Владимира Путина застали врасспрос

Вчера премьер Владимир Путин в Петербурге, в музее Пискаревского кладбища, встретился с несколькими ветеранами, пережившими блокаду Ленинграда и отстоявшими город. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ с удивлением обнаружил, что гораздо больше собственных проблем ветеранов интересует вступление России в ВТО и проблема Союзного государства России и Белоруссии.

Владимир Мухмедиаров, чтобы поговорить со мной, включил слуховой аппарат и все-таки все время переспрашивал.

— Я? Кто, я? Да, летчик-истребитель. Три самолета уничтожил над Ленинградом, ну и меня два раза задели. "Фоккер" крыло отсек! А еще один "Фоккер" пропорол мой самолет от хвоста до гривы! Мне сапог порвало...— Он до сих пор морщится с досадой. Владимир Мороз и Борис Беляевский до сих пор спорят, кто на самом деле взял Берлин, и спору этому уже никогда не будет конца. Жуков или Конев? Мороз или Беляевский?

Я спросил Асядулу Нигматулина, тоже летчика, сколько их, защитников Ленинграда, сейчас живы.

— Да вот,— пожал он плечами,— чуть не все за этим столом.

За столом сидели десять человек.

Здесь, на Пискаревском кладбище, где во время блокады в день хоронили 10 тыс. человек, премьер возложил венок к одной из могил погибших и встретился с ветеранами в музее Пискаревского кладбища.

Их убеждали не вставать, когда войдет Владимир Путин: боялись, что кто-то может упасть. Но они все равно все встали.

Премьер рассказал, что где-то здесь, на Пискаревке, может быть, похоронен его родной брат:

— В 1942-м у мамы забрали ребенка, чтобы спасти, но он заболел дифтеритом и умер. Она даже не знала точно, где его похоронили.

Герой Советского Союза Борис Беляевский сказал, что считает себя счастливым человеком.

— Вместе со своей родной бригадой "Катюша" прошел и Курск, и Сталинград, и Ленинград, когда блокаду уже сняли, а финны стояли в 32 км, и была задача — вывести Финляндию из войны. Вывели,— пожал он плечами.

— Так вот, я счастлив потому, что, проведя три года на огневой позиции, я сейчас...

Я думал, он скажет "живой".

Но он закончил:

— Имею возможность с вами встретиться.

На самом деле имел в виду, что живой. А не то что хотел сказать Путину: "Спасибо, что живой".

Конечно, у ветеранов всегда есть претензии к телевидению, а у Бориса Беляевского они оказались неожиданными:

— Как только включаешь телевизор, видишь один и тех же артистов. Ну так примелькались! Пугачева с Галкиным да Басков с Киркоровым!.. Я что делаю? Включаю канал "Планета" и смотрю!

Борис Беляевский нашел, между прочим, едва ли не единственный возможный для себя выход — ну не в Twitter же время убивать.

У него были к премьеру вопросы. Например, Борис Беляевский обеспокоен вступлением России в ВТО.

— Как предполагается выполнять принцип продовольственного обеспечения России? — прямо спросил он у премьера.— Мы же помним войну! Помним и ленд-лиз! Не хотелось бы возвращаться к помощи, которую не хотелось бы получать.

Владимир Путин, казалось, оторопел от этого вопроса. Он готовился к ответам насчет пенсий, пособий, жилья. Но выяснялось, что мысли этих людей, выживших в блокаду, заняты опять проблемами выживания, но только не своего собственного, а, как и раньше, всей их страны.

— Могут ли ветераны рассчитывать,— продолжил Борис Беляевский,— что при нашей жизни будет создано Союзное государство России и Белоруссии? Нас это очень беспокоит.

— Вы меня очень удивили,— в свою очередь признался премьер.

— Я же говорю: беспокоит это нас! — разволновался ветеран.

— Да нет, это очень приятно слышать! — заявил премьер.

И господин Путин долго разъяснял, что "Россия была раньше вроде как хлебной державой, а СССР все покупал хлеб... а сейчас Россия — третья в мире по экспорту хлеба. А есть такие отрасли, которые так рванули вперед, что не сравнить ни с одной страной мира. Птицеводство, например".

Впрочем, он признал, что "есть определенные проблемы для свинины" (а она-то об этом и не подозревает.— А. К.).

— Мы должны будем вдвое снизить ввозные пошлины на нее,— пояснил господин Путин,— и для потребителя это хорошо, но для производителя может создать сложности. А главное для нас — сформировать систему продовольственной безопасности!

На этом Борис Беляевский очень оживился и обрадовался. Система продовольственной безопасности чем-то напомнила ему, видимо, систему противоракетной обороны. Человек, работавший с установками залпового огня "Катюша", привык к системному решению вопросов.

Насчет Союзного государства премьер тоже обнадежил Бориса Беляевского, но признал, что Россия не договорилась с президентом Белоруссии Александром Лукашенко про общую валюту:

— Мы не можем иметь два эмиссионных центра — и в Минске, и в Москве. Нереально просто: экономика Белоруссии составляет 3% от российской.

Он разговаривал с ветеранами как с членами наблюдательного совета ВЭБа, и это было очень важно для них, и прежде всего для Бориса Беляевского.

Летчик Асядула Нигматулин попросил премьера немножко прикрыть темы "Россия для русских":

— Какие-то не очень нормальные разговоры идут на эту тему. У нас свыше 170 национальностей было!

Ветеран сослался прежде всего на разговоры Владимира Жириновского, но премьеру должно было стать очевидно, что татарин Асядула Нигматулин имел в виду — может, сам не подозревая того,— именно Владимира Путина. Как раз премьер в последние дни развил чрезвычайную активность в решении национального вопроса: сначала появилась статья в "Независимой газете", потом обещания ввести экзамен по русскому языку для мигрантов, потом совещание в Федеральной миграционной службе с предложениями ограничить въезд мигрантов по признакам, которые раньше признаками не считались...

Так что премьер горячился, отвечая:

— У нас действительно этнический кровный замес очень мощный... В период предвыборной кампании сложности, которые возникли после распада СССР, когда начал расти бытовой национализм, стали эксплуатироваться некоторыми политиками (не указал ни на кого конкретно.— А. К.).

Впрочем, выяснилось, что от своей позиции премьер не намерен отказываться:

— К нам приехало много мигрантов. И если бы не было коррупции в правоохранительных органах, было бы проще. Но она есть. И надо договариваться. И надо решать эту проблему, надо договориться с партнерами в СНГ, чтобы там учили русский язык, законодательство наше знали... действительно, такой остроты раньше не было.

— Может, ввести термин "российский народ"? — предложил ветеран.

— Он есть, просто надо им пользоваться,— пояснил господин Путин.— И кстати, в советское время было придумано неплохо: "новая историческая общность — советский народ"!

С этим решительно согласились все.

Бывшему командиру батареи Ленинградского фронта Ивану Шишевилову через два месяца будет 94 года. И вот что мучит его:

— В войну девушка, если парня в армию не брали, замуж за него отказывалась выходить. А теперь, наоборот, уговаривают парней не идти в армию. Надо же работу провести!

— С девушками? — переспросил господин Путин.

— Да! — воскликнул Иван Шишевилов.— Тогда наша армия будет сильнее!

Кроме того, ветерана категорически не устраивает современная физподготовка воинов:

— Во время финской кампании, как только передышка, командир раздевал нас до пояса, ставил перед нами лошадь и заставлял нас бежать за ней на лыжах! — ветеран, похоже, настаивал на том, чтобы вернуть в войска эту методику.

— Может, это и способствует тому, что я до сих пор сейчас жив... Я две двухпудовые гири мог поднимать и манипулировать ими — при моем весе 67 кг,— сказал этот сухонький человек.

Я все думал, когда он про пенсии заговорит и про жилье. Но эти люди были другими.

— Мы,— сказал Иван Шишевилов решающую фразу,— запасники и отставники, поддерживаем вашу правильную политику!

Теперь-то, я думал, он назовет и дату, когда отставники и запасники продемонстрируют эту поддержку,— 4 марта.

— Мы будем помогать вам! — продолжил он.— И будем помогать молодежи осваивать новую технику, чтобы держава была защищена!

На самом деле они себя отставниками ни в коем случае не чувствуют. Вот в чем все дело. Вот почему и живы.

Некоторые очень долго рассказывали про то, как и где они воевали, забывая, с какого вопроса начали. Но им очень нужно было высказаться.

—...Вот и вся моя история,— вздохнула Зинаида Сальникова.

— Мы вам гарантируем,— разволновался Асядула Нигматулин,— что жизнь за вас отдадим!

С войны они привыкли отдавать жизнь. Более того, в этом до сих пор была их потребность. И она никуда не делась. По каким-то причинам они не могут гарантировать, что отдадут жизнь России. Похоже, она их не во всем сейчас устраивает. В отличие от Владимира Путина.

— А я за вас,— ответил господин Путин.

На этом и договорились.

Ирина Скрипачева, председатель общественной организации "Жители блокадного Ленинграда", намекнула премьеру, что было бы очень хорошо, как тогда, в 1947 году, начать снижать цены:

— Мы только тогда ощутили, что выжили, что поднимаемся!

Этого Владимир Путин им не пообещал, хотя мог бы: по крайне мере летом цены на фрукты и овощи неумолимо снижаются.

— За неимением времени,— продолжила Ирина Скрипачева,— не буду много говорить. Тем более что и у вас оно спрессовано.

Я, честно говоря, позавидовал ей, бывшей блокаднице: у нее до сих пор даже на встрече с премьером не было лишнего времени.

Но она все-таки сказала, что разрушается мемориальный комплекс "Дорога жизни" и что она уже видела там яркие таблички "Земля продается".

Владимира Путина это сообщение, было видно, просто разозлило.

— И была вчера на круглом столе Союза пенсионеров, правда, пришлось быстро уехать в заксобрание...— продолжила Ирина Скрипачева, и я понял, что человек и в самом деле занятой.

— Так вот, просили передать вам пакет документов... зачитаю только первый абзац (за неимением времени, очевидно.— А. К.): "Предлагаем поддержать стратегический курс на возрождение России, проводимый Владимиром Владимировичем Путиным...".

Это было все-таки неизбежно.

Кто-то потом, конечно, спрашивал и о пенсиях, и о жилье. Но все-таки чаще просили повысить зарплату их детям и внукам.

— Уровень зарплаты не должен многократно превышать рост производительности труда,— объяснял премьер.— А то в какой-то момент цены схлопнутся, и мы даже не сможем пенсии платить...

— Не надо так! — охнули за столом.

— А ведь у нас зарплата растет опережающими темпами,— продолжил Владимир Путин.— В 2000 году средняя зарплата была 3 тысячи рублей. Если бы индексировали по инфляции, она сейчас была бы 7,5 тысячи. А она у нас 24 тысячи.

Потом со своего стула вдруг неожиданно и тяжело поднялся 88-летний художник Захар Хачатрян. Он хотел что-то сказать, но не смог и, видно, начал терять сознание. Он сидел рядом с премьером и стал клониться к нему через стол. Его удержали, дали воды, премьер попросил раскрыть окна и двери, появился личный врач Владимира Путина...

А Захар Хачатрян сам приходил в себя. Он отказывался от помощи. Он открыл глаза и попытался отдышаться, закашлялся, так что слезы выступили на глазах... Потом начал что-то машинально и бессмысленно чертить карандашом в блокноте...

Встал сидевший рядом 94-летний Иван Шишевилов и с укором сказал:

— Захар, ты чего?..

"Мы же войну прошли не для того, чтобы вот так сейчас..." — читалось в его встревоженном и хмуром взгляде.

— Я нормально,— вздохнул наконец Захар Хачатрян.— Я несколько слов сказать хотел.

— Вы сможете? — спросил его премьер.— Мы за вас испугались.

— Я смогу,— ответил тот.— Я почему кашляю? Мне снайпер угодил в левое легкое. Как я выжил тогда — анекдот!..

Ему принесли стакан воды, запахло валокордином, но Захару Хачатряну было не до этого.

— Лично вам я благодарен,— сказал он Владимиру Путину,— что получил квартиру спустя 65 лет. Но чиновники все равно поймали меня.

— Как это поймали? — засмеялся премьер.

— "Где вы,— говорят,— были в 1992 году? Нигде не зарегистрированы!" — "Иконы,— говорю,— писал. Они освящены патриархом всея Руси и католикосом Грузии".— "Это,— говорят,— не доказательство!"

— Это технический вопрос, решим,— сказал премьер.— А еще что?

Захар Хачатрян, оказывается, хочет восстановить Союз художников СССР, потому что тогда были твердые заказы для художников. Этого господин Путин ему не обещал (хотя заказы на Захара Хачатряна, подозреваю, могут теперь неожиданно свалиться).

Я смотрел на него и ничего не понимал. Еще пять минут назад этот живой, бойкий, яростно жестикулирующий сейчас человек был при смерти.

А теперь он рассуждал про Дейнеку и признавался, что соцреализм не люб ему.

"Захар, ты чего?" — стояло у меня в голове.

Когда Владимир Путин попрощался со всеми и ушел, я спросил у 94-летнего Ивана Шишевилова:

— Вы-то как?

— Я? — переспросил он.— А мне-то что сделается? К тому же я перед встречей предуктал на всякий случай принял.