некролог
В четверг вечером в больнице Пирея на 77-м году жизни умер Теодорис Ангелопулос. Великий греческий режиссер получил многочисленные травмы, когда, сбитый мчащимся мотоциклом, упал в бетонный колодец на съемках фильма "Другое море", последней части трилогии, начатой "Плачущим лугом" (To Livadi pou Dakryzei, 2004) и "Пылью времени" (The Dust of Time, 2008)
Такая нелепая, злая, и — одновременно — такая символическая смерть. Такая бытовая и такая мистическая: в "Орфее" (1950) Жана Кокто ангелы смерти в кожанках черных мотоциклистов забирали с собой поэтов, слишком прекрасных для этого мира. Ангелопулос тоже был поэтом. Он снимал свои долгие-долгие фильмы, как Гомер писал свои долгие-долгие сказы. И хотя в жизни казался сдержанным, несколько надменным интеллектуалом, скорее профессором, чем мечтателем, жил в пространстве мифа. В его фильмах предательница Клитемнестра отдавала Агамемнона в руки гестапо; трагедии, разыгрывавшиеся в труппе бродячих комедиантов, повторяли историю Атридов; горец-бандит начала ХХ века отождествлялся ни более, ни менее, как с Александром Великим.
Греческое кино существовало благодаря могучим одиночкам: с 1950-х годов — Михалису Какояннису, с 1970-х — Тео Ангелопулосу, даже и режиссерского образования не получившему. Проучившись год в Сорбонне, он перешел в парижскую Высшую киношколу, откуда еще через год, в 1962-м, его выгнали за нонконформизм. Вернувшись на родину, работал кинокритиком, а в режиссуру пришел, казалось бы, в самое неподходящее время, с установлением диктатуры "черных полковников": дебютировал "Реконструкцией" (Anapanastasi, 1970), деревенским триллером об убийстве женщиной и ее любовником мужа, вернувшегося с заработков в Германии, как древние герои возвращались из-под стен Трои. Ангелопулос знал: язык мифа преодолеет любой цензурный террор и напомнит грекам об их месте в истории.
Если упрощать, то в 1970-х он работал в русле находившегося на подъеме политического кино. Ангелопулос, вообще, был непреклонно левым: отказывался приезжать и в империалистические США, и в брежневский СССР. "Дни 1936 года" (Meres tou 36, 1972) — душный замкнутый круг провокаций, предательств и расправ в годы фашистского режима Метаксаса. "Комедианты" (O Thiassos, 1975) — история Греции 1939-1952 годов: мировая, а затем — гражданская, война увидена странствующей труппой. В "Охотниках" (I Kynighi, 1977) сытая компания, выехавшая в горы, находила кровоточащий труп партизана, убитого 30 лет назад.
Но политика для Ангелопулоса всегда была частью истории, а история — мгновением вечности. Начиная с "Путешествия на Киферу" (Taxidi sta Kithera, 1984), его экранные альтер эго — "режиссер А" во "Взгляде Улисса" (To Vlemma tou Odissea, 1995) и "Пыли времени", писатель в "Вечности и одном дне" (Mia Aioniotita, 1998), репортер в "Прерванном шаге аиста" (To Meteono Vima to Pelargou, 1991) — преодолевая пространство, передвигались во времени. Заново переживали канувшие в небытие минуты счастья или беспомощно присутствовали на оргии варварства, вернувшегося на Балканы в 1990-х, сталкивались с давно умершими или пропавшими людьми.
Манера Ангелопулоса — все эти блуждания в тумане, многозначительное молчание, долгие тревеллинги — могла казаться старомодной, если не претенциозной. Но в основе ее лежало физическое переживание времени. А разрыв цепи времен ощущался, как распад материи. Так в "Пчеловоде" (O Melissokomos, 1986) человек без будущего — бросивший все, что у него было, учитель, колесящий по Греции, сталкивался с человеком без прошлого — юной автостопщицей, чувствующей себя в родной стихии в мире автозаправок и придорожных фастфудов, оскорбивших своим присутствием землю Эллады.
Черный мотоциклист пришел за Ангелопулосом, не дав завершить трилогию, в которой он вновь пересказывал историю Греции, но на этот раз — через призму семейной судьбы.