Выставка фотография
В Мультимедиа Арт Музее (МАММ) открылась выставка Тарин Саймон "Фотографии и тексты", сделанная при поддержке MasterCard. В том, что три этажа музея отведены фотографиям будущего классика американского искусства, не сомневается АННА ТОЛСТОВА.
Фотографии большие цветные, тексты маленькие, набранные мелким шрифтом прямо на стенах,— умышленный контраст, специально, чтобы зритель проваливался в зазор между одним и другим. Вначале — первая серия, прославившая Тарин Саймон: "Невиновные" (2002). Большие парадные портреты людей в пейзажах или интерьерах — выверенные до миллиметра композиции, тончайший колорит, картины да и только. Из текста мы узнаем, что героев всех этих портретов ошибочно обвинили в тяжком преступлении: они получили смертный приговор или пожизненное заключение, провели многие годы в тюрьме и были оправданы по результатам анализа ДНК. Большинство снято в местах преступления, к которым они, как выяснилось, не имеют никакого отношения,— это место ничего не значило в их жизни и вдруг, в одночасье, изменило ее крутым образом, оказавшись черной дырой, ведущей туда, где время течет иначе, провалом в экзистенциальную бездну. Тут возникает ощущение кошмара, но откуда оно берется — как будто из воздуха. Фотографии сами по себе не рождают никаких эмоций — они в высшей степени нейтральны, объективированны, сделаны с пугающей отрешенностью, напоминающей барочные натюрморты vanitas с черепами и могильными червями. Тексты, похожие на справку из энциклопедии, точно так же нейтральны. Каждый из "Невиновных" был неверно опознан по фотографии, разумеется, документальной, которая, как явствует из этой истории, ничего-то не документирует. Око за око: вот они реабилитированы средствами фотографии художественной, но что это теперь для них значит. Впрочем, искусство Тарин Саймон не про социальную ответственность и не про активную политическую позицию, хотя и то и другое в нем, безусловно, присутствует. Это искусство другого философского градуса — оно о смерти, судьбе, случайности, наследовании, периодичности. Это трагедия рока, писанная квазинаучным языком новейших медиа. И ее место действия — всегда Америка.
Рядом с "Невиновными" висит несколько работ из серии "Нон-фикшн" (2003-2005): люди, пейзажи и интерьеры, снятые на Кубе, в Индонезии, Ливане, Сирии, Палестине, Эмиратах и США. Люди с именем, таким, например, как Фидель Кастро, и без имени, как индонезийский рыбак, спасавший многих во время цунами, места с именем вроде фиделевского дворца революции или КПП "Каландия" между Иерусалимом и Рамаллой — эти образы складываются в грандиозную картину американского Другого, в пейзаж подсознания Америки, показывающий, что любая "ось зла" всегда будет и вовне, и внутри. А заканчивается выставка серией "Контрабанда" (2010): 1075 фотографий, аранжированных в виде периодической таблицы вещей и веществ, что были изъяты у пересекающих границу США. Тарин Саймон провела пять суток на таможне в аэропорту имени Джона Кеннеди, снимая подряд все конфискованное. Ожидаешь увидеть здесь то, что может угрожать человеческой безопасности — оружие, наркотики, яды, но они лишь малая часть конфиската. В основном же изымаются биологические материалы: от кровяных колбасок и украинского сала до засушенных бабочек, клубней кислицы обыкновенной и оленьих пенисов для повышения потенции. И еще — контрафакт: от пиратских дисков до поддельных сумочек Louis Vuitton и матрешек с диснеевскими персонажами, копирайт на которые свято блюдет The Walt Disney Company. Все это снято в подчеркнуто стерильной манере на нейтральном белом фоне, словно бы фотография стремилась стать изоморфной самой идее чистоты и стерильности, положенной в основу благополучия американского мира. Стерильности во всех смыслах — от норм гигиены до чистоты брендов. Негигиеничный, грязный "остальной мир" обступает Америку со всех сторон, норовя просочиться сквозь таможенные фильтры, и Тарин Саймон контрабандой протаскивает его в США — пусть и в виде фотоизображения.
Центральная работа выставки — "Американский каталог скрытого и неизвестного" (2007) помещается между "Нон-фикшн" и "Контрабандой", занимая целый зал. Тарин Саймон приникает в места, захватывающие наше научно-фантастическое воображение, и вытаскивает на свет божий сведения, без которых мы бы спали спокойнее. В операционную, где делают гименопластику пленницам старинных предрассудков, и в Институт крионики, в чьих холодильниках ждут воскресения верящие в торжество науки оптимисты. На военный полигон в Кентукки с "мировой церковью бога", храмом никакого и всех божеств, служащим мечетью, синагогой, дацаном или кирхой — в зависимости от характера боевых учений, и в лаборатории, где выращивают марихуану для изготовления лекарств или ищут средство от ВИЧ. На крупнейшее в США хранилище ядерных отходов, секретный объект Хэнфорд, и на опытную площадку Центра судебных исследований Университета Теннесси, где изучают разлагающиеся трупы.
Если выйти на середину зала, можно заметить, что фотографии развешаны с хитрым умыслом, как тотальная инсталляция, зарифмованы и вступают друг с другом в диалог. Клетка с приговоренным к смерти человеком в тюрьме напротив клетки с белым тигром-уродом, жертвой селекционных опытов. Геометрическая абстракция в ЦРУ напротив совершенно поллоковской абстракции свалки смертоносных медицинских отходов. Конец трансатлантического подводного кабеля, протянутого в Нью-Джерси из Англии, напротив издания Playboy для слепых — от журнала остались лишь тексты с шрифтом Брайля, в том числе Набокова, Сартра, Воннегута, которые зрячие в нем, наверное, никогда не замечали. А светящиеся зловещим голубым светом капсулы с цезием и стронцием, хранящиеся в бассейне на объекте Хэнфорд, противопоставляются натюрморту с гниющими фруктами, изъятыми на таможне в аэропорту JFK, классическому образцу vanitas. Капсулы выстраиваются в фигуру, формой напоминающую карту США. Тарин Саймон вовсе не склонна к морализаторству. Просто в центре ее размышлений - проблема свободы и проблема смерти как платы за свободу, так что любое высказывание невольно получается столь многозначительным. Человек боится, ищет панацею, думает спастись в морозилке центра криоконсервации и верит в чудеса науки. Но наука бессильна: белая акула в неволе лишь разжирела, белый голубоглазый тигр с розовым носом, выведенный в питомнике, неполноценен. В общем, путь к бессмертию лежит где-то рядом.