Европейцы все еще шутят

"Происшествия" на берлинском фестивале spielzeiteuropa

Фестиваль театр

В рамках театрального фестиваля spielzeiteuropa на сцене Дома берлинских фестивалей венский Бургтеатр показал спектакль "Происшествия" по произведениям Даниила Хармса и французских юмористов. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Фестиваль spielzeiteuropa, просуществовав несколько лет, уходит в прошлое. Новый руководитель дирекции берлинских фестивалей Томас Оберендер пообещал городу придумать настоящий международный театральный фестиваль: Spielzeiteuropa, собственно, был не фестивалем, а "размазанной" на несколько месяцев программой гастролей. Приезд "Происшествий" — один из последних пунктов нынешней программы, но цвет берлинского театрального сообщества счел своим долгом явиться на спектакль вовсе не в знак прощания со старой фестивальной командой. Гастроли венского Бургтеатра — всегда событие для Берлина: в принципе к австрийской столице берлинцы относятся как к провинции, но самый богатый драматический театр не только немецкоязычного пространства, но, возможно, и всей Европы, здесь чтят. Да и имя режиссера Андреа Брет для Берлина не пустой звук — в 90-х она руководила театром "Шаубюне", в нулевых пережила полосу неудач и болезней, а теперь, похоже, возвращается в когорту актуальных мастеров.

Спектакль "Происшествия" составлен из нескольких десятков эпизодов, каждый длиной от полминуты до нескольких минут. Десять разновозрастных актеров, шесть мужчин в деловых костюмах и четыре женщины в нарядно-строгом, вперемешку разыгрывают тексты Даниила Хармса и двух его старших современников — французских авторов. Имя одного из них, Жоржа Куртелина, автора комических рассказов о повседневной жизни буржуазного сословия, кто-то, может быть, и помнит, второго же, юмориста Пьера Анри Ками, позабыли даже на родине (хотя Чарли Чаплин когда-то назвал его "величайшим юмористом мира"). Эпизоды намеренно не выстроены в какую-то внятную сюжетную линию, какие-то из них более забавны, какие-то менее и намеренно лишены привязки к конкретному времени.

Художник Мартин Цеетгрубер чередует всего три типа пространств: за полупрозрачным аванзанавесом возникает то большой, во всю сцену, пустой зал, обшитый деревянными панелями, то вытянутый вдоль рампы коридор с несколькими дверями, как в казенном месте, то стена с огромным проломом в центре и грудой обломков — как будто в помещение угодил вражеский снаряд. Ударил — и словно контузил обитателей этого причудливого мирка. Контузил — и тем самым заставил их проявить и выплеснуть друг на друга все свои психологические комплексы — социальные, сексуальные, возрастные и всякие другие.

У персонажей, конечно же, нет имен, об их имущественном или образовательном статусе можно только догадываться, эпизоды словно не с начала начинаются и ничем не заканчиваются — и если это и не высокий "абсурдизм", то просто веселый абсурд: брачная ночь, когда родители невесты дежурят у спальни и дают советы; чинный обед супружеской пары, за которым жена объявляет, что она принцесса; деловая встреча, выливающаяся в членовредительство... Взяв разрозненные старые тексты, режиссер, конечно, представляет психологический портрет не современников Хармса, а сегодняшнего общества: берлинцы могут называть его венским, венцы — берлинским, но все понимают, что посмеиваются над собой. При этом Брет — не Брехт, она не наставляет и не задирает публику, а экран между сценой и залом сделан словно бы еще и из соображений "техники безопасности", чтобы погасить пафос, если он вдруг появится. Впрочем, актеры столь тонко чувствуют ироничный, насмешливый стиль режиссера, что предосторожности, если они и имели место, были излишни.

Текстовые эпизоды прослоены музыкальными и танцевальными — в них неловкие и растерянные персонажи становятся особенно нелепы и по-своему трогательны. В них же проявляется и связь "Происшествий" со спектаклями Кристофа Марталера. А в последней сцене, где герои рассажены за столиками в огромном зале ожидания и поют что-то высокими голосами, Брет буквально цитирует знаменитейший берлинский спектакль Марталера "Убей европейца!". И как-то вдруг понимаешь, что марталеровскому спектаклю уже почти 20 лет. Это не к тому, что театральный язык "Происшествий" несколько старомоден, а к тому, что за прошедшие годы случилось достаточно событий, чтобы насмешка европейцев над самими собой стала горьким, но ни к чему не обязывающим ритуалом.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...