Через трения к звездам

Выставка современное искусство

В музее современного искусства Кастелло ди Риволи под Турином открылась выставка "Русский космос", организованная в рамках Года России--Италии при поддержке "Тройки Диалог" и ОАО "Новатэк". Выставка, посвященная 50-летию полета Юрия Гагарина, сделана директором МАММ Ольгой Свибловой в ответ на летние гастроли коллекции arte povera из Кастелло ди Риволи в Москве. Из Турина — АННА ТОЛСТОВА.

Выставка Arte Povera International куратора Джермано Челанта, автора термина arte povera ("бедное искусство"), развернута в парадных залах Кастелло ди Риволи. В резиденции Савойских герцогов, обещавшей стать очередным шедевром Филиппо Юварры, если бы колоссальный барочный дворец, возводившийся на месте средневекового замка, был достроен, так что в нынешнем незавершенном виде это тоже в каком-то смысле образчик итальянского бедного. Итальянцы, представители arte povera, выставлены вперемежку с идейно близкими заграничными современниками, от Энди Уорхола до Йозефа Бойса. И таким образом "бедное искусство", а с ним и вся Италия в придачу — та, что, как принято считать, после футуризма только и могла что плестись в хвосте мирового художественного прогресса, оказывается в рядах интернационального авангарда. "Русский космос", поместившийся под крышей, над Arte Povera International, неожиданным образом срифмовался и с соседней выставкой, и с самой недостроенной цитаделью: наш проект объясняет, как Россия, бывшая в начале XX века впереди авангарда, сдала передовые позиции в искусстве. Конечно, выставок про русские утопии было предостаточно, но гагаринский юбилей, как назло отмеченный рядом конфузов отечественной космической программы, расставляет по местам и космос, и космизм, и авангард, и современное искусство.

Любопытство публики, привлеченной названием "Русский космос", будет удовлетворено сполна: кроме изрядной подборки графики супрематизма, фотографий "Летатлина", сделанных Александром Родченко и Игорем Пальминым, и изящного ассорти из работ современных художников, здесь полно нехудожественных раритетов, в контексте выставки обретающих художественный смысл. Например, рисунки Константина Циолковского из архива РАН — альбом 1933 года, в фантастически точно предугаданных деталях изображающий космический полет. Огромная слуховая трубка и похожая на Всевидящее Око модель дирижабля из Музея истории космонавтики имени Циолковского в Калуге, собственноручно изготовленные "калужским мечтателем" и выглядящие как уменьшенные объекты какого-нибудь Ричарда Серры. Или трогательный набросок Сергея Королева, сделанный на космодроме Байконур 17 августа 1960 года для одной, надо полагать, очень симпатичной сотрудницы: над земным шаром летит спутник, а к нему с Земли тянется цветочек. На выставке можно посмотреть и шедевры советского фантастического кино: "Аэлиту" Якова Протазанова, "Космический рейс" Василия Журавлева, "Планету бурь" Павла Клушанцева, вдохновившую Стэнли Кубрика и Джорджа Лукаса на их звездные эпопеи,— всего этого не увидеть в знаменитом Туринском музее кино, где русский вклад в мировой кинематограф ограничивается Эйзенштейном и Тарковским.

Однако все вместе складывается в довольно печальную историю. Экспозиция начинается рисунками Василия Чекрыгина из серии "Воскрешение": мистические видения едва ли не самого верного последователя космиста Николая Федорова среди художников авангарда показывают, что русская идея освоения космоса — это мечта обрести бессмертие, и в ней невероятным образом сходятся практицизм и вера, наука и религия, утопия и жизнестроительный пафос. О религиозном и мистическом смысле русского космоса говорят тут и парящие во Вселенной супрематические архитектоны Казимира Малевича, Николая Суетина и Ильи Чашника, и работы современных художников. "Проекты реконструкции звездного неба" Франциско Инфантэ-Араны, битвы космических стихий в гризайлях Константина Батынкова, блуждающий в снегах "Ангел" Леонида Тишкова, поблескивающий звездочками костяшек домино "Мавзолей" Юрия Аввакумова. Даже фотографии легендарной акции 1999 года, когда совпали православная Пасха и День космонавтики, по случаю чего члены группы "Синий суп", Кирилл Асс и другие сочувствующие методам упаковщика Христо укрыли Московский планетарий алым покровом с буквами "ХВ", превратив его в гигантское пасхальное яйцо.

Выставка выстроена на визуальных рифмах, но в одних случаях они точные, то есть совпадающие по смыслу, а в других — нет. Скажем, альбом Константина Циолковского удачно вывешен рядом с офортами Ильи Кабакова из проекта "Центр космической энергии", отчего "дедушка отечественной космонавтики" кажется типичным кабаковским персонажем. А вот распятые под куполом цирка воздушные акробаты Владимира Стерлигова, ученика Малевича,— не товарищи распятой космонавтке Вячеслава Мизина из "Синих носов": в отличие от авангарда, современное русское искусство в отношении космоса по большей части иронично. Советский космический миф разобран по винтикам в "тряпочках" Тимура Новикова и картинках "Новых художников", в гуашах Ильи Китупа и в коллажах Дмитрия Гутова, в видео и перформансах "Синих носов", в инсталляции Александра Джикии, в комиксах Паши Пепперштейна и в граффити Валерия Чтака.

Почему восторжествовала ирония, возможно, объясняет ключевая вещь на выставке — настенная инсталляция Сергея Шутова "Небесные силы железного города": силуэты звезд, ракет и спутников из колючей проволоки придают политическое звучание крылатым словам per aspera ad astra, намекая на то, что советская космическая мощь ковалась за решеткой, иногда — в буквальном смысле. Это, конечно, очень по-русски: перед казнью, сидя в каземате Петропавловской крепости, рисовать ракету, как Николай Кибальчич, преодолевать земное тяготение в кандалах, строить город солнца за железным занавесом. И удивляться, почему искусство в таких условиях вырождается в соцартистское скоморошество. В финале выставки можно видеть кино- и фотохроники гагаринского триумфа в Москве, комментарием к которым служит видео Дмитрия Булныгина "Союз-11": хоррор, пародирующий кубриковскую "Космическую Одиссею", изображает катастрофу чудовищного корабля из кубиков сахара-рафинада, не тающего в воде, а как будто бы разлагающегося, словно живое существо. Словно империя, давшая имя "Союзу-11": ее затянувшуюся агонию мы наблюдаем по сей день, приключения "Фобоса" — лишь одна из конвульсий.