофрении накопительства — чтобы было, на всякий случай, авось пригодится — в обстановке коммунального маразма.

Лондон, Barbican, с 15 февраля по 12 июня