После срыва альянса ВР и "Роснефти" стратегическим партнером госкомпании стала американская ExxonMobil. Это один из первых иностранных нефтегазовых концернов, получивший доступ к российским недрам, но до сих пор он участвовал только в проекте "Сахалин-1". Как будет построено партнерство с "Роснефтью" и что оно даст самому американскому концерну, "Ъ" рассказал глава ExxonMobil в России ГЛЕНН УОЛЛЕР.
— Среди иностранных нефтекомпаний у ExxonMobil чуть ли не самый давний опыт работы в России. Как бы вы его оценили?
— ExxonMobil работает в России с начала 1990-х годов. Мы успешно расширили нашу деятельность в области разведки, добычи и продажи нефтепродуктов. Сегодня ExxonMobil является оператором проекта "Сахалин-1" на северо-восточном шельфе острова Сахалин, имеет долю участия в Каспийском трубопроводном консорциуме, продает смазочные масла, специализированные продукты, пленки и продукты нефтехимии под марками Mobil и Esso, а также лицензии на технологии в области нефтехимии и нефтепереработки.
В рамках проекта "Сахалин-1" были пробурены самые протяженные в мире горизонтальные скважины, использована самая крупная буровая установка и самый большой выносной одноточечный причал. Сейчас мы также строим платформу гравитационного типа, которая станет крупнейшей в мире, и строим мы ее в России. К настоящему времени от проекта в российский бюджет поступило около $5 млрд. Предполагается, что за весь срок реализации проекта российское государство получит свыше $89 млрд в виде налогов, роялти и государственной доли в добыче нефти и газа. К сентябрю 2011 года по проекту было добыто около 43 млн нефти и более 7,8 млрд кубометров природного газа было поставлено покупателям на российском Дальнем Востоке. Российские компании или совместные предприятия получили контракты на сумму свыше $7,7 млрд.
Мы знаем, как работать в России, и чувствуем себя здесь комфортно. Начинать что-то с нуля в новой стране — это длинный путь. Мы планируем наращивать свое присутствие и увеличивать объем инвестиций, свидетельством чего является недавно заключенное соглашение с "Роснефтью".
— Тем не менее за 18 лет присутствия в России вы участвовали только в одном проекте. Какие возможности за это время рассматривала ExxonMobil?
— Такая крупная компания, как ExxonMobil, постоянно рассматривает множество инвестиционных возможностей. В нефтегазовой отрасли инвестиционные решения могут определять результаты деятельности на протяжении десятилетий. Поэтому компания придерживается долгосрочного и систематичного подхода к принятию инвестиционных решений.
Кроме того, я хотел бы отметить, что "только один" проект "Сахалин-1", как вы сказали, представляет собой один из крупнейших инвестиционных проектов в России с иностранным участием и служит прекрасным примером применения передовых технологических решений и опыта проектного управления с целью удовлетворения растущего мирового энергетического спроса.
— С какими рисками, трудностями и проблемами за эти годы столкнулась ExxonMobil?
— Мы занимаемся снижением рисков во всех странах, в которых работаем. Я уже говорил, что ExxonMobil работает в России последние 20 лет и что проект "Сахалин-1" является одним из наших наиболее успешных проектов. Мы придерживаемся самых высоких стандартов деловой этики, соответствия правовым нормам и честного ведения дел, в какой бы стране мира мы ни работали. Россия не является исключением. Мы выполняем взятые на себя обязательства и ожидаем того же от других. Это очень важно, поскольку представляет собой основу развития взаимных отношений.
Говоря о трудностях, я бы сказал, что проект "Сахалин-1" может служить примером в этом отношении. Контрольно-надзорный режим очень сложный, но мы успешно работали в этой системе, хотя были и свои сложности — в получении лицензий, различных решений и согласований с целым рядом ведомств. Необходимая документация для такого проекта состоит из нескольких тысяч страниц. Нам пришлось получать разрешение даже от центра по защите культурных объектов. Но за все это время мы научились успешно работать в подобных рамках — у нас не было задержек ни по одной из частей.
— Если проект поддерживает вице-премьер Игорь Сечин, как это происходит в последние годы, то процесс согласования, наверное, занимает гораздо меньше времени?
— Конечно, очень важно, когда проект поддерживается властям. Это в любой стране важно.
— Вы поэтому еще в 1995 году в качестве партнера пригласили государственную "Роснефть"? Надеялись на поддержку? Вот, например, параллельный проект "Сахалин-2" начинался без госкомпаний.
— На тот момент "Роснефть", конечно, была совсем другой компанией. Но и тогда у нее был колоссальный опыт работы на Сахалине, а мы всегда стремились иметь сильных местных партнеров. Когда государства стимулируют инвестиции со стороны нефтяных компаний, они могут значительно облегчить путь к успеху проектов. Это может быть сделано путем поддержания диалога, признания важности долгосрочных проектов, создания стабильной правовой, налоговой и контрольно-надзорной базы, способствующей привлечению инвестиций. Такие условия убеждают других инвесторов в том, что они получат справедливый возврат на вложенный ими капитал, сопоставимый с теми рисками, которые они берут на себя при инвестировании.
Я считаю, что партнерство с государственной компанией важно не только в России, это определяющий фактор глобальной нефтяной отрасли. Такие тенденции есть во всех странах, и ExxonMobil считает это сочетание очень работоспособным. Но в целом, на мой взгляд, для работы в России необходимо обязательно иметь в проекте национальную компанию. Работа на шельфе регламентируется законом, по которому возможных партнеров только два — "Роснефть" и "Газпром". С "Роснефтью" мы работаем уже давно и хорошо знаем друг друга.
— Какую роль ExxonMobil будет играть в стратегическом союзе с "Роснефтью"?
— Состояние российской нефтегазовой отрасли фундаментальным образом зависит от сочетания сильных сторон хозяйственного партнерства, в частности партнерства национальных и международных нефтяных компаний, которое является опорой глобальной энергетической отрасли во всем мире. Структура такого партнерства обычно предусматривает совместное инвестирование и высокую степень интеграции. Как правило, оба партнера глубоко заинтересованы в финансовом успехе проекта — они делят риски и отдачу.
Кроме того, национальные и международные нефтяные компании привносят в партнерство свои сильные стороны. Национальные нефтяные компании обладают доступом к ресурсам, знанием конкретных условий района работ, пониманием местных контрольно-надзорных требований и, что важнее всего, пониманием долгосрочных задач и ожиданий принимающей страны. Международные нефтяные компании делятся собственными преимуществами — ExxonMobil, например, занимает ведущее положение в отрасли по разработке и внедрению новых технологий. Мы также делимся опытом реализации проектов в различных неблагоприятных природных условиях, в том числе в ледовых условиях Арктики и российского Дальнего Востока. Сочетание всех этих преимуществ для организации эффективного сотрудничества требует еще одного условия — очень хорошо налаженной коммуникации между партнерами. Цели партнеров могут быть сходными, их роли в партнерстве — взаимодополняющими, но конкретные задачи одного партнера могут отличаться от задач другого.
Очевидно, что национальные нефтяные компании относятся к своим активам сверхбережно и стремятся использовать их в интересах национальной экономики. Эффективный диалог между национальными и международными нефтяными компаниями в течение всего срока реализации совместного проекта абсолютно необходим для понимания таких насущных и меняющихся приоритетов. Внимательно слушать партнера — вот ключ к эффективному общению, и ExxonMobil считает внимание к нуждам партнера своим приоритетным правилом при реализации любого такого проекта в любой стране. Когда уникальная структура, взаимодополняющие преимущества и твердое намерение внимательно слушать друг друга соединяются в партнерстве национальных и международных компаний, становятся возможными поразительные результаты для граждан страны, акционеров нефтяных компаний и потребителей мирового рынка.
— При этом все-таки большую часть рисков берет на себя ExxonMobil, а не "Роснефть".
— Больший риск мы берем на себя только в начале, и это обычная для всего мира практика: национальная компания предоставляет доступ к ресурсам, а иностранная — несет на начальном этапе основные риски.
— Кто был инициатором переговоров?
— Прежде всего, это соглашение базируется на более чем 15-летнем сотрудничестве "Роснефти" и ExxonMobil в рамках очень успешного проекта "Сахалин-1", и я бы сказал, что это была взаимная инициатива со стороны обеих наших компаний, обещающая взаимные выгоды.
Стратегическое партнерство позволит ExxonMobil принять участие в разведке и освоении одной из самых привлекательных нефтегазовых провинций в мире площадью 120 кв. км в Карском море с высокой степенью перспективности получения жидких углеводородов. В случае успеха эти проекты значительно увеличат ресурсную базу обеих компаний. Для "Роснефти" партнерство с ExxonMobil — возможность принять участие в разведке и разработке запасов в рамках различных проектов в новых для нее странах, в том числе в США. Это будет способствовать росту потенциала компании и ее международного присутствия. Мы также совместно создадим Научно-исследовательский центр арктических технологий, который будет заниматься внедрением существующих технологий "Роснефти" и ExxonMobil и разработкой новых технологий для наших проектов.
Несколько совместных предприятий и обмен персоналом помогут укрепить отношения между нашими компаниями и предоставят сотрудникам прекрасные возможности для профессионального роста. Соглашение о стратегическом сотрудничестве — прекрасный пример того, как российская и американская компании могут работать вместе для достижения взаимной выгоды.
— Соглашение было подписано в конце августа. Когда начались переговоры?
— 17 мая, через день после того, как истек дедлайн на сделку "Роснефти" и ВР. До этого никакие переговоры были невозможны.
— Обсуждали ли обмен акциями с "Роснефтью", как это предполагалось в партнерстве с ВР?
— Не обсуждали. Но я могу сказать, что ExxonMobil никогда не выступала в качестве портфельного инвестора. Если наши акционеры захотят купить акции "Роснефти", то смогут сделать это на рынке, как и сама "Роснефть", в случае интереса к нашим ценным бумагам.
— Почему ExxonMobil зашла на три блока? В случае с ВР это было связано с размером пакетов, участвующих в обмене.
— Я не знаю ситуации с BP, но нам предложили три блока, и все их мы сочли интересными.
— А вхождение "Роснефти" в ряд ваших проектов в Техасе, на шельфе Мексиканского залива и в Канаде было условием сделки со стороны госкомпании? Какие конкретные проекты обсуждаются?
— Нет, такого условия не было, эта идея возникла в ходе переговоров. Вхождение компании "Роснефть" в эти проекты будет осуществляться в соответствии с общепринятой отраслевой практикой: будут проведены переговоры о коммерческих условиях, потребуется согласие других владельцев этих проектов в соответствии с существующими договорными условиями.
В настоящее время ExxonMobil уже предложила "Роснефти" долевое участие в проектах в третьих странах. Информацию по ним мы сможем предоставить тогда, когда получим одобрение существующих партнеров по этим проектам.
— Соглашение подписывалось в присутствии премьера Владимира Путина. Американские власти поддержали вхождение "Роснефти" в проекты на территории США?
— Мы рассматривали этот вопрос и пришли к выводу, что никакого особого разрешения со стороны властей США на вхождение "Роснефти" в наши проекты не требуется. Но там, где работает консорциум, мы должны получить согласие наших партнеров.
— Каковы сроки реализации арктического проекта?
— В будущем году мы начнем сейсморазведку. Если она завершится успешно, то в 2014 году начнется бурение скважин. Еще через пять-шесть лет должна начаться добыча. Но во многом темпы реализации проекта зависят от налогового режима.
— Соглашение также предусматривает совместную работу на месторождениях с трудноизвлекаемой нефтью в Западной Сибири, в частности в баженовской свите. Как будет выглядеть этот проект?
— Сейчас для этого проекта создана специальная группа, которая начала работу. У нас есть огромный опыт по добыче сланцевой нефти в США, который мы собираемся применять в Западной Сибири. Но на данный момент мы больше сконцентрированы на шельфовых проектах.
— Когда вы подписывали соглашение с "Роснефтью", Владимир Путин сказал, что необходимо проработать изменения к налоговому законодательству. В "Роснефти" признают, что без них проекты на шельфе нерентабельны. Какой, на ваш взгляд, должна быть налоговая система? Получили ли вы в правительстве заверения, что она будет изменена?
— Конечно, без изменений налогового законодательства будущего у добычи на шельфе нет. Из прессы мы видим, что и в правительстве это осознают. Как я понимаю, этот вопрос будет рассматриваться уже в самое ближайшее время. Мы обсуждаем наше видение и с "Роснефтью". Могут быть самые разные конфигурации, но я думаю, что главная проблема в регрессивных налогах, то есть облагается добыча, а не прибыль. Если посмотреть на другие страны, активно привлекающие иностранные инвестиции, такие как Австралия или Канада, то там налоговый режим связан именно с прибылью. Такая система гораздо более гибка. При этом мы считаем, что работы по освоению шельфа стимулируют не адресные меры, а общий единый режим.
— Как вы оцениваете инвестиции в альянс с "Роснефтью"? Владимир Путин называл какие-то фантастические цифры в $200-300 млрд.
— В зависимости от успехов в геологоразведке при открытии новой нефтегазовой провинции и благоприятном налоговом режиме можно предположить, что в будущем будет несколько десятков проектов и каждый может стоить несколько десятков миллиардов долларов.
— Считается, что на арктическом шельфе сосредоточены в основном запасы газа, в то время как ExxonMobil добывает в основном нефть. Как будете развивать проект?
— Наша компания производит и нефть, и газ, и мы считаем, что Черное и Карское моря имеют хорошие перспективы для нефти. Но сначала надо провести геологоразведку, а уже потом принимать решения. Но если окажется, что месторождения преимущественно газовые, то логичным будет строительство завода СПГ, хотя во многом это будет зависеть от ситуации на рынке.
— Еще в январе вы договорились с "Роснефтью" о совместной работе на Туапсинском прогибе. Сколько велись переговоры? Этот проект был входным билетом?
— Переговоры начались еще за несколько месяцев, как только нам была предложена такая возможность. ExxonMobil не покупает входные билеты. Мы вошли в этот проект, потому что сочли его перспективным.
— А Валом Шатского, который рядом с Туапсинским прогибом, интересуетесь? Как вообще вы оцениваете перспективы Черного моря, которые у многих экспертов вызывают вопрос?
— Мы считаем черноморский шельф перспективным регионом, причем в большей степени российский сектор. Мы оценивали и Вал Шатского, но остановились на Туапсинском прогибе, на разработке которого и планируем сосредоточиться.
— По российскому законодательству поставить запасы на баланс может только владелец лицензии. Есть ли в этом вопросе какие-то ограничения для ExxonMobil?
— Для начала надо будет сделать открытие, подтвердить при помощи официальных документов экономическую эффективность этих запасов, и тогда мы сможем поставить их на баланс.
— Какие-то другие проекты в рамках альянса с "Роснефтью" или сами по себе рассматриваете?
— Россия — большая страна, а ExxonMobil — большая компания. Конечно, нам важно, чтобы "Сахалин-1" продолжал оставаться успешным проектом, чтобы успешно реализовывалось соглашение с "Роснефтью", поэтому пока сосредоточимся на том, что имеем. Но в целом, конечно, продолжим анализировать новые возможности.
— Какие изменения ExxonMobil почувствовала после того, как получила статус партнера "Роснефти"?
— Естественно, теперь к нашей компании приковано гораздо больше внимания. С властями же страны у нас всегда были хорошие отношения и взаимопонимание.
— А когда было проще работать в России — в 1990-е или сейчас?
— Я думаю, сейчас. По двум причинам. Во-первых, мы лучше понимаем систему, у нас есть целая армия сотрудников, в основном российские граждане, которые очень хорошо понимают всю кухню. А во-вторых, в начале 1990-х, в новой стране, система только формировалась, поэтому была неопределенность во многих вопросах. Сейчас все стало понятно.