Выставка плакат
Выставка в Галерее искусства стран Европы и Америки по большой части посвящена польской афише начала XX века из собрания великого художественного критика Павла Эттингера. Для рифмы ГМИИ показывает еще и несколько десятков вещей второй половины века — времени высшего расцвета польской печатной графики. ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ увидел здесь историю о том, как мастера популярного жанра выводят высокое искусство на массовый уровень.
Считается, что граница между высоким и низким в культуре подверглась тотальному пересмотру после Второй мировой, в эпоху постмодернизма. На самом деле она стала исчезающе тонкой еще с тех пор, как типографские станки в Европе заработали на полную мощность, а в крупных городах появились выставочные залы нового типа — афишные тумбы. Находки серьезных художников через некоторое (иногда — довольно значительное) время выкидывались на улицу и оказывались рекламой того или иного мероприятия. Все, что потенциально может служить к украшенью продукта или места, неумолимо будет играть такую роль. Наверное, есть даже законы превращения стиля в обертку, но корреспонденту "Ъ" они неизвестны.
На выставке польского плаката интересны не столько вещи. Поляки, конечно, были прекрасно осведомлены о европейских модах, изучали альбомы с репродукциями парижских мастеров тиража, в общем, держали нос по ветру. Но их типографский модерн провинциален, и работ на уровне Альфонса Мухи или Тулуз-Лотрека они делать все-таки не могли. Им не хватало ни рафинированной холодности первого, ни страсти второго, переходящей в уродство. Конечно, польскому Серову, выпускнику Мюнхенской академии художеств Теодору Аксентовичу удавались соблазнительные красавицы для плакатов выставок основанного им Товарищества польских художников "Штука". Очень выразительным вышел и попугай от Кароля Фрыча, зажавший в цепких когтях гильзу для папирос фабрики М. Пасхальского. В обоих случаях мы сталкиваемся с профессиональным использованием двух важнейших двигателей торговли — секса и экзотики. Правда, поляки еще и всерьез утверждали национальную гордость, включая в плакаты элементы ремесленных узоров и рекламируя среди прочего художественный бал под горой Гевонт, символом независимости страны.
Фото: Дмитрий Лекай, Коммерсантъ
Но в целом варшавская повседневность столетней давности мало отличается от нынешней мелкобуржуазной Москвы. Вот нимфа в красном плаще рекламирует "американский скетинг-ринг", то есть площадку для катания на роликовых коньках, в галерее Люксембурга, копии парижской Лафайет и прообразе современного мегамолла. Вот блестящая реклама кабаре "Гадес" от Витольда Юргелевича: господин в цилиндре и дама в платье с длинным шлейфом скрывают лица веером, отправляясь в дом порока. Пажом у дамы служит черт, а за названием заведения следует слоган "Вещи веселые и бесполезные". Что может быть приятней столь трезвого подхода к прожиганию жизни?
Из ряда реклам выбиваются плакаты литовского символиста Микалоюса Константинаса Чюрлениса. Это вещи почти абстрактные. Его афиша ко второй выставке литовского искусства в Варшаве представляет собой лесной пейзаж, будто нарисованный пролитым кофе, и огромный диск солнца. Так из первого зала выставки протягивается четкая нить к последним, где ГМИИ показывает продукцию социалистической Польши. В отличие от советского плаката, тяготевшего к изображению героев семьи, труда и производства, живых людей в польской тиражной графике этой эпохи почти нет. Выставки плакатистов в СССР очень ценились: соседям по соцлагерю позволялось много больше, чем подопечным "старшего брата". Афиша и реклама послевоенной Польши легко заимствуют мотивы великих авангардистов. В рекламе ярмарки спецодежды видно знакомство автора с работами одного из самых замечательных живописцев немецкого "Баухауза" — Оскара Шлеммера. Выразительная афиша к "Макбету" заимствует стиль и манеру у Жоржа Руо. В цирковом плакате Мацея Урбанеца морды львов повторяются по тому же принципу, что физиономия Мэрилин Монро в картинах Энди Уорхола. Такая свобода уличного искусства была в СССР не представима нигде, кроме, пожалуй, журнала "Знание — сила". Но вдруг среди всего этого богатства приемов, аллюзий и цитат ловишь себя на том, что здесь не хватает живых лиц светских красавиц, чьих-то дочерей, отцов, профессиональных моделей — всех тех горожан, которых художники польского модерна задействовали в качестве актеров в своих пьесах для городской тумбы.