Знаменитый британский историк luxury-goods, журналист Vanity Fair и Financial Times, автор многочисленных монографий ("биографии" Vacheron Constantin, Mikimoto, Piaget) Ник Фоукс издал новый труд — роскошная книга "Bals" вышла в издательстве Assouline. 300-страничный труд британского автора продолжает его прошлогоднюю работу "High Society", посвященную истории этикета высшего французского и английского общества. Если прошлый труд "примыкал" к Vacheron Constantin (в "High Society" речь шла в том числе и о часах женевской марки, использующей стилистические коды belle epoque), то "Bals" целиком и полностью принадлежит французскому ювелирному дому Van Cleef & Arpels.
"Bals" — это также и название последней ювелирной коллекции VCA, показанной в Париже в рамках июльской Недели высокой моды. Главы книги Фоукса совпадают с частями драгоценного собрания VCA. Монументальные исторические комментарии журналиста выглядят естественно в первую очередь потому, что и сам ювелирный дом любит привлекать в качестве драгоценных сюжетов сюжеты литературные. Героями драгоценных линий VCA в разные годы становились персонажи шекспировской комедии "Сон в летнюю ночь", а также участники фантастических приключений, придуманных Жюлем Верном. Van Cleef & Arpels известен как самый литературный и одновременно самый балетный ювелирный дом в мире: собственно, эти два обстоятельства привели к появлению драгоценных "Bals".
Журналист открывает свое сочинение так же, как и ювелиры открывают свое: с Зимнего бала, данного Николаем II в Зимнем дворце 11 февраля 1903 года. Близок конец романовской России: и этот невероятный и одновременно странный, причудливый бал, участники которого — представители царской фамилии, аристократия — выбрали костюмы допетровской эпохи, лучшее доказательство предстоящего заката. В рассказе мелькают исторические подробности царствования Романовых: подвиги Петра Великого, дворцовые перевороты, Екатерина Великая, пришествие Наполеона, правления Александра II и Александра III. О героях "русской" части "Bals" автор книги пишет подробнейшим образом: граф Шереметев поправился, Теляковский интриговал, княгиня Ксения Александровна сказала Всеволожскому "то-то и то-то". Последняя ремарка: "Уже через год после Зимнего бала Россия вступила в войну с Японией, и династия клонилась к закату, пройдя свой сказочный путь от XVII века до убийства в Екатеринбурге".
Вне сомнений, остальные "иностранные" части "Bals" именно русскому читателю покажутся более интересными, хотя бы с информационной позиции. Еще один бал — это Le Bal du Siecle, светский, но городского масштаба карнавал в Венеции, проведенный 3 сентября 1951 года французским богачом Шарлем де Бестеги. Между балом в Зимнем дворце 1903 года и венецианским карнавалом в коллекции Van Cleef & Arpels есть только один антракт: его Ник Фоукс заменяет эффектными вставными номерами — балом Поля Пуаре "Тысяча и одна ночь" (Париж, 24 июня 1911), серией костюмированных балов графа Этьена де Бомона (Париж, с 1916 по 1951 год). Этьен де Бомон передал эстафету Шарлю де Бестеги: последний провел венецианскую сессию достойно. Венеция на два дня и две ночи превратилась в театр масок и костюмов различных эпох. "Старые деньги" Европы — Ротшильды, Ланкастеры и примкнувший к ним Ага Хан отмечали начало эпохи dolce vita.
Следующий бал — Le Bal Black & White, заокеанский, точнее, американский, бальный ответ европейской аристократии. Бал был дан Труменом Капоте в нью-йоркском отеле Plaza 28 ноября 1966 года. Писатель, решивший отпраздновать взлет своей славы, пригласил на вечеринку 500 самых знаменитых людей в мире: черно-белый дресс-код соблюли Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Вивьен Ли, Миа Фэрроу, Фрэнк Синатра, представители семейств Аньелли, Рокфеллеры, Кеннеди, а также вездесущие герцог и герцогиня Виндзорские и махараджа Джайпура.
Два наиболее известных бала из второй половины книги — экзотический Le Bal Oriental (Париж, 5 декабря 1969 года, устроитель — барон Алексис де Реде) и легендарный Le Bal Proust (парижский замок де Феррьер, 2 декабря 1971-го). Книга завершается двумя фотографиями: опытной, усталой, пышной Элизабет Тейлор на Балу Пруста и юной, чарующей, хищной Марисой Беренсон. Обе чуть склонили головы: в память ли Пруста, или в знак утраченного беззаботного аристократического времени, приметами которого всегда балы.