Выставка авангард
В Музее личных коллекций ГМИИ имени Пушкина открылась выставка "Книга художника. Испанская коллекция" из собраний Георгия Генса и Бориса Фридмана. Испанская коллекция — это все первые имена: Пабло Пикассо, Хуан Миро, Хуан Грис, Сальвадор Дали, Антони Тапьес. Испанскими художниками и русскими коллекционерами восхищается АННА ТОЛСТОВА.
Лучший, пожалуй, Хуан Миро. Причем лучший Миро — не тот, который фантазирует на темы поэзии Жака Превера, Ивана Голля или Андре Ферно. И даже не тот, который дорог нашему сердцу, поскольку работал с Ильей Зданевичем, единственным из русских издателей, кому удалось встать в один ряд с великими французами: Le Courtisan Grotesique 1974 года с гротескными каракулями в желтых, красных, синих и зеленых пятнах стали последним издательским проектом Ильязда. Лучший Миро — с долгими, по метру в длину, литографическими разворотами: невыразимо печальные черные кляксы на благородной серой бумаге, кое-где оживленные заливками основных цветов. Это целиком и полностью книга художника Миро, ведь текст — поэма о ящерице в золотых перьях на французском — принадлежит поэту Миро. Тут думаешь, что ударение в выражении "livre d`artiste" надо делать на слове "артист" и что livre (книга) хорошо рифмуется с libre (свободный): в этом жанре царит почти полная творческая анархия.
Книгу художника принято называть на французский манер, livre d`artiste, потому что изобретение это французское: Амбруаз Воллар, Даниэль-Анри Канвейлер, Эжен Териад, Альберт Скира — в истории livre d`artiste имена великих издателей значат столько же, сколько имена великих художников, которые с ними сотрудничали. История оказалась краткой, как и золотой век модернизма: для пропаганды модернистских ценностей в очень специфическом кругу коллекционеров, эстетов-интеллектуалов, пусть и не так радикально настроенных, как Гертруда Стайн или Пегги Гуггенхайм, собственно, и была придумана эта книга не для чтения, где все — формат, бумага, коробка, обложка, иллюстрации, шрифты — отдано на откуп художнику. Всего-то чуть более половины столетия, за которые livre d`artiste стремительно вышла из просто книги с иллюстрациями и также стремительно растворилась в книжном объекте. Чем-то вроде книжного объекта выставка как раз и открывается: это "Десять рецептов бессмертия" Сальвадора Дали, посвященные королевской чете Испании. Офортная декорация к далианскому театру абсурда и маньеризма, напоминающая детскую книжку-игрушку с разрезными картинками, вынута из плексигласовой коробки, украшенной фирменными штучками каталонца: ручкой в виде телефонной трубки и замочками, спрятанными в "яичницах-глазуньях". Только довольно большой для livre d`artiste тираж, аж 260 экземпляров, и позволяет отнести это причудливое сооружение к классу книг, а не объектов: "Рецепты бессмертия" были опубликованы в 1973 году, 1970-е — закат эпохи livre d`artiste.
Выставку про французскую книгу художника делали пару лет назад в Московском музее современного искусства — к тогдашнему году французской культуры. То был первый музейный показ коллекции Бориса Фридмана, обладателя самого большого и самого ценного собрания livre d`artiste в России. Впрочем, "французская" выставка процентов на восемьдесят состояла из работ парижан российского происхождения, от Марка Шагала и Ивана Пуни до Юрия Купера и Эдуарда Штейнберга, потому что вклад "русского Парижа" в благородное книжное дело трудно переоценить. Одному из крупнейших мастеров жанра, Александру Алексееву, прошлой осенью посвятили отдельную выставку в Литературном музее, она стала вторым музейным представлением фридмановских сокровищ. Теперь подоспела третья серия (основная часть экспонатов — из коллекции Бориса Фридмана, им же составлен научный каталог): испанцы, несколько опоздавшие к концу года испанской культуры. Тоже в большинстве своем "испанские парижане" — кто по месту жительства, кто и месту работы (то есть издания).
Очень много Дали, поразительно разнообразного, в офортах "Венеры в мехах" или в гелиогравюрах "Алисы в Стране чудес" вполне узнаваемого, в легких контурах "Старика и моря" близкого к Пикассо, а в работе над Педро Аларконом напоминающего почему-то детгизовские иллюстрации Ильи Кабакова. Мало известный в России, но тоже напоминающий нечто левомосховское, попавшее под обаяние Жоржа Руо, художник Антони Клаве с пушкинской "Пиковой дамой", оказывающейся в забавном ряду между "Кармен" и "Гаргантюа". Изысканный Грис, к натюрмортам которого писал стихи Пьер Реверди, признавая тем самым, что в книге художника поэту отведена второстепенная роль. Роскошный в своем нарочито неряшливом минимализме Тапьес — на выставке есть и швейцарское издание "Римских элегий" Иосифа Бродского. Этим "русский след" здесь не ограничивается: добрая половина книг Пикассо на выставке сделана по заказу Ильи Зданевича, и издания эти, не уступающие знаменитым волларовским и териадовским, показывают, что футуристы бывшими не бывают. Особенно хороши "Полночные кони", которые скачут по страницам, разбрасывая строчки поэмы баронессы Эттинген "маяковскими" лесенками. У Бориса Фридмана к книгам Ильи Зданевича особо трепетное отношение: он собирает и экземпляры, прошедшие через его руки, и архив, касающийся этой удивительной издательской истории,— в музее, например, выставлено гневное письмо к Луи Арагону, без разрешения Ильязда опубликовавшего работу Пикассо в своей газете Les Lettres Francaises. Видимо, выдающийся русский издатель нашел, хоть и посмертно, своего выдающегося русского коллекционера.