Кино номинации
Объявлены номинанты "Белого слона" — национальной премии Гильдии кинокритики и кинопрессы за 2011 год. Лидеры — фильмы "Елена" (7 номинаций), "Шапито-шоу" (6), "В субботу" и "Жила-была одна баба" (по 5). С продюсером "Елены" и "В субботу" АЛЕКСАНДРОМ РОДНЯНСКИМ побеседовал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
— Насколько важен критический приз?
— Для искушенной публики в России единственная сила, способная дать экспертную оценку фильму, какие-то точки отсчета, если угодно, координаты,— это критика. Зрителям мейнстрима она ничего не дает.
— Способен ли критик создать репутацию фильма?
— Безусловно. Но репутация эта оказывается у нас важнее для отношений режиссера с государственными или частными инвесторами, нежели со зрителями.
— Существуют ли режиссеры-фантомы, созданные критиками?
— Что касается фантомов, то наша критика, бывает, выдает желаемое за действительное. Не констатирует явление, а авансирует его. Наличие нескольких одаренных молодых режиссеров было заявлено как появление "новой русской волны", аналогичной, например, румынской. Это было очевидным преувеличением. В любом случае режиссерские репутации складываются не только из мнений критиков. Одних фестивалей и рецензий для этого недостаточно.
— "Елена" — очевидный поворот в творчестве Звягинцева. Как вы выбираете проекты в сфере артхауса?
— Я ненавижу непонятно откуда взявшееся определение "артхаус" и всячески его в разговорах избегаю. Не вижу ничего артхаусного ни в "Елене", ни в фильмах Сокурова "Солнце" или "В субботу" Миндадзе, к которым имел честь быть причастным. Для меня нет артхауса — есть талантливые авторы, мощные замыслы, радикальные художественные решения. Все свои российские, американские и европейские проекты я отбираю именно по такому же принципу.
— "Елена" — единственный российский фильм, вошедший в номинацию на приз европейского кино. Как вы видите наше кино в контексте европейского?
— Справедливости ради, не единственный. Есть еще картина Косаковского, к которой я тоже имел некое отношение. Что же касается нашего кино в европейском контексте, то мы, очевидно, не законодатели мод. Наш кинематограф недостаточно радикален художественно, в нем мало социальной рефлексии, способности честно оценивать состояние "маленького человека" в современных обстоятельствах, мы пока не стали частью общеевропейских производственных усилий и не привлекли внимание европейских зрителей в прокате.
— Вы были сторонником утверждения в России большого коммерческого кино. Считаете ли вы, что эта идея потерпела крах?
— Я всегда мечтал, чтобы мы научились создавать фильмы, способные волновать миллионы. Несколько таких картин в середине нулевых у нас было. К некоторым из них я был причастен. Но, на мой взгляд, все коммерчески успешные фильмы того периода были скорее авторскими, чем жанровыми. Сейчас, к сожалению, идея "большого коммерческого кино" в индустриальном масштабе потерпела крах. Оно стало выглядеть как примитивный инструмент по выкачиванию денег — либо из зрителей, либо — много чаще — из разнообразных государственных и прочих финансовых структур. Большинство наших "больших коммерческих фильмов" объединяет чудовищно низкий уровень технического исполнения, очевидная вторичность и неубедительность рассказываемых историй, пугающая примитивность характеров.
— Что вы тогда можете сказать о работе над проектом "Сталинград"?
— Сложно отвечать на вопрос о "Сталинграде", признав в предыдущем ответе крах идеи российского коммерческого кино. Ключевыми словами в ответе будут "надеемся" и "стараемся". Я верю в Федора Бондарчука и его, я бы даже сказал, генетически унаследованную способность работать с большими формами. Сейчас он и по-человечески, и профессионально готов к тому, чтобы второй раз в своей жизни после "9 роты" сделать искреннюю историю, способную тронуть людей.
— Что означает ваш американский опыт? Не есть ли это результат разочарования в российской киноиндустрии?
— Нет, я бы вообще не противопоставлял эти сферы моей деятельности. Мне очень важно работать со Звягинцевым, с Расторгуевым, с Костомаровым, Миндадзе, с другими талантливыми авторами — повсюду: в Европе, России и США. В этом году мы закончили делать два американских фильма — "Машину Джейн Мэнсфилд" с Билли Бобом Торнтоном и "Козы" с Ди Джеем Карузо. Это очень разные фильмы — взрослая драма у Торнтона и трогательная история о взрослении у Карузо, но их объединяет одно, крайне важное, обстоятельство. Для обоих режиссеров это были проекты, о реализации которых они мечтали долгие годы, и, когда появилась возможность их сделать,— выложились полностью. Вот именно на "проекты мечты" я и ориентируюсь.