В Государственном Эрмитаже открылась выставка столь же утонченная, сколько и соблазнительная. Имя Пиранези в заглавии вполне способно привлечь к ней внимание широкой публики, но сами листы и сложная драматургия их развески — скорее услада для глаз знатоков. Смотреть на "Дворцы, руины и темницы" в исполнении Джованни Батисты Пиранези и других итальянских архитектурных фантастов XVIII века отправилась КИРА ДОЛИНИНА.
Пиранези — это лестницы, идущие в никуда, это мосты, не имеющие опор, это дым, свет и мертвенный покой руин, это парадоксальные ракурсы, мрачные аллегории, люди как стаффаж для великой архитектуры и, конечно, Рим — как абсолютное божество. Пиранези — большой культурный миф длиной в два с лишним века, в строительство которого свой камень вложили и Теофиль Готье, и Шарль Бодлер, и Виктор Гюго, и Олдос Хаксли, и Сергей Эйзенштейн, и Мауриц Корнелис Эшер, и Фриц Ланг, и Альфред Хичкок, из-под перьев, кистей и камер которых выходили образы, порожденные неуемной фантазией главного архитектурного мечтателя всех времен и народов. Он научил европейское искусство видеть прекрасное в умирающих городах, воспринимать темницы как эстетический объект, пускать фантазию по самым глубоким закоулкам собственного воображения, не бояться недоговоренностей и ничего не соединяющих арок и мостов, предпочитать темные силы светлым. Во многом это все за него придумано сильно позже, но мифология столь устойчива, что отсылки на пиранезиевские мотивы можно встретить повсеместно — от классических фильмов ужасов до новейших компьютерных игр.
Выставка в Эрмитаже не совсем об этом Пиранези. Она о Пиранези как о "странном феномене великого Рима, постепенно превращающегося из центра европейской художественной жизни в культурное кладбище Европы". Этому и многим другим отточенным определениям мы обязаны куратору выставки Аркадию Ипполитову, который в соавторстве с более молодым коллегой Василием Успенским сделал образцово-показательную гравюрную выставку. С отличным каталогом, в котором рассказана история венецианца, победившего Рим и гостей этого города, художника, чьим основным орудием была офортная игла, гравера, всю жизнь считавшего себя архитектором, архитектором и подписывавшимся, но построившим всего одно здание. С первым русским переводом в этом каталоге знаменитого трактата о жизни и трудах Пиранези Жака Гийома Леграна. С точечным включением в экспозицию рисунков (в том числе — художников клана Галли Бибиена и Пьетро Гонзага), которые своей неоклассической ясностью составляют необходимый контраст резким и буйным даже в самых, казалось бы, реалистических композициях листам Пиранези.
Вся эта научная "подложка" работает на славу и во славу Пиранези. Практически все представленные на выставке его гравюры происходят из альбома Opere Varie (1750-1761), в который, в том числе, вошли знаменитые серии Carceri, Vedute di Roma и Grotteschi. Однако из имеющегося в собрании Эрмитажа альбома, происходящего из коллекции графа Генриха фон Брюля (1700-1763), кураторы отобрали не столько самое узнаваемое, сколько более других играющее на основной сюжет выставки. Получился стройный рассказ о былом величии и упадке великого города, о различных способах видеть Рим и о способности одного художника на одном вроде бы материале раз за разом рассказывать новую историю. "Архитектурные фантазии" как визитная карточка раннего Пиранези, как его путь к огромной славе (и, надо сказать, к удачному бизнесу), как сильнейший тренд римской графики, затем обособленная ветвь европейского искусства в целом — сюжет компактный, но стоящий большого разговора.